Гуманизм
Гуманизм
42. Гуманизм — философия закона, то есть того, что может быть основано на рациональных началах. У него два больших недостатка. Один заключается в искони присущем ему пренебрежении ко всему таинственному, иррациональному и эмоциональному. Второй состоит в том, что гуманизм по своей природе предполагает терпимость: но терпимость — добродетель наблюдателя, не правителя.
43. Типичный жест для гуманиста — удалиться, отойти в сторону; мирно жить в своем сабинском имении; и сочинять на досуге «Odi profanum vulgus, et arceo»[10]. Гуманист — это тот, кто видит доброе начало в своих врагах, поскольку отказывается признать, что они добровольно избрали зло, и видит добро в их учениях, поскольку во всяком учении, или философии, отыщется крупица здравого смысла и человечности. Он живет, руководствуясь принципом золотой середины, доводами разума, он идет, не сходя с середины дороги и никогда не выпуская из поля зрения обе стороны; он внушает уважение, но не способен пленить воображение.
44. Традиционно считается, что древний политеистический гуманизм потерпел крах, потому что представлял собой нереалистичную, чересчур искусственную систему. Но в каком-то отношении он все-таки был реалистичным, как этого и следует ожидать от всякой религии, имеющей в своей основе греческие корни. Олимпийские боги представляли, во всяком случае, действительные человеческие свойства — либо самые разнообразные и часто противоречивые архетипичные человеческие тенденции; на этом фоне древнеиудейская система — соединение всех желательных (в моральном плане) человеческих свойств в одном боге — вот где сугубо искусственный прием. Во многих отношениях древнегреческая система более рациональна и разумна; возможно, именно по этой причине выбор был сделан не в ее пользу. Иудейский бог — творение человека, тогда как греческие боги — его отражение.
45. Мы часто забываем о том, до какой степени Ренессанс, со всеми его достижениями, обязан своим возникновением именно возврату к древнегреческой системе. Взаимосвязь между язычеством и свободомыслием давно установлена и не нуждается в доказательствах; а все монотеистические религии в известном смысле окрашены в пуританские тона: сама их природа деспотическая и фашистская. Величайшие научные свершения древних греков — их логика, демократия, искусство — все это было возможным благодаря их очень приблизительным, зыбким представлениям о божественной сущности; то же справедливо и в отношении последних ста лет в истории человечества.
46. Но эта оппозиция, разумеется, не так проста, чтобы сводиться к противопоставлению «либерального» политеизма и «нелиберального» монотеизма. Религия всегда была для человека сферой его кровных интересов; и ясно, что сторговаться со многими богами или слепо верить им затруднительно — с одним куда как проще. Известная доля скептицизма и агностицизма, столь характерная для лучших образцов древнегреческой мысли, — естественный продукт политеизма; точно так же, как эмоциональный накал и мистическое горение рождаются на противоположном конце оппозиции. Конфликт между скептицизмом и мистицизмом возник задолго до эры христианства.
47. Подобно современным гуманистам, жители древнего Милета[11] не верили ни в загробную жизнь, ни в бога. Но в VII–VIII веках до н. э. случилось вторжение «возрожденцев»-орфиков, состряпавших «ирландское рагу» из искупления, спасения души и предначертанной благодати, да еще с ядреной приправой из экстатических мистерий. К V веку противоборство между орфическим мистицизмом и исконно милетским скептицизмом приобрело перманентный характер. С тех пор между Дионисом и Аполлоном мира не было — и никогда не будет.
48. Тем не менее время от времени в истории случаются такие периоды, когда становится как будто бы совершенно ясно, какая из двух противоположностей лучше отвечает общей потребности. Монотеизм служил опорой человеку на протяжении темных веков, наступивших вслед за падением Римской империи; но сегодня в нашей нынешней ситуации лучше подходит, по-видимому, беззлобный скептицизм гуманизма. Очевидно одно: нелепо рассматривать это противостояние как борьбу или схватку, в которой одна сторона должна потерпеть поражение, а другая одержать победу; его надо рассматривать как саму природу человеческого политического устройства, как sine qua non[12] существования в обществе и в эволюции.
49. Христианин говорит: «Если бы все были добродетельны, все были бы счастливы». Социалист говорит: «Если бы все были счастливы, добро бы восторжествовало». Фашист говорит: «Если бы все подчинились воле государства, восторжествовало бы и добро, и счастье». Лама говорит: «Если бы все были как я, добро и счастье не имели бы значения». Гуманист говорит: «Нужно еще как следует разобраться, что есть счастье и что есть добро». На последнее из утверждений возразить труднее всего.