Что же мы хотели? Или предложения и пожелания трудящихся

Итак, а что же мы сами-то хотели построить?

Ну, для начала. – небольшой экскурс в историю. Точнее – как менялись представления о коммунизме у народа с течением времени. В начале ХХ века трудящиеся выходили на демонстрации с требованием 8-часового рабочего дня, участия рабочих в управлении предприятиями, повышения зарплаты, невозможности увольнения работника без его согласия, по инициативе администрации и тому подобными экономическими требованиями. Все эти требования после революции 1917 года были закреплены законодательно: в СССР были и гарантированная работа, и 8-часовой рабочий день при 5-дневной рабочей неделе, и оплачиваемый отпуск, и оплачиваемый больничный, и жильём большинство граждан были более-менее обеспечены, и женщины имели оплачиваемые декретные отпуска с сохранением за ними рабочего места и так далее. То есть – СССР был государством с высокой социальной защищённостью граждан. А ведь именно так представляли себе коммунизм на бытовом уровне простые люди в начале ХХ века. Далее Ленин в своих выступлениях не раз заявлял, что «коммунизм – это диктатура пролетариата», а так же «Советская власть плюс электрификация всей страны!». То есть – коммунизм в некотором смысле всё-таки построили. Но никто этого не понял и не заметил. Точнее – люди перестали воспринимать все эти достижения в качестве коммунизма. А всё потому, что, повторяю – марксизм у нас не развивался, да и идеологией во времена Хрущёва в стране занимались из рук вон плохо.

На ХХII Никита Сергеевич Хрущёв сгоряча пообещал всем советским гражданам, что в 1980 году наступит коммунизм. Программа строительства коммунизма к 1980 году была принята на XXII съезде партии в 1961 году. Одновременно народу было предложено включиться в процесс выработки III программы КПСС. Именно эта, Третья, программа КПСС, отразившая очередной «коренной перелом» и «новое направление» пресловутой Генеральной линии партии и была программой построения коммунизма. Но при этом в ней ничего не говорилось о том, что в стране уже было построено. Наши достижения никак не были зафиксированы и отрефлексированы, если хотите.

К 15 сентября 1961 года в 6 журналов и 20 газет поступило в общей сложности 29.070 корреспонденций, из которых 5039 было опубликовано. В общей сложности на партийных конференциях и собраниях трудящихся, посвящённых обсуждению этого документа, присутствовало 44 млн. человек, они внесли около 150 тыс. пожеланий и предложений (13).

1980 год наступил, но коммунизма не случилось. Вместо него, как шутили тогда, устроили Московскую Олимпиаду. Коммунизм стали обещать в XXI веке. До следующего века СССР не дотянул, благополучно развалившись в 1991 году.

Коммунистическую идеологию я рассмотрела в предыдущей главке. Но это всё догматика, которая обывателю зачастую непонятна и не интересна. Гораздо интереснее узнать, как же именно представляли себе это самое «светлое завтра» простые люди. Как же всё это, по их мнению, должно было выглядеть на практике?

А вот как. С конца 1950-х до 1964 года советские граждане написали сотни тысяч предложений по тому, как надо строить коммунизм. Хрущёв впервые с 1920-х годов разрешил народу открытое обсуждение государственных и общественных дел. Но подавляющее число предложений трудящихся шокировало власти – это была смесь крайне-левых (как назвали бы их в 1920-е – троцкистских) и фашистских взглядов на преобразование страны.

Частичное воплощение коммунистических идей подразумевало как постепенное внедрение коммунистического принципа распределения, так и его географическую локализованность: коммунизм в Советском Союзе предполагалось создавать первоначально не повсеместно, а в отдельных местах. В письмах имеется много предложений приступить к строительству образцово-показательных предприятий и организовать широкое распространение их опыта, а также

«начать в виде эксперимента создание баз, районов и коллективов, где будут иметь место коммунистические отношения людей в производстве и в быту; образовать на территории СССР опытные районы коммунизма с участием всех рас и всех классов нашей планеты, обеспечив эти районы всем необходимым» (13).

Иными словами – предлагалось создать в стране сеть коммун по образцу тех, что предлагали первые социалисты и коммунисты-утописты вроде Томаса Мора, Оуэна и Бэкона. Этакие «Города Солнца» как у Кампанеллы.

К примеру, коммунист и фронтовик И. Романов брался

«возглавить, построить и сформировать производственный коллектив тысяч на пять рабочих с коммунистическим укладом общественной жизни на базе одной из новостроек».

Более чёткое выражение идеи наглядного, но территориально ограниченного коммунистического образа жизни можно обнаружить в двух письмах. Тов. Заброда предлагал:

«В течение ближайших пяти лет, т.е. с 1962 по 1966 год, построить в различных местах на территории союзных республик СССР в каждой ССР по одному, по типовым проектам, характеризующим национальные особенности архитектуры республики, пятнадцать образцово показательных городов-коммун. Люди, работающие в этих городах, отбираются проверочной комиссией ЦК КПСС. С 1968 года все остальные граждане СССР, а также туристы из-за границы могут знакомиться с условиями и порядками в этих городах-коммунах».

Коммунист Е. И. Тимошенко обратился в редакцию «Комсомольской правды» со следующим соображением:

«Где-нибудь в Сибири, на берегу Лены или Енисея, построить коммунистический город-лабораторию по всем правилам коммунизма, во всём отличающийся от современных городов. В этом городе должны жить только люди, которые по своим моральным и душевным качествам вполне соответствуют требованиям этих правил и принципов. Нельзя допускать в этот город пьяниц и хулиганов, с тем чтобы там их воспитывать. В основном, жителями этого города должна быть молодёжь, чтобы как можно резче отделиться от всего старого, к сожалению ещё имеющегося в жизни нашего социалистического общества. А такие коммунистические люди, новые люди, у нас уже есть. Вот и собрать их в один город, а потом все будут туда ездить, смотреть на их жизнь и загораться желанием жить так» (13).

А если вдуматься, то товарищи коммунисты САМИ предлагали загнать их в гетто, или резервации и не мешать им строить «светлое будущее» для себя. А остальная страна – пускай как хочет. Лично у меня возникают от прочтения этих пассажей именно такие мысли. В глубине души товарищи коммунисты уже поняли, что «в этой стране и с этим народом» каши не сваришь. А значит…

В значительной степени построение коммунизма воспринималось как союз производственных и бытовых коммун. В редакцию журнала «Коммунист» поступали письма о том, что коммуны являются основным звеном коммунистического общества, организации, посредством которой будет практически осуществлён коммунистический принцип ?«от каждого по способностям, каждому по потребностям». Е. А. Лиокумович в своей работе, отправленной в журнал «Коммунист», отмечает, что

«коммунизм представляется как жизнь в условиях всеобщего благоденствия, изобилия в братском единстве и без государственной власти. Это утопия возврата к общине, что и было верным пониманием слова – коммуна».

Советские коммунисты-энтузиасты часто предлагали возвратиться к утопическим идеям 1920-х, которые стали запрещены при сталинизме. К примеру, как образец такого общества приводилось посещение писателем Ф. Панфёровым в 1920-е коммуны «Пролетарская воля» недалеко от Пятигорска. Он вспоминает, как захотел расспросить одну из коммунарок:

«-Как её фамилия? – спрашиваю председателя. – Фамилия? А у нас же частные фамилии ликвидированы. Единая у всех фамилия. Это доярка Анна Пролетволя. Тут вон, на углу, Тихон Пролетволя. Я Николай Пролетволя. Так-то!»

Тут сразу вспоминается Замятин с его «Мы», где имена и фамилии были заменены на цифро-буквенные индексы вроде И134 и О258. Писательская фантазия, конечно это понятно, но и она не на пустом месте возникла.

Создание изолированных от повседневной советской действительности поселений, обеспеченных всем необходимым, своеобразных анклавов справедливой жизни и всеобщего равенства, должно было предотвратить возможность морального падения кандидатов на роль «нового человека». Одним из главных положений в идее коммуны была справедливость, основанная на полном равенстве. Призывы к возрождению коммун, в которых отсутствует имущественное расслоение, и обращения к коммунистам отказаться в пользу общества от своего имущества, что тоже можно расценивать как некий вариант коммуны в масштабах целой страны, реализуют стремление населения к равенству и социальной справедливости. Социальный протест под воздействием проекта Программы партии выражался в апелляции к коммунистическому будущему как идеалу справедливости, вызывало игнорирование частью населения одного из принципов «Кодекса строителя коммунизма»: «кто не работает, тот не ест». При этом под трудом подразумевался физический труд, и поэтому работники умственного труда, особенно бюрократы и руководители, воспринимались как лодыри и нахлебники. Недовольные этим многие авторы писем предлагали ввести порядок, при котором каждый руководящий работник должен был отработать один месяц в году в качестве рабочего или колхозника. Часто раздавались предложения вообще ввести обязательный труд для всех трудоспособных граждан, в том числе для всех трудоспособных женщин, крайне нетерпимым считался тот факт, что многие женщины, являясь жёнами состоятельных людей и имея дипломы об образовании, не работают. Например, С. Рудик, не обнаружив в проекте Программы партии прямого указания на отмену паспортной системы, спрашивал:

«Неужели в коммунизм наши дети придут с паспортами и милицейскими прописками? Паспортная система, ограничивающая для советского гражданина право свободного выбора местожительства, никак не вяжется с тем новым отношением к труду, которое будет у человека в период коммунизма».

Призывы к созданию коммун и обобществлению имущества зиждились не только на восприятии коммунистов как «новых людей», для которых имущество уже неважно, но и на негативном отношении к разрыву в положении между различными группами населения при постоянном постулировании идей бесклассового общества без привилегированных слоёв в советском обществе, где преимущества даются только за личные заслуги.

Понятное дело, что все эти призывы и пожелания не встретили отклика у властей. Да и у простых советских людей тоже. Хотя… что-то в этом есть. Собрать, например, всех этих «плачущих ярославен», идейных большевиков и тому подобную публику, вывезти их куда-нибудь, можно хоть на тот же Дальний Восток, выделить им землю и сказать: «Вы хотели жить при коммунизме – вот вам! Стройте!». Тут, кстати, программа «дальневосточных гектаров» может пригодиться и весьма. И пусть себе строят. Сами. Без вовлечения в социальный эксперимент целой страны. Второй раз она этого уже не переживёт. Аналогично поступить с либерастами. Точно так же собрать весь этот навальный хлам, всех сетевых хомячков, «хипстеров амбарных», педиков, уродцев из «Дома-2» и прочую шушеру и отвезти в другой регион. Ну вот хоть на ту же Новую Землю. И пускай тоже там создают себе общество на основе либеральных ценностей. А Россия уж как-нибудь без них обойдётся.

Если некоторые авторы писем предлагали коммунистам добровольно отказаться от своего имущества, то другие настаивали на его принудительном изъятии. Наибольшее раздражение у населения вызывало такое имущество, которое в Советском Союзе воспринималось как особая роскошь: автомобили, дачи, частные дома, гаражи и т. п. В адрес различных организаций поступили тысячи предложений с идеями изъятия имущества. К. В. Белкин в своём послании указывал, что в проекте Программы «мало сказано о непомерной личной собственности, которая как палка в колесе коммунизма. Дачники, садоводы, владельцы автомашин подобны паразитам на здоровом теле строителей коммунизма. Они удлиняют путь к нему». Некоторые авторы развивали данную мысль, дополняя её не только предложением одномоментного изъятия, но и запретом на дальнейшую продажу автомобилей, и изданием закона, запрещающего иметь собственные дома и сдавать жильё в наём. Особое неприятие вызывали люди, которые получали нетрудовые доходы от сдачи своих домов на юге в курортный сезон, поскольку они одновременно были и частновладельцами и спекулянтами. Население жаждало справедливости и в финансовом вопросе. Поступали предложения проверить источники доходов всех вкладчиков в сберегательных кассах, и «деньги, нажитые нечестным путём, передать государству для использования на строительство коммунизма, а в будущем постепенно заменить наличные деньги именными лимитными книжками». Наиболее радикальное воплощение стремления к борьбе с тунеядцами можно обнаружить в письме К. К. Лавренко, который призывал упразднить такой «рассадник тунеядства», как 3 группа инвалидности.

А вот это уже откровенная зависть и злопыхательство, что само по себе не есть хорошо, ибо является прямым нарушением Божьей заповеди «Не завидуй!», или «Не пожелай имения ближнего своего». Зависть сама по себе деструктивна – это вам скажет не только любой служитель культа, но и любой психолог. А общество, основанное на зависти и уравниловке – обречено. Кстати, основной пунктик у всех этих «плачущих ярославен» как раз тот, что в СССР-де «было равенство». Мол, все жили более-менее одинаково бедно. И все были счастливы. Ну, равенство в СССР – это как раз очередной миф и мы к нему ещё вернёмся. А про советскую бедность хорошо сказал У. Черчилль:

«Если капитализм неравномерно распределяет богатство, то социализм равномерно распределяет нищету».

Много внимания было уделено и национальному вопросу, в первую очередь – еврейскому. К примеру, В. Сыроваткин писал:

«Евреи являются в СССР привилегированной нацией, т.к. они занимаются только умственным или лёгким трудом и не работают в шахтах, у станков, на тракторе и т.д., поэтому дружба с ними невозможна».

В сознании автора евреи выделяются из категории советских граждан, с которыми либо можно дружить, либо нельзя, это подчёркивает инородность евреев в рамках Советского Союза. Поэтому нет ничего удивительного в том, что дальше В. Сыроваткин предлагает или выселить всех евреев в Израиль, или собрать их в автономной области на Амуре или даже севернее.

Ну, к евреям, как и к положению других народов в СССР, мы ещё вернёмся в соответствующей главе.

Много предложений было и по реформированию семьи. Так, П. И. Гребнюк призывал не только к коллективному пользованию продуктами труда и коллективному воспитанию детей, но и к ликвидации способа жительства отдельными квартирами и устранению разделения людей на семьи, поскольку семья в его понимании была источником частнособственнического воспитания.

Иными словами – прекратить строительство отдельного жилья и вернуться к практике коммуналок. Про это – см. главу «Квартирный вопрос».

Не была обделена вниманием и проблема алкоголизма. Пьянство воспринималось как большое социальное зло, без искоренения которого нельзя построить коммунизм. Поэтому многие люди призывали к некоему варианту «сухого закона», дабы в течение первого десятилетия «эпохи развёрнутого строительства коммунизма» прекратить оборот спиртных напитков свыше 20 градусов».

Про пьянство мы тоже поговорим особо. Тема больная. Хотя, если верить статистическим данным и истории, – русские не являются пьющей нацией. Те же скандинавы, например, пьют куда больше.

Такой радикализм во взглядах сотен тысяч, если не миллионов советских граждан, порядком напугал номенклатуру. Одной из причин снятия Хрущёва со всех постов был в том страх высшей бюрократии перед возможным наделением правами таких советских энтузиастов ультра-коммунизма и фашизма. Приход к власти группы Брежнева по сути символизировал отказ номенклатуры от эволюции социализма. А с приходом Брежнева и его команды страна тихо сползла в то, что сейчас принято называть «застоем».

Почему же получилось то, что получилось? Попробуем разобраться. И начну я издалека.

Февральская революция 1917 года явилась для живших на тот момент в эмиграции большевистских руководителей – Ленина и остальных – полнейшей неожиданностью. неожиданностью, кстати, она стала и для царя Николая Второго, который, ничего не подозревая, отправился в Ставку в Могилёв. Положение на фронтах не было таким уж безнадёжным, скорее наоборот – на фронтах были сплошные победы; да и голода особого в обеих столицах тоже не было. Конечно, не нравилось людям повышение цен на хлеб и другие продукты первой необходимости, но это было следствием неизбежной в годы любой войны инфляции. Война удовольствие дорогое и для покрытия военных расходов страна просто вынуждена включать печатный станок. Единственный случай, исключение из правил, когда военной и послевоенной инфляции удалось избежать, был как раз в сталинском СССР, когда уже через два года после окончания Великой Отечественной войны, в 1947 году были отменены карточки и проведено снижение цен. Как и почему это удалось – потом, во Второй Части.

Итак, февраль 1917 года. В Петрограде в очередной раз повышают цены на хлеб, плюс ко всему, срываются графики поставки продовольствия в столицу, что вызывает очередную вспышку недовольства. Этот момент напоминает мне события уже конца 80х-начала 90х, когда уже в СССР вдруг из магазинов резко исчезают товары. Тогда дефицит всего был создан искусственно. Не было ли нечто подобное устроено и тогда, в 1917? Одновременно в окружении царя зреет заговор. В число заговорщиков входили министры и несколько представителей высшего офицерства, в их числе герой Первой Мировой войны – генерал Брусилов. Изначально заговорщики не планировали свержение монархии. Они хотели только, чтобы Николай Второй отрёкся в пользу либо своего сына – цесаревича Алексея при регентстве своего брата, дяди наследника, Великого Князя Михаила, либо в пользу самого Михаила. Но Алексей был серьёзно болен – у него была гемофилия – генетическая патология при которой нарушена свёртываемость крови, а Михаил просто испугался ответственности и тоже подписал отречение. В итоге династия Романовых была низложена. А сейчас, к тому же, появилась весьма правдоподобная версия, что не было никакого отречения, а Манифест Николая Второго был просто фальшивкой, ведь напечатан он был не на особом бланке, а на обычном листе бумаги на пишущей машинке.

Для Ленина и компании это стало шоком. Первой реакцией было: «А как же мы?! Почему без нас?!» И на экстренно проведённом пленуме было принято решение пробираться в Россию любым способом. Но как?! В Европе бушевала война. Ленин и компания сидели в нейтральной Швейцарии, а для того, чтобы попасть в Россию надо было проехать через территорию кайзеровской Германии, которая находилась в состоянии войны с Россией. История эта похожа на детектив. И, кстати, миф о «запломбированном вагоне с германским золотом» в котором, якобы, большевики прибыли в Россию – не совсем миф. Деньги на революцию действительно дала Германия, в свою очередь взяв их в долг под грабительские проценты… на Уолл-стрит. Да! Обе мировые войны были, по сути дела, рязвязаны там! Только, разумеется, товарищи большевики не тащили их с собой в чемоданах. Средства были переведены несколькими траншами в Россию через международные банки, имеющие свои отделения в России. В частности – через «Лионский кредит». Конечно, германская разведка дала товарищам революционерам гарантии безопасности при их перемещении через Германию. А Ленину и компании путь предстоял неблизкий – из Швейцарии через всю Германию до Киля, где они сели на пароход, идущий в Стокгольм. Швеция тоже была нейтральной страной. И на тот момент единственной мирной границей и оказалась граница между Швецией и Российской империей. Точнее – Великим Княжеством Финляндским, входившим в состав Российской империи. На поезде большевики добрались до Умео, где заканчивалась тогда железнодорожная линия, а оттуда на лошадях добрались до Хапаранды – приграничного шведского городка. Именно через Хапаранду, это «игольное ушко» и пробрались большевистские вожди в Россию. Что было дальше – известно. Переворот, захват власти. Большевики очень надеялись, что их пример окажется заразительным и за ними последуют остальные страны. Но остальные страны как раз следовать за Россией отнюдь не спешили. Единственной страной, где тоже произошла революция, оказалась Германия. Но там попытка местных коммунистов захватить власть окончилась провалом. Мировая революция откладывалась. Наши большевистские вожди ждали, ждали… Поняв, что ждать можно очень долго, ввели НЭП. Это было уступкой. Большинство людей, живших в то время вспоминают нэповские времена как относительно сытые, стабильные и спокойные. А большевики просто не знали, что им делать со страной. Ждать мировую революцию? А если она не произойдёт? Или произойдёт, но не при их жизни? И тут умирает Ленин. Собственно, его смерти втайне ждали все. Особенно Сталин, который не верил ни в какую мировую революцию. Сталин был реалистом и он призывал строить социализм в одной отдельно взятой стране. А вся эта затея с мировой революцией – вилами по воде писана. При этом он ни разу не сказал, когда социализм будет построен. Сказал – построение, а спустя несколько лет уточнил: нужно за 10 лет создать промышленность. Тяжёлую индустрию. Иначе нас уничтожат. Это было произнесено в феврале 1931 года. Сталин ошибся ненамного. Через 10 лет и 4 месяца Германия напала на СССР.

Принципиальными были расхождения группы Сталина и твёрдокаменных большевиков. Не важно, левые они, как Троцкий и Зиновьев, правые, как Рыков и Бухарин. Все полагались на революцию в Европе…

НЭП был свёрнут, начались сплошная коллективизация и форсированная индустриализация. Это породило новые трудности и сложности. По стране прокатились массовые крестьянские бунты, в некоторых городах бастовали рабочие, недовольные скудной карточной системой распределения продуктов. Словом, внутренняя социально-политическая обстановка резко обострилась. Сталину удалось сломать сопротивление в своём окружении, самых ярых противников уничтожили, индустриализацию провели. Но дело-то в том, что царская Россия, которую очень любят изображать «лапотной» и «отсталой» таковой вовсе не являлась! По темпам своего экономического развития накануне Первой Мировой Россия опрежала все развитые страны того времени, включая США! За время правления Николая Второго население империи увеличилось на 62 млн чел. А то, что Россия досталась большевикам нищей и лапотной, разорённой и «с сохой» – это, как раз заслуга товарищей большевиков с их революцией и развязанной ими гражданской войной. Так что большевики ликвидировали разруху, которую сами же и развели. Да и все их планы обустройства страны – тот же «План ГОЭЛРО» и план индустриализации, предусматривавший создание промышленных районов на Урале и в Сибири были созданы тоже не ими. Эти планы были предложены ещё в 1915 году, как планы послевоенного развития страны. И они уж точно не предусматривали таких мер, какими их осуществляли.

Так что советский период в истории страны действительно можно считать экспериментом. И, как во всяком эксперименте результаты могли быть абсолютно непредсказуемые.

Русских людей любят обвинять во многих грехах. Одним из таких «чёрных мифов», которые очень охотно верят либералы домашнего разлива является миф о том, что «демократия русским не свойственна». Я обычно отвечаю на это: «А как же новгородское вече?». Да и не только новгородское. Практически все дервнерусские города управлялись вечевым правом. Наследием веча являются, например, сельские сходы. Или заседания правления колхоза. Демократия, как представительская, так и прямая, на Руси была распространена довольно широко. И советский период не стал исключением. Рассказанная выше история с обсуждением Третьей программы партии – тому подтверждение. Не менее широко и активно обсуждалась и последняя советская Конституция, прозванная в народе «брежневской». Эта Конституция, принятая 7 октября 1977 года, аккурат в день 25-летия, кстати, нашего нынешнего президента – Владимира Владимировичя Путина, стала высшим достижением эпохи. И этот документ действительно стал одним из самых демократичных документов своего времени. Впервые в мире гражданам страны законодательно закреплялись право на труд, право на бесплатное образование и бесплатное медицинское обслуживание, право на отдых и право на жилище. Эта Конституция во многом наследовала прежней, «сталинской», но в отличие от прежней в неё попали и такие положения, как свобода вероисповедания, совести, слова, собраний и демонстраций. Другое дело, что свобода демонстраций касалась только демонстраций на 1 Мая и на 7 Ноября. Верующих тоже продолжали щемить, но уже по-тихому. Да и, по совести сказать, эти красивые слова были включены в Основной Закон не в последнюю очередь для пропагандистского эффекта на Западе. Под влиянием Хельсинского саммита. В стране по-прежнему сохранялась однопартийная система, оформленная в «нерушимый блок коммунистов и беспартийных», о создании каких-либо других политический партий нечего было и мечтать, а «руководящая роль Коммунистической партии» была закреплена в пресловутой «6 Статье» Конституции СССР. И, что самое интересное, в процессе обсуждения брежневской Конституции очень многие советские граждане, даже не будучи диссидентами, требовали исключить «Шестую Статью» из проекта Конституции, мотивируя свои требования тем, что сознание советских людей вполне себе созрело для самоуправления, а классовой борьбы в СССР нет. А посему – и руководящая сила не нужна. Всё это, вкупе с довольно многочисленными требованиями наделить компартию кроме прав ещё и какими-то определёнными обязанностями перед народом, а так же снизить возрастной ценз для государственных деятелей до 60 лет, напугало номенклатурных старцев. И статья была включена в Основной Закон (2).

Вот интересный парадокс получается! Чем больше изучаю советский период, тем больше поражаюсь ему – советские граждане власти вполне доверяли, а вот власть гражданам как-то не очень. По большому счёту – правители наши боялись свой народ. Особенно русских. Но о национальной политике, в том числе и по отношению к русским – в следующих главах. Да и сами достижения «реального социализма» для большинства советских граждан были вовсе неочевидны. Вот, например, такой не очень известный факт: с 1927 года по 1985 доля заработной платы работникам в чистой продукции снизилась с 58 до 36% (2). В то время как в развитых промышленных странах Запада доля заработной платы в чистой продукции достигает 65—75%. При том, что производительность труда в СССР снижалась, а цены на потребительские товары и услуги росли. Да, они росли несравнимо с нынешними, на какие-то копейки, но покупательная способность рубля тем не менее падала (2). В связи с этим ещё один неприятный для товарищей коммунистов вопрос: а почему это товарищи коммунисты, которые на словах объявляют себя защитниками прав трудящихся платили этим самым трудящимся гораздо меньше, чем буржуи? Почему почти половину своего существования СССР жил при карточной системе? Коммунисты что, не хотели, чтобы люди жили хорошо?

Ещё один не очень афишируемый факт: всё возрастающее имущественное неравенство советских граждан. Сейчас принято считать, что жили мы при социализме примерно одинаково, однако, это было не так. И в СССР были свои богатые и свои бедные. И вовсе не всегда богачи были представителями «теневой» экономики. Вот данные на 1980 год: свыше 250 руб на одного члена семьи тогда получали не более 1,3% населения; 150—200 руб – 17,1%; 75—150 руб – 55,8%; менее 75 руб – 25,8%. При этом 8,8% граждан СССР не дотягивали от зарплаты до зарплаты и вовсе не потому, что не умели правильно планировать бюджет, а потому, что бюджета не хватало. 24,2% граждан зарплаты хватало только на самое необходимое. Фактически 33% населения – около трети – жило за чертой бедности (2). Приветики нынешним стенателям о повальной нищете. А кроме того уровень жизни на селе был ниже, чем в городах, даже в малых. Справедливости ради замечу, что в нынешней России за чертой бедности живут по данным интернет-опросов от 13 до 30%. При Ельцине число живущих за чертой бедности достигало 82%.

Как видим – разрыв между тем, что хотели и что декларировали и тем, что было на самом деле оказался весьма значительным. И это не могло не вызывать недовольства среди людей. Просто потом, в девяностых, про это уже забыли. Слишком сильными были потрясения от смены общественного строя и слишком болезненными уроки. Но глухое недовольство не стихало весь советский период. Иногда это выплёскивалось в открытый бунт, вроде событий в Новочеркасске в 1963, но чаще недовольство выплёскивалось на кухнях, в разговорах по душам…

Тут я ещё немного отвлекусь и немного расскажу о том, что из себя представляло «благосостояние по-советски». Вообще в советские времена в сознании людей парадоксальным образом уживались психология нестяжательства (исконно русская, православная) и культ вещей, что, вобщем-то, русским чуждо. Ну, про это явление я потом подробно в главке про дефицит расскажу. А здесь немного про то, что в СССР считалось показателем престижа и статуса:

– автомобиль. Это был безусловный «хит». На машину копили, как правило, несколько лет, при этом надо было ещё отстоять в очереди на его приобретение, часто тоже несколько лет. Самыми престижными считались «Волга» и «Жигули» 4, или 8 модели, но самой доступной моделью был «ушастый» «Запорожец»;

– кооперативная квартира. Ещё один предмет престижа. Потому что жильё в СССР хоть и давали бесплатно, но оно было государственным (см. гл. «Кваритрный вопрос»), а «кооператив» был собственностью жильцов. Стоять в очереди на «кооператив» тоже надо было несколько лет;

– мебельный гарнитур. Особенно ценилась чешская и югославская мебель. И на неё надо было стоять в очереди. Очереди на приобретение чего-либо формировались либо на предприятиях, либо в самих магазинах. При этом просто прийти и записаться в неё было нельзя. были определённые дни для записи и люди с ночи занимали место, чтобы успеть записаться, если это была очередь при магазине. на предприятиях количество мест в очередях тоже зачастую было ограничено и их разыгрывали в лотерею;

– ковёр. О! Это вообще песня. Поэтому лучше писать так: Ковёр. Да. С большой буквы. Ковёр в советской семье выполнял несколько функций, кроме того, что служил показателем благосостояния и символом престижа: он утеплял стену, был дополнительным шумоизолятором, а сколько советских детей засыпали, разглядывая его узор! Особенно ценились ковры из Туркмении, Азербайджана, Грузии, Армении и Дагестана. Изделие из натуральной шерсти можно было приобрести за 60—80 рублей, при среднем доходе в 120 рублей. Самым ценным был ковёр с длинным и толстым ворсом. У нас в семье с ковром вышла такая история: маме «по блату» удалось купить в военторговском магазине при городке, где мы тогда жили, очень красивый ковёр. Родители долго ломали голову, куда его повесить, пока думали – пришёл приказ о переводе отца на новое место службы. Начались сборы и мама с сожалением поняла, что ковёр придётся оставить. Новость моментально стала известна всем и в городке, и в селе, куда я ходила в школу. И к нам началось паломничество с просьбой продать. Но мама опять засомневалась и задумалась: а может, стоит взять его с собой? А если продать, то кому? Абы кому отдавать ковёр мама не хотела. Особенно усердствовала школьная буфетчица. Мало того, что она с поразительной быстротой отсеяла всех конкурентов на приобретение ковра, так она повела правильную осаду нашей семьи. Буфетчица выдавала замуж дочь и решила, что ковёр будет лучшим свадебным подарком молодым. Стоило мне появиться в школьной столовой, как она с хищным оскалом спрашивала меня, когда мама продаст ей ковёр. Я перестала ходить в столовую. Я её просто боялась. Тогда буфетчица принялась таскаться к нам домой и громко требовать продать ей ковёр. Но мама неожиданно упёрлась. Почему? Не знаю. Не знаю. Уже отец не выдержал и сказал маме, чтобы та перестала «дурью маяться». Но мама всё надеялась увезти ковёр с собой, или, хотя бы, продать кому-то «нормальному». Как будто ковёр был живым существом и его нельзя было отдать абы кому! В итоге ковёр бесплатно, буквально в день отъезда, уволокли какие-то собутыльники отца;

– Хрусталь. Это тоже надо писать с большой буквы. Хрусталь и Ковёр были главными показателями того, что «жизнь удалась». Сюда же включалась и хрустальная люстра. Непременно богемкого стекла и с «висюльками». Именно такую разбил герой Кикабидзе в фильме «Мимино» в квартире столичного хлыща, обманувшего его сестру;

– цветной телевизор. Самым лучшим считался «Рубин», за ним шла «Радуга». На телевизор тоже записывались в очередь, но она была покороче, чем на машину, или кооперативную квартиру;

– Сервиз. Ещё один показатель удавшейся жизни. Особенно ценились ГДРовские «перламутровые» с «пастушками». Как раз такой грохнул мячом мой экс-муж №2 в детстве, когда они с братьями затеяли играть в футбол в квартире. Ну и забили гол в сервант, где стояла семейная гордость. Назывался такой сервиз, почему-то «Мадонна». Обычно им не пользовались даже по большим праздникам, а просто выставляли в сервант, как показатель достатка;

– норковая шапка. Ну это примерно, как сейчас шуба. Или смартфон последней модели. В СССР была даже особая воровская «специальность» – «шапочники». Обычно это были молодые люди, или даже подростки, которые срывали с людей шапки на улице. И не абы какие, а именно меховые. Особенно ценились как раз норковые. И, кстати, именно этим «подрабатывал» в юности свергнутый майданом бывший президент Украины Виктор Янукович.

Это что касается отечественных товаров. А были ещё импортные, но про них дальше. Вообще же обладание импортными вещами делало человека в глазах окружающих не просто успешным, а преуспевающим.

Итак, люди стали воспринимать уже существующие достижения, как то: гарантированную работу, бесплатную медицину, право на жилище уже как некую данность, как что-то само собой разумеющееся и им захотелось большего. Ну, помните, как в сказке про Золотую Рыбку: сначала старуха потребовала новое корыто, потом избу, потом захотела стать столбовой дворянкой… Вот и мы уподобились той глупой и жадной старухе: захотели изобилия, импортных штанов, ковров, загородных домов. И остались в 90е у разбитого корыта.

И, кстати, ещё такой момент. Сталин НИЧЕГО не говорил про построение коммунизма. Тем более – не называл сроки построения. И не говорил о построении коммунизма в отдельной стране. Впервые о построении коммунизма заговорил Никита Хрущёв. Он же и срок назвал – 1980 год. Почему именно этот год, а не, скажем 2000? На этот вопрос, наверное, уже никто не ответит. И, кстати, никто из большевистских вождей так не навредил своей идее, как этот. После того, как это «дитя кукурузы» наконец-таки отправили в отставку, пришедшие ему на смену Брежнев и остальные просто побоялись разгребать те идеологические «завалы», которые оставил после себя Никита Сергеевич. Собственно, идеологический кризис в стране начался именно при Хрущёве. А при Брежневе он только усилился, потому что проблема не решалась, а старательно загонялась вглубь и окружалась всё новыми фигурами умолчания. Когда в 1980 году коммунизм так и не был построен «дорогой Леонид Ильич» прошамкал что-то о «построении развитого социализма». Хм. А до этого какой был? Недоразвитый? И что такое «развитой социализм»? Определения и пояснения этому тоже дано не было. Развитой – и точка. Последователи тоже не лучше были. Горбачёв со своей «перестройкой» объявил что-то о «социализме с человеческим лицом», что было ничуть не лучше. А до этого какой был? Со звериным оскалом? А что же такое вообще социализм? С этим определением тоже были проблемы. Хрущёв, обещая построение коммунизма к 1980 году, назвал социализм «переходной фазой» от капитализма к коммунизму. Почему переходной?

Попробуем разобраться. Итак.

Как известно, в 90-е, да и сейчас тоже, одной из любимых песен «плачущих ярославен» и прочих «свидетелей великого прошлого», была песня про то, как «народ ограбили чубайсы». Жуть. Звучит прямо как «враги сожгли родную хату». Ну что же. Дьявол, как известно, в деталях. Вот и посмотрим, кто эту самую «хату» ограбил и поджёг. И было ли там что грабить в принципе.

Средства производства в СССР де-юре считались общенародными, или государственными. А де-факто ими распоряжалась довольно узкая прослойка партийной номенклатуры – этаких государственных капиталистов, вернее – наёмных партийных топ-менеджеров. Лично я с начальной школы накрепко усвоила простую истину: ВСЁ В НАШЕЙ СТРАНЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ, А САМО ГОСУДАРСТВО ПРИНАДЛЕЖИТ КОММУНИСТАМ. А если точнее, то 99% средств производства в Советском Союзе находились в государственной собственности. Сам по себе этот факт ещё не означал подлинно социалистических отношений в экономике, но мог послужить материальной базой для их создания. Дело в том, что советские трудящихся являлись всего лишь наёмными работниками на предприятиях и были отчуждены и от средств производства, и от результатов своего труда (см. вопросы в начале главы!). Это же противоречие существует и при капитализме. В СССР оно не было преодолено, что и послужило одной из «мин» заложенных под СССР. Собственно именно на этом противоречии и сыграли наши горе-реформаторы во главе с теми же Чубайсом, Гайдаром и Ельциным. Да, по большому счёту, руководство Советским Союзом и не стремилось к преодолению этого противоречия! Изъятие прибавочного продукта было выгодно советскому-топ-менеджменту, которого в позднесоциалистические времена уже никакой коммунизм не интересовал. Сложившаяся в СССР система была не социализмом в прямом смысле этого слова, а госкапитализмом. Вывод напрашивается сам: методом огосударствления большей части собственности этой цели не достичь. Причём не только в СССР, но и везде в мире в ХХ веке, где строился социализм по советскому образцу, несмотря ни на какую национальную специфику, наёмный работник так и остался наёмным работником. Сменился лишь его хозяин и работодатель. Место частного собственника занял государственный менеджер.

Если же говорить о сталинских временах, которые сейчас принято вспоминать ностальгически, то положение абсолютного большинства наёмных работников тогда ухудшилось даже по сравнению с традиционным капитализмом. Если кто забыл, абсолютное большинство населения Советского Союза того времени – крестьяне – были лишены не только элементарных трудовых прав, в частности, не получали оплату за свой труд деньгами (и до, и после войны крестьяне трудились не за деньги, а за «трудодни», за «палочки» в отчётных книгах), но и столь же элементарных человеческих прав. Напомню, что паспорта и вместе с ними право свободного передвижения по стране колхозники получили много позже – только в 1974 году. Фактически, да и юридически, с 1933 года по 1974 год крестьяне в СССР были крепостными государства.

Что же до Горбачёва, то как бы его сейчас не упрекали, и как бы ни обвиняли во всех смертных грехах, вплоть до развала страны, но нельзя не признать и того факта, что реформировать страну и социализм он, всё-таки, пытался. На заре «перестройки» были приняты два очень важных, а теперь совершенно забытых закона: «Закон о кооперации» и «Закон о государственном предприятии».

В чём суть этих законов?

Давайте разберёмся.

Закон о госпредприятии, принятый 30 июня 1987 года, устанавливал, что на советском предприятии официально вводился хозрасчёт, но, главное, должность директора становилась выборной. При этом выборы были альтернативными, каждый кандидат предлагал свою программу, трудовой коллектив впервые избирал директора из нескольких кандидатур тайным или открытым голосованием (на усмотрение трудового коллектива) на срок 5 лет. Срок, правда, был явно слишком большой – американского президента избирают на 4 года. За пять лет директор мог «врасти» в своё кресло.

Второй закон – о кооперации, принятый в мае 1988 года, казалось, возродил идеи позднего Ленина, провозгласившего после гражданской войны «перемену всей нашей точки зрения на социализм» и упиравшего на максимально широкое развитие кооперации.

Почему же эти реформы не сработали? На мой взгляд, существует три объяснения этой исторической неудачи.

Во-первых, среди самих сторонников социалистического развития существовали диаметрально противоположные взгляды на то, что должен представлять собой «правильный» социализм. Проблема заключалась в том, что для большинства из них, составлявших тогда «главную политическую силу советского общества» – КПСС, «правильный» социализм ассоциировался исключительно с жёстким директивным планированием народного хозяйства, государственной собственностью, которой управляют государственные же чиновники и менеджеры, и однопартийной политической системой. Непосредственный же производитель в этой системе как был никем, так никем и оставался. А органы рабочего самоуправления, все эти «фабрично-заводские комитеты» уже давно превратились в декорацию, как и профсоюзы, чья функция в позднем СССР сводилась всего лишь к распределению путёвок и организации праздничных утренников.

Те, кто подразумевал под «правильным» социализмом передачу предприятий в управление их трудовым коллективам, представителями «советского» «коммунизма» всегда воспринимался, как подозрительный мелкобуржуазный элемент и в таковом качестве решительно отвергался.

Вторая причина неудачи социалистических реформаторов состояла в том, что к концу 1980-х голов в СССР сформировался достаточно широкий протобуржуазный и просто буржуазный слой людей. В него входила значительная часть советской номенклатурной бюрократии, управленцев и теневиков. Этот слой начал формироваться практически с начала 1920-х годов, то есть сразу же после победы большевиков в Гражданской войне, укрепился после «коллективизации» сельского хозяйства в начале 1930-х годов и достиг своего апогея в 1950—80 годы.

Иначе говоря, этот широкий и влиятельный протобуржуазный слой в Советском Союзе был порождён не тайными врагами советской власти, не «предателями», которых так любят поносить наши «плачущие ярославны», а его собственной экономической системой. Иными словами, други мои – бесклассовое общество невозможно и СССР не избежал того же явления, которое свойственно всем абсолютно обществам и формациям – расслоения и складывания собственной «знати», или правящего класса, называйте как хотите – состоящего из бюрократов-управленцев и партийных функционеров. К началу 1960 годов верхушка общества уже окончательно превратилась в закрытую и замкнутую касту, проникнуть в которую человеку «снизу» было практически нереально.

В СССР единственным источником и материальных благ, и продвижения по социальной лестнице была карьера в государственном предприятии или на государственной (партийной) службе. Больше того, в системе, где была ликвидирована частная собственность, карьера государственного бюрократа для абсолютного большинства населения была, по сути, единственным легализованным видом бизнеса.

Слово «карьерист» в Советском Союзе было ругательным, поскольку подразумевало и тогда, да и теперь, стремление к личному, а не к общему благу. То есть исключительно корыстные цели. Карьеристов за это ругали и высмеивали советская пропаганда и советское искусство, однако, как с бороться с этим злом на самом деле никто не знал. Потому что борьба с ним означала борьбу с самой системой. См. второй вопрос в начале главы! О том, почему проходимцев и предателей столько? Да система сама их плодила и выталкивала наверх!

Ленин, называл карьеристов «мерзавцами и проходимцами», достойными только расстрела. Он справедливо опасался (и не раз писал об этом), что в единственную правящую партию после её победы в Гражданской войне широким потоком хлынут эти самые «мерзавцы и проходимцы». Однако меры борьбы с ними предлагал совершенно утопические и малодейственные – либо закрыть приём в партию для новых людей вообще, либо «разбавлять» профессиональных управленцев неиспорченными рабочими «от станка». По сути – теми самыми «кухарками», которых надо «учить управлять государством». По этому пути, кстати, пошёл Хрущёв и именно таким образом во власть проник Горбачёв.

И та, и другая мера могли быть только временными и не решавшими проблемы карьеризма в принципе. Закрытие партии на приём новых членов было нарушено Сталиным, который сразу после смерти Ленина в 1924 году провозгласил так называемый «ленинский призыв», в результате которого в неё хлынули сотни тысяч девственно чистых (в том числе, и от каких-бы то ни было теоретических познаний и даже от среднего образования), но честолюбивых рабочих и крестьян. Они сильно разбавили собой тонкий слой старой партийной интеллигенции, которая ещё помнила «зачем всё начиналось».

Именно эта масса, всё время пополнявшаяся новыми рекрутами, и стала основой советской партийной и государственной номенклатуры. Именно эта многомиллионная масса советской бюрократии и стала основой для вызревания новой буржуазии, поскольку изначально руководствовалась сугубо личным, корыстным, а значит, по сути своей, буржуазным интересом. Этому также способствовали и недостатки сугубо централизованного народного хозяйства СССР. Собственно – это была первая мина и первая роковая ошибка Сталина.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.