Старая кузница

Копоть и сажа погасших огней.

Вход занавесил подрост тальниковый.

Не оседлать здесь воскресших коней –

ржой изошли стремена и подковы.

Звон наковальни полынью сокрыт,

зябко несёт из дверей пустотою.

Так просветлённой прохладой сквозит,

будто под кузней колодец с водою.

Льются протяжно сквозь щели лучи

цветом вечерней щемящей печали.

Словно наивного счастья ключи,

счастья, которое не доковали.

Полуистлевшие спицы колёс,

мохом покрыты венцы и стропила.

Ветхую крышу прошила насквозь

жгучим дремучим побегом крапива…

В полночь под лай деревенских собак

скорбная тень кузнеца оживает.

Тяжко вздыхает и курит табак,

в горне остывшем золу разжигает.

Глухо меха проворчат – и огни

вспыхнут на время и тут же погаснут.

Словно хотел озарить наши дни,

но убедился, что это напрасно…

* * *

Приболела старушка: одышка,

ломит грудь. Видно, срок помирать.

И, пока не окликнул Всевышний,

коровёнку решила продать.

На рога нацепила верёвку,

и на рынок с утра побрели.

Через час примостились неловко

у железной ограды в пыли.

Простояли полдня – бесполезно!

Поубавился шум суеты.

Коровёнка меж прутьев железных

обглодала сирени кусты.

Наконец-то, остановился

мужичок. Проявил интерес.

Не торгуясь, с ценой согласился

и уже за деньгами полез.

– Что ж, милок, не спросил про корову?

Сколь даёт? И которым телком?..

– А зачем? – усмехнулся сурово. –

Не доить, чай, на мясо берём…

– Что ты! – вскрикнула, сердцем немея, –

Разве можно такую под нож?

Обняла коровёнку за шею. –

Ты её у меня не возьмёшь!..

А корова как будто бы знала,

понимала душою немой,

вдруг рванулась из рук, побежала,

со всех ног побежала домой!..

Ничего вроде нету такого,

но пошёл с той поры пятый год:

коровёнка жива и здорова

и старуха здоровой живёт…