Глава 10. Крыша мира

Как быстро можно забраться вверх на семь этажей по металлической лесенке? С него сошло семь потов, когда он понял разом несколько вещей. Что зря не любил физкультуру. Что опрометчиво лезть без страховки. Что если он раздумает сейчас – то спускаться вниз нужно будет столько же, сколько забираться наверх. Что отсюда открывается чудесный вид на пустырь и темные кусты, из которых они зачем-то сюда вышли.

Что вертолет, которого он не видит из-за бесконечной, огромной стены перед собой, завис где-то над ним и над крышей, и в треске его лопастей и ветре в ушах теряются прочие звуки.

Надо поднажать.

Сквозь пелену он слышит чьи-то крики, морщится, но слова не становятся разборчивее. В тяжелых ботинках уже мокро от снега и пота, но надо быстрее передвигать ноги… Он клянет мамины пирожки и упрямо шагает вверх. Стена, окно, узкая площадка – отдышаться и выше, выше. Почему эту лестницу еще никто не срезал? Столько металла пропадает! Глядишь – и не нужно было бы сейчас никуда забираться. Да что же там наверху?

Когда он наконец забирается на крышу, поток ветра едва не сбивает его обратно. Он прижимается к земле ватной черепахой.

Ему кажется, будто он не просто забрался на крышу, а оказался в неведомом новом шоу.

Вертолет висит над крышей, как гигантская стрекоза над цветком. Из голубоватого блестящего брюшка свисает веревочная лесенка, и за неё цепляются трое: крошечная девочка – уже у самого верха – подросток в куртке электрика – женщина без шубы. Шуба нелепой кляксой размазалась прямо под вертолетом, беззащитная, лишившаяся хозяйки. Евгений Борисович протирает глаза, ползет к середине.

Человек с редкой бородкой утирает скупую слезу белой бумажной салфеткой. Евгений Борисович с изумлением узнает в нем Вислого. Вислый, узнав в ползущем госте ненавистного участкового, на всякий случай уходит подальше.

– Где Веня? – шепчет одними губами участковый и наконец неловко поднимается, закрывая уши от шума.

Крошечный Веня, сняв с себя куртку, укрывает ею кого-то.

Вертолет поднимается вверх. Женщина исчезает в темном проеме. Дверь отрезает её от мира и от преследования.

– Чёрт, – ругается Евгений Борисович.

Оглядывается назад.

Расцвеченная огнями, его встречает выложенная неровная надпись, в которой он без труда узнает шрифты марий, молока, ломбарда:

«С днем рАждения, папа Мы ждем тебя горбоносова 77».

– Чёрт!

Вениамин что-то ласково шепчет на ухо незнакомке. Евгений Борисович вглядывается в её худое, скуластое лицо:

– Вяткина?

– У неё вообще-то имя есть, – обиженно заявляет Вениамин. – Маша. Этот говнюк год с лишним продержал принцессу в деревне.

Девушка всхлипывает.

Черная обводка вокруг глаз исчезла, но губы по-прежнему выглядят полными, мягкими. Темные волосы собраны в тугой хвост. На ней простой свитер и штаны, от которых даже в морозном воздухе отчетливо расходится запах деревни. С клеенчатого фартука на поясе улыбается в лицо Евгению Борисовичу мультяшный коричневый теленок.

Евгений Борисович пинает алую «а». Не видать ему памятной кружки. Но одна мысль упрямо не дает ему покоя. Что-то не сходится.

– Почему он тебя отпустил? – трясет он девушку за плечи.

– Он… он не хотел меня здесь сажать… мы должны были прилететь к папе на работу… а потом… потом… надпись эта… – Она рыдает и раскрывает свитер.

Под свитером, поверх футболки и передника – смешная круглая блямба с узкими ремешками, как в кино. Цифры на прямоугольном экране стремительно бегут обратно. Стрекочущий вертолет скрылся за лесом. Бежать бессмысленно.

– …, – шепчет Вениамин.

– …, – шепчет Евгений Борисович.

Сейчас они солидарны как никогда, без фальшивой вежливости и иронии.

Вислый пьет водку из крошечной бутылки и машет белым промокшим от слез платочком темноте.

32, 31, 30.

Можно спрыгнуть с крыши, лихорадочно думает участковый. Перерезать провода или что там… какой – красный, черный?

29, 28, 27.

Седьмой этаж, лучше по лесенке, шепчет второй голос. Ну какая может быть взрывная волна от такой штуки? А если она ещё и накроет её своим телом – то просто отползти. Поближе к буквам, ага. Вениамин, поймав лихорадочный взгляд товарища, быстро кивает. Нежно гладит девушку по спине и отползает в сторону.

…25, 24… кричат цифры на экране.

«Это ж надо было смастерить такое!» – восхищается участковый, ощупывая ногой край крыши. Дальше ползти некуда.

15… 14… 13…

– Не надо было сюда лезть, – бессильно одними губами выводит Вениамин, и это второй раз за минуту, когда напарник с ним согласен.

Когда цифры добегают до нуля, на людей постепенно – как будто целую вечность – обрушивается темнота.

В самом прямом смысле слова. Первыми гаснут буквы на крыше, прощально мигнув.

А потом выключается небо, подсвеченное рекламными щитами. Бац-бац-бац… Фонари и дома, стеклянные высотки, торчащие из-за деревьев.

– Вот это я понимаю – загасился, – восхищенно шепчет Вениамин.

Маша подбирает распластанную шубу и торопливо накидывает себе на плечи. Распускает гладкий хвост. Легонько дергает спиной – и вот уже видно: не случайная Маша, сгустившаяся из воздуха, а Вяткина, ночная царица.

– Поехали, – командует она призрачному экипажу, вытирая несуществующую тушь. Въевшаяся намертво привычка. – Я готова давать показания. Я все расскажу. Только папе надо набрать.

– Кажется, будет нам премия, – шепчет Евгений Борисович Вениамину, и тот тихонько смеется в ответ.