Глава 4. 2000-е: «навязанный консенсус»

Глава 4. 2000-е: «навязанный консенсус»

Представим себе наблюдателя за политическими процессами в России, который, подобно герою научно-фантастических романов, погрузился в летаргический сон в конце августа 1998 года и очнулся от него ровно десять лет спустя. Скорее всего, этот наблюдатель, по крайней мере на первый взгляд, мог бы не узнать страну, выступавшую предметом его интереса, и удивиться произошедшим переменам. На смену глубокому экономическому кризису пришли уверенный рост всех показателей и весьма успешное социально-экономическое развитие (впрочем, вскоре они сменились глубоким, хотя и краткосрочным спадом 2008–2009 годов). На смену междоусобице различных сегментов элит и слабости государства как в Центре, так и в регионах пришли иерархия системы управления страной, известная как «вертикаль власти», и доминирующее положение «партии власти» «Единая Россия» в федеральном и региональных парламентах. Прежнее глубокое недоверие общества к лидерам страны и к проводимому ими курсу сменилось высоким уровнем массовой поддержки статус-кво [107] . Наконец, за десятилетие в России дважды произошла смена главы государства в ходе президентских выборов – избранного в 2000 году на этот пост Владимира Путина после двух законных президентских сроков в марте 2008 года сменил 42-летний первый вице-премьер российского правительства Дмитрий Медведев.

Впервые увидевший эту картину наблюдатель, скорее всего, согласился бы с мнением тех своих коллег, кто утверждали, что Россия может служить примером «нормальной» демократической страны, преодолевающей со временем многочисленные болезненные патологии своего развития [108] . Возможно, ему даже пришлись бы по вкусу утверждения о том, что Россия «подымается с колен», а ее политический режим не только успешно развивается, но и вправе выступать образцом для ряда других стран. Однако после более пристального и внимательного анализа от взгляда наблюдателя не могли бы укрыться многочисленные фундаментальные дефекты российского политического режима и «правил игры», лежащих в его основании. Наблюдателю пришлось бы в полной мере оценить и несвободные и несправедливые выборы, сопровождающиеся многочисленными фальсификациями итогов голосования, и ставшие рутинной нормой злоупотребления в использовании государством своих рычагов контроля над экономическими ресурсами, и политически зависимые и послушно штампующие спущенные «сверху» решения суды и, наконец, повсеместную коррупцию, представляющую собой не просто побочный продукт, но основное содержание государственного управления в России.

Многие из этих явлений были вполне знакомы наблюдателю еще во времена «лихих 1990-х», но степень и масштабы их распространенности в 2000-е годы весьма существенно возросли. Первоначальный оптимизм нашего наблюдателя, вероятнее всего, сменился бы, как минимум, скепсисом и заставил бы его сделать вывод о том, что за внешним «фасадом», казалось бы, успешного преодоления трудностей переходного периода 1990-х годов в России скрывались глубокие изъяны ее политического устройства. Более того, за десятилетие они не только не были исправлены, но, напротив, во многих отношениях даже усугубились.

В чем причины такого сочетания преемственности и изменчивости в российской политике 2000-х годов, и как они отразились на траектории политической эволюции нашей страны? Был ли этот период ее политической истории, который одни специалисты расценивали как «стабильность», а другие – как «застой», альтернативой турбулентному периоду «лихих» 1990-х либо, скорее, его логическим продолжением? Почему и как Путин и его соратники смогли монополизировать политическую власть в стране? Каковы были в этот период стимулы и стратегии российских лидеров для достижения их политических целей, какие факторы способствовали их успеху? И почему Путин, проведший огромную работу по строительству авторитаризма в России, передал пост главы государства своему преемнику Дмитрию Медведеву? Поискам ответов на эти и другие вопросы посвящена данная глава.