Я предпочитаю марихуану и печенье так называемой настоящей жизни

Я предпочитаю марихуану и печенье так называемой настоящей жизни

Итак, сегодня утром вам придется принимать меня всерьез, потому что теперь я вовсе не долговязый автомобильный журналист с мозгами, полными всякой чепухи. Теперь я доктор. И у меня есть диплом.

Дело в том, что Брунельский университет наградил меня почетной ученой степенью, или, как мы, ученые, ее называем, honoris causa. Теперь я врач. Я могу починить вам ногу и пришить новый нос. Теперь я имею полное право видеть вашу жену голой. Я подумываю о том, чтобы приделать к своему имени на визитке пару букв.

К сожалению, они не посылают дипломы по почте. Поэтому в понедельник мне пришлось отправиться в знаменитый Конференц-центр в Уэмбли, где мне выдали мантию и плоскую шляпу, в которых я стал похож на гомосексуалиста.

Все происходящее было расписано по минутам. Задолго до самого события меня предупредили обо всех деталях, в том числе и о количестве шагов, которые надо будет пройти от выхода до сцены.

И я даже догадываюсь, почему мне об этом сказали. Вот я войду в зал, как нормальный и немного туповатый человек, и, разумеется, меня надо предупредить, что там двадцать одна ступенька, иначе я могу остановиться на полпути, решив, что уже дошел.

Относительно обратного пути, нам, докторам, уже не нужны были подробные инструкции. Там было написано просто: «участники процессии покидают помещение».

Между этими двумя действиями человек в мантии зачитывал список длиной в миллион имен, причем создавалось впечатление, что большинство этих имен были набраны в случайном порядке, а новоиспеченные ученые – нескончаемый поток желтых и коричневых лиц – подходили к канцлеру университета и забирали свои степени.

Я завидовал им всем черной и белой завистью. Твою мать, думал я, сидя в своей мантии и итонской беретке. Ну почему я не стал настоящим ученым, как они?

Вы никогда не должны жалеть о своем пережитом опыте, но, видит Бог, часто приходится жалеть о том, что пережито не было. Двадцать пять лет тому назад я решил, что в школе есть более интересные занятия, чем чтение поэм Мильтона.

Я катался на его книгах, как на санках, и в результате этих покатушек потерял свой билет в рай: в университет. С тех пор многое изменилось, мне даже дали ученую степень за то, что я болтался, как сосиска, под брунельским подвесным мостом. Конечно, мне льстит все это и смягчает горечь потери.

Я уверен, что высшее образование ровным счетом ничего бы не изменило в моей профессиональной жизни. Насколько я знаю, три года в университете студенты проводят или на диком острове близ Австралии, делая вид, что изучают гигантских моллюсков, или просыпаясь в кровати, которую их товарищи по общежитию вынесли ночью на центральную улицу города.

За те три года, которые я провел в газете Rotherham Advertiser, я научился намного большему, чем некоторые из тех, кто в понедельник вместе со мной пришел в Уэмбли.

Я успел заметить, что один из выпускников изучал последствия сексуальных отношений в тюрьме, а другой искал корреляцию между жизнью в Бутане и жизнью в Саутхолле.

Но я не дурак, по крайней мере сейчас, и прекрасно понимаю, что даже самый наитупейший курс в университете намного интереснее, чем ежедневная работа ради зарплаты.

Когда мне было девятнадцать лет, я рыскал по трущобам Ротерема и выслушивал истории толстых женщин, которые рассказывали, что головы их детей полны насекомых и требовали внимания со стороны городских властей.

Мне платили семнадцать фунтов в неделю – этого вполне хватало на галстуки и бензин. Но я был уверен на сто процентов, что половина моей зарплаты, уходившая на налоги, шла студентам, которые тратили эти деньги на марихуану и пирожные. Пока вы проводили вечера в красивых диспутах, я штудировал йоркширско-английский разговорник в надежде понять, о чем это со мной говорил человек из местной мэрии.

Пока на вас орали за восемнадцатую пропущенную лекцию за семестр, меня судили за то, что я неправильно расшифровал свои записи и допустил ошибки в своей заметке. А чтобы поправить ваши делишки, вам надо было всего лишь переспать с тьютором. Для решения моих проблем секса с судьей было недостаточно.

Окончив такого рода университет жизни, вы оказываетесь полностью опустошены. Хороший университет дает вам такой капитал знаний, что все остальное кажется легким.

Остается вопрос друзей. Я знаком с людьми, которые учились со Стивеном Фраем, Ричардом Кертисом и Борисом Джонсоном. И давайте не забывать о том, что Джон Клиз, Эрик Айдл и Грэм Чэпмен учились вместе в Кембридже, и я даже не могу себе представить, на что были похожи их совместные вечеринки. Наверное, они были повеселее, чем вечеринки с друзьями, с которыми ты познакомился, работая грузчиком в супермаркете.

Попробую донести до вас одну разумную мысль. В начале церемонии вручения дипломов в Уэмбли вице-канцлер Брунельского университета обратился к аудитории с речью, в которой рассказал, что в Европе существует пятьдесят институтов, возраст которых старше тысячи лет.

Это католическая церковь, парламенты Британии, Исландии и острова Мэн и парочка полуправительственных организаций в Италии.

Все остальные – университеты. И они до сих пор работают. И я пролетел мимо них, о чем буду сожалеть до конца своих дней.