Своих научим сами Анастасия Матвеева
Своих научим сами Анастасия Матвеева
Отечественные бизнес-школы нашли для себя естественную нишу развития — обучение местных предпринимателей на основе собственных фундаментальных программ. Мировой контекст здесь учитывается, но не абсолютизируется
section class="box-today"
Сюжеты
Бизнес-образование:
Будущие генералы от промышленности
Очередь к станку
/section section class="tags"
Теги
Бизнес-образование
Образование
Общество
/section
«Я категорически против!» — заявляет руководитель одной из лучших отечественных бизнес-школ, когда речь заходит о возможности аккредитации школы в различных международных организациях бизнес-образования. На его взгляд, эта форма интеграции в глобальное образовательное пространство есть не что иное, как отлаженная машина для вытягивания денег из бизнес-школ, ничего по существу им не дающая, но накладывающая весьма серьезные творческие ограничения. За этой репликой — полтора десятка лет (столько школа существует на рынке) осмысления практики мировых грандов и уже накопленного собственного опыта, что позволило нашему собеседнику выработать самостоятельную позицию относительно процессов, происходящих на мировом рынке бизнес-образования. (Прав ли он в данном случае, вопрос второстепенный.)
figure class="banner-right"
var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }
figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure
На самом деле таких школ, отстаивающих собственный взгляд на процессы в области бизнес-образования, в России целая когорта. Некоторые из них возникли еще в конце 1980-х, когда в нашей стране, собственно, и появился сам бизнес. Эти школы были инициативными проектами, большинство из них выросли в структуре известных вузов. При этом создавшие их люди не были конъюнктурщиками, стремившимися сорвать куш, пользуясь всеобщей неграмотностью в области предпринимательства и менеджмента. Хотя обстановка тех лет к тому располагала. Напротив, эти инициативные группы смотрели в будущее: как построить конкурентоспособные учебные заведения. Конечно, за образец были взяты мировые лидеры бизнес-образования, но в настоящий момент эти школы уверенно занимают свое место в глобальном образовательном пространстве. Их стратегия — господствовать на российском рынке с тем, чтобы отдать минимум слушателей зарубежным бизнес-школам, да еще и привлечь ряд студентов из-за рубежа.
Привязка к местности
В выбранной рыночной нише наши школы имеют естественные преимущества перед глобальными игроками. Своей целевой аудиторией они видят людей, собирающихся работать в условиях российской экономики. «Бизнес-образование — это инфраструктура бизнеса, — рассуждает Сергей Филонович , декан Высшей школы менеджмента НИУ Высшая школа экономики (ВШМ НИУ ВШЭ). — А поскольку бизнес национален, что бы мы ни говорили о глобализации, все равно существует специфика национального бизнеса. То есть миссия нашей школы — подготовка людей для ведения бизнеса в России». Аналогично формулирует цели Института делового администрирования и бизнеса Финансового университета при правительстве РФ (ИДАБ) его директор Анна Денисова : «Наша стратегия — подготовка квалифицированных кадров для компаний, работающих в российском экономическом, правовом, политическом и, если хотите, культурном пространстве».
Представление о потребностях студентов руководство школ основывает на длительном общении с ними. «Мы учитываем результаты опросов, показывающие, что наши клиенты стремятся получить знания и навыки с возможностью применения их в российских условиях бизнеса и не особенно интересуются получением “заморского” дополнительного диплома», — констатирует Юлия Тюльга , заместитель директора Высшей школы бизнеса Государственного университета управления (ВШБ ГУУ). Она приводит мнение одного из выпускников о зарубежном бизнес-образовании: «Лично я настороженно отношусь к западным практикам. Хотя они и дают представление о лучшей жизни и технологиях, но далеко не все они применимы в нашем бизнесе. Другое дело — опыт их использования и внедрения на примере российских компаний и с учетом российских особенностей ведения бизнеса. Понятно, что бывают анекдотичные примеры и ситуации, но все это расширяет мой кругозор, осведомленность о российском бизнес-пространстве как об уникальном явлении, способном функционировать несмотря ни на что».
«На сегодняшний день 90 процентов наших клиентов ориентированы на работу на российском рынке и русскоязычном бизнесе стран СНГ. Ключевая группа — руководители среднего и крупного бизнеса рыночной ориентации с оборотом от 50 миллионов до одного миллиарда долларов в год. На них сфокусированы наши основные русскоязычные программы. Мы понимаем, что на русскоязычном рынке, где востребованы знания ведения бизнеса в странах переходной экономики, понимание ментальности, истории и традиций предпринимательства в России и СНГ, мы обладаем уникальными наработками и экспертизой. Здесь мы можем с успехом конкурировать с лучшими зарубежными бизнес-школами», — уверен Сергей Мясоедов , ректор Института бизнеса и делового администрирования Российской академии народного хозяйства и государственной службы (ИБДА РАНХиГС).
При этом некоторые предпосылки к тому, чтобы отечественные бизнес-школы могли в полной мере воспользоваться своими естественными преимуществами, созрели относительно недавно, их не было в начале 90-х и даже в начале 2000-х. В то время россияне еще не могли внести в копилку знаний о менеджменте ничего, что имело бы самостоятельное значение. Соответственно, школы не имели в своем активе ни одного отечественного бизнес-кейса. Между тем разбор кейсов является существенным элементом в обучении навыкам управления. Кроме того, слабым местом отечественного образования в области бизнеса и менеджмента еще десять лет назад было отсутствие у преподавателей практического опыта работы в бизнес-структурах.
Сергей Филонович: «Мы убеждены, что настоящее образование связано с раскрытием для людей горизонтов и работой в основном с их сознанием»
Фото: Олег Сердечников
Но к настоящему моменту кейсы, созданные на отечественном материале, уже не редкость. Решая их, студенты могут потренироваться управлять в российских условиях. Так, в институте «Высшая школа менеджмента Санкт-Петербургского государственного университета» (ИВШМ СПбГУ) создан Ресурсный центр учебных кейсов, поддерживающий преподавателей в их разработке и обмене с другими школами бизнеса не только в России, но и в мире. Кроме того, ИВШМ СПбГУ имеет собственную коллекцию кейсов — более 200 — на английском языке в международном центре учебных кейсов The Case Centre. «Ключевое требование к кейсам — они должны быть разработаны преимущественно на основе первичной информации, что предполагает обязательную прямую работу автора с компаниями», — поясняет Юрий Федотов , первый заместитель директора ИВШМ СПбГУ. Кейсы для ИДАБ готовят внештатные преподаватели-практики из авторитетной на российском рынке консалтинговых услуг отечественной компании «Экопси консалтинг». В ВШБ ГУУ также отмечают, что программы школы построены в основном на практических ситуациях и кейсах, хотя, по словам Юлии Тюльги, «сильная закрытость российских компаний не дает в полной мере делиться информацией для формирования учебных кейсов и ситуаций». Обучение в ИБДА РАНХиГС основывается на 200 кейсах, из которых половина написана преподавателями школы. «Наш опыт показывает, что российский бизнес предпочитает работать с мини-кейсами (шесть-восемь страниц), основанными на реальных проблемах российского бизнеса. Большие кейсы (20–40 страниц) гарвардского типа наши преподаватели тоже готовят и публикуют как в России, так и за рубежом, — замечает Сергей Мясоедов. — В этом году мы разместили в Европейской клиринговой палате четыре больших кейса».
Не исключено, что в перспективе Россия скажет новое слово в разработке кейсов, оставив позади Гарвард, впервые применивший в своих программах метод изучения кейсов. «Я не против кейсов, но думаю, что следующий этап развития бизнес-образования будет связан с созданием кейсов совершенно другого типа. Кейсы гарвардские — как задачки по физике из задачника. Они хороши, чтобы набивать руку, — обосновывает свою позицию Сергей Филонович (кстати, он доктор физико-математических наук). — Спору нет, задачки нужны, но их решение имеет к формированию ученого опосредованное отношение. Так же как и решение гарвардских кейсов — к формированию менеджера или предпринимателя. Потому что в науке один из основных элементов — сформулировать задачу. В обычных кейсах, как и в задачах, вопрос, на который нужно ответить, уже сформулирован. Мы убеждены, что настоящее образование связано с раскрытием для людей горизонтов и работой в основном с их сознанием. А современные бизнес-кейсы сознания не расширяют». По мнению Сергея Филоновича, кейсы как таковые не случайно возникли в 1950-е годы, когда доступ к информации был ограничен: «Теперь люди должны кейсы сами создавать. Кстати, сейчас все забывают, что кейс-метод пришел из юриспруденции, причем из прецедентного права. И забывают, что эрудиция убивает творчество». Исходя из этого в ВШМ НИУ ВШЭ ввели такую форму занятий, как мастерские, где слушатели, эмпирически изучая реалии того или иного бизнеса, сами формулируют его проблемы и создают кейсы.
Сергей Мясоедов: «Студенты, с которыми мы сегодня работаем, существенно сильнее как бизнесмены, чем те, что учились у нас, когда российский рынок бизнес-образования только складывался»
Фото: Олег Сердечников
Личный опыт
Еще одна причина для российских бизнес-школ чувствовать себя сегодня уверенно на рынке — состав преподавателей. За двадцать пять лет ситуация кардинально изменилась в лучшую сторону. Появилось довольно много специалистов, имеющих опыт работы в бизнесе, но при этом готовых и преподавать. Так, в ВШМ НИУ ВШЭ гордятся тем, что уже две программы МВА в школе разработаны ее бывшими выпускниками. Плюсы этих программ — не только опыт самих разработчиков, но и их знакомства среди практикующих звезд предпринимательства и менеджмента, которых они привлекают к занятиям со студентами. В ИБДА РАНХиГС приводят в пример преподавателя в области операционного менеджмента, издавшего пособие для студентов, где используется более трехсот мини-кейсов на российском материале: эти кейсы собраны им в последние семь-восемь лет по ходу консультирования отечественных компаний.
То, что сегодня совсем нетрудно найти преподавателей с соответствующей квалификацией, подтверждает и декан Высшей школы бизнеса МГУ имени Ломоносова (ВШБ МГУ) Олег Виханский : «Сейчас достаточно много менеджеров, готовых и желающих преподавать. Многие из них способны делать это на высоком уровне педагогического мастерства. Большинство из них — те, кто прошел обучение по программе МВА в ведущих западных школах бизнеса. Мы ищем и привлекаем таких людей». В ИДАБ тоже как о само собой разумеющемся говорят о том, что все преподаватели школы имеют опыт работы в бизнесе. Здесь думают уже о тонкостях включения знаний таких специалистов в учебный процесс. «Хотелось бы посмотреть на вопрос иначе: что и как из опыта работы полезно перенести в учебный процесс, — разъясняет Анна Денисова. — Необходимо изучать, адаптировать и транслировать лучшие практики, разобраться, при каких условиях они работают. Говоря языком психологии, нужно совместить диспозиционный и ситуационный подходы: как тот или иной инструмент работает в определенной ситуации. Вероятно, недостаточный учет ситуационных факторов и приводит к недоумению: почему один и тот же механизм работает в одной стране (отрасли, фирме, отделе) и не работает в другой?» Юрий Федотов также видит проблему уже не в недостатке практических знаний у преподавателей, а в их локальности: «Дело в ограниченности этих знаний примерами компаний, в которых работал сам преподаватель».
Студенческий ресурс
Известно, что качество любого образовательного учреждения определяют не только преподаватели, но и студенты. Отсюда важность изменений, происшедших за двадцать с лишним лет и с контингентом обучающихся в российских бизнес-школах. Эффективность обучения зависит от способностей, знаний, навыков и мотивации предпринимателей, пришедших в школу, ведь в решении кейсов и деловых играх они учатся друг у друга. «Те люди, с которыми мы сегодня работаем, существенно сильнее как бизнесмены, образованнее в этом плане, талантливее, трудолюбивее, чем те, с которыми мы работали, когда российский рынок бизнес-образования только начинался. Еще десять лет назад больше половины слушателей исходили из посыла, что если они платят большие деньги, то в школе их не должны напрягать. Ни в аудитории, ни дома. И подобную ментальность приходилось ломать. А сейчас большинство российских менеджеров, приходя в ИБДА, ожидают, что за свои деньги они получат интенсивные занятия в аудитории, большие домашние задания, сложные экзамены и проекты», — рассказывает Сергей Мясоедов.
Анна Денисова: «Наша стратегия — подготовка квалифицированных кадров для компаний, работающих в российском экономическом пространстве»
Фото: Олег Сердечников
Школы разрабатывают разные способы отбора качественных клиентов. Ошибок здесь допускать нельзя, уверен Юрий Федотов: «Любое неудачное решение по приему слушателя, когда у остальной части группы возникает вопрос, что вместе с ними делает на занятиях этот человек, неизбежно ведет к неудовлетворенности группы и в конечном счете снижает последующий набор (или приводит к понижению цены и переходу программы в более низкую категорию). “Низкое” качество слушателей всегда ведет к ощутимым репутационным потерям и тем самым означает плохую коммерцию». О потерях из-за неизбирательного подхода к отбору слушателей говорит и Анна Денисова: «Бизнес-образование — это, бесспорно, коммерческий проект. Но мы понимаем, что если не ставить фильтры, то школа понесет гораздо большие потери». В ИДАБ первый фильтр («грубой очистки», как его здесь называют) — тестирование и собеседование, где отсекаются люди, готовые платить за обучение, но не готовые к учебной работе. А «фильтр тонкой очистки» — это вводные тренинги по самопрезентации и деловому общению. На них выясняется, насколько хорошо «подогнана» команда слушателей, готова ли она к совместной работе.
В ИБДА РАНХиГС поступающих просят написать эссе. «Мы “вбрасываем” в качестве задания написать эссе перед тем, как идти на собеседование, а тема — задача, не имеющая решения. Вроде кантовских антиномий “Вселенная конечна, но и бесконечна”, только из сферы экономики или политики. Просим порассуждать на тему: что бы вы сделали, чтобы решить эту “нерешабельную” проблему? Если человек написал серьезное эссе с аргументацией — не важно, правильна она или нет, — значит, у него есть свои убеждения. Сложилась система ценностей, он ее с увлечением отстаивает. Это говорит об интересе к поиску знаний и о готовности творчески работать в аудитории. А если человек пишет нам на полстранички отписку, для галочки: мол, пристали… ну, напишу я вам несколько фраз, я же понимаю, что все равно возьмете… ведь я плачу деньги, — то мы понимаем, что он не созрел для серьезного управленческого обучения. Таких людей мы стараемся не брать. Школа вроде нашей обязана отбирать для учебы только самых достойных», — делится опытом Сергей Мясоедов.
Впрочем, основной гарантией поступления талантливых слушателей в ИБДА считают высокую ценовую планку: заплатить солидную сумму за обучение, полагают здесь, способен лишь человек, проявивший себя успешным бизнесменом. Такой же точки зрения придерживаются и в ВШМ НИУ ВШЭ: когда люди сами платят за обучение, то повышение цены в определенном смысле способствует повышению качества набора.
В ВШБ МГУ набор определяется не количеством мест, а количеством «качественных» кандидатов. Поэтому здесь число новых студентов год от года бывает разным. В ВШБ ГУУ принимают слушателей с опытом работы не менее трех лет, проводят анкетирование для определения знаний «на входе» и желания достижения целей, хотя с огорчением отмечают, что за последние годы снизился уровень слушателей по признаку «умение учиться».
Юрий Федотов: «Мы строим программы на основе современного мирового знания, создаваемого в том числе и российскими учеными»
Фото: Олег Сердечников
С меню проблем не будет
Насколько глубоко следует российским бизнес-школам встраиваться в мировой образовательный контекст? Ведь зарубежное бизнес-образование, как и его основа — бизнес, более зрелы, нежели отечественные. Но и российские компании становятся важными звеньями международного бизнеса. Поэтому бизнес-школы активно взаимодействуют с иностранными коллегами, приглашают для чтения лекций зарубежных специалистов, стремятся получить признание своих программ в международных ассоциациях бизнес-образования и профессиональных сообществах.
Впрочем, они рассматривают зарубежные ресурсы прежде всего как фундамент собственной конкурентоспособности и самобытности. Школы настаивают на том, что, ориентируясь на международные стандарты и методики, они сами формируют программы обучения и способны внести в них даже идейную составляющую, а не просто транслируют уже готовые образцы. Так, Юрий Федотов уверен, что российские специалисты становятся серьезными участниками формирования общемировой базы знаний о менеджменте: «Наука, составляющая фундамент любого образования, абсолютно интернациональна. Поэтому мы строим программы на основе современного мирового знания, создаваемого в том числе и российскими учеными».
Сергей Филонович, который сильнее других настаивает на национальном облике бизнеса, также не сторонник изоляционизма. Он регулярно посещает международные форумы, чтобы «посмотреть, что происходит у них, узнать о наиболее успешных программах и подумать, не сделать ли что-либо аналогичное у нас». Но программы обучения в ВШМ НИУ ВШЭ оригинальны: здесь, например, полагают, что продвинулись дальше стандартов, по которым международные ассоциации аккредитуют программы Executive MBA, поскольку, согласно этим стандартам, EMBA — всего лишь «кастрированная программа МВА, сокращенная по часам и предлагаемая в таком виде занятым топ-менеджерам». Между тем, поскольку в ВШМ НИУ ВШЭ видят свою миссию в развитии личности, студентам предлагают прослушать лекции философов или социологов, специализирующихся на социологии культуры.
Что касается привлечения иностранных специалистов для чтения лекций, то, например, в ИВШМ СПбГУ уверены: если отсутствует реальная интеграция иностранных преподавателей в работу школы, если читаемый ими курс не вписывается в ее программы и не стыкуется по содержанию и методике с курсами российских коллег, привлечение таких специалистов не более чем маркетинговый ход. (В этой школе в 2013/2014 учебном году на всех типах программ преподавали 23 иностранных специалиста.) Сергей Филонович также считает, что участие иностранцев необходимо прежде всего для того, чтобы полнее раскрыть содержание программ, задаваемое самой школой: «Я приглашаю зарубежных бизнесменов, работающих в России, на программы Executive MBA, чтобы слушатели узнали независимое мнение о том, что такое “российский менеджмент”. Когда канадец, уже десять лет работающий здесь, рассказывает, чем специфичен, с его точки зрения, бизнес в России и чем он отличается от западного, это эксклюзивно. Тут иностранцы абсолютно необходимы. А во всем остальном — зачем?»
Практически у всех в учебный процесс встроено сотрудничество с зарубежными учебными заведениями или компаниями. Слушателям предлагаются стажировки за рубежом. Скажем, в ИДАБ зарубежные стажировки планируются совместно с партнерами из Германии и Чехии. В программы обучения студентов включены модули иностранных школ: чтобы их освоить, слушатели выезжают за границу. Студенты программ MBA и профессиональной переподготовки ИВШМ СПбГУ в зависимости от программ и специализации проходят включенное обучение в Высшей коммерческой школе Парижа, Школе бизнеса имени Фукуа Университета Дьюка (США), Бизнес-школе Университета Гонконга, Бизнес-школе Сингапурского университета, Бизнес-школе университета Аалто (Финляндия) — всего у петербургской школы в мире 55 партнеров. Так, на программах переподготовки и повышения квалификации по логистике и управлению цепями поставок для сотрудников РЖД один из модулей реализуется в Европейской школе бизнеса в Висбадене (Германия). Там слушатели не только посещают лекции, но и знакомятся с практикой работы Deutsche Bahn (немецкий аналог РЖД) и логистического центра Франкфуртского аэропорта.
Олег Виханский: «Сейчас достаточно много менеджеров, готовых и желающих преподавать»
Фото: Олег Сердечников
Большинство школ активно аккредитует свои программы в международных ассоциациях бизнес-образования и профессиональных ассоциациях, хотя смысл этого объясняют по-разному.
Для одних это некий знак качества, важный и на внутреннем рынке. «При современном уровне глобализации экономики, а тем более уровне глобализации образования очевидно, что любая бизнес-школа будет признана на национальном рынке только в той мере, в какой она признается серьезным игроком в международной среде. Представьте, что вам предлагают билеты на балет в Мариинский или Большой театр — или в “театр Икс”, заявляющий, что он лучший в стране, но при этом никому в мире не известный… Международный рынок определяет бенчмарки для развития школы, оценки ее успехов…» — подчеркивает Юрий Федотов.
Для других это прежде всего возможность с помощью международного аудита взглянуть на себя со стороны. «Аккредитация позволяет внимательнее взглянуть на стратегию развития и ресурсный потенциал школы, реально увидеть свои проблемы, определить пути и этапы их решения. Серьезные аккредитации направлены на то, чтобы помочь школе встать на цыпочки, напрячься и подняться на новый уровень. Это — процесс самоанализа. Как внимательный и самокритичный взгляд в зеркало: я себе казался таким красивым, а оказывается, я толстый, мышцы у меня атрофировались, надо заняться спортом. Хорошая аккредитация зовет к действию», — заключает Сергей Мясоедов.
Впрочем, иногда такие ожидания не вполне оправдываются. Скажем, ВШБ МГУ, проходящей очередную международную аккредитацию, аудиторы рекомендовали организовывать студентам стажировки не только в российских, но и в зарубежных компаниях, поскольку в школе заявляют о подготовке менеджеров, способных работать на мировом рынке. Это еще куда ни шло: сейчас в школе изучают законодательство других стран, наводят мосты к иностранным компаниям. А вот в другом случае вклад аудиторов в организацию работы школы ограничился замечанием, что меню в столовой не дублировалось на английском языке.
Средством, чтобы войти в международное поле бизнес-образования, многие считают исследовательскую работу преподавателей школ. В особенности это подчеркивают в ИВШМ СПбГУ. Международно признанные исследования здесь считают важной составляющей успеха. «Бизнес-школа, как и любое другое учебное заведение, должна быть не только местом трансляции знаний, но и местом их создания. Исследовательская работа имеет прямую связь с квалификацией преподавателей, равно как и с ожиданиями слушателей. Студенты ожидают услышать курс, в котором преподаватель будет способен на обобщения за пределами историй о своей работе в нескольких компаниях, равно как и на понимание современного состояния своей области, что невозможно без знания международных научных публикаций», — поясняет Юрий Федотов.
С тезисом о необходимости обобщения опыта и знаний о менеджменте в виде кейсов и прикладных статей не спорит никто. Однако некоторые сомневаются в том, что следует до конца быть в тренде повышения «фундаментальности» исследований, который установился в зарубежном бизнес-образовании. Сергей Филонович указывает на укоренившийся в нем механистический взгляд на суть и нормы проведения таких исследований, что делает их результаты бессмысленными и в конечном счете не прибавляющими новых знаний о менеджменте. «В нынешней логике, характерной для исследований в области менеджмента, все перевернуто. Выдвигается гипотеза, потом собираются эмпирические данные, обрабатываются и гипотеза проверяется. Но в настоящей науке гипотеза — всегда результат наблюдения. Любая теория строится на основе анализа эмпирических данных. Действительно, инсайт, догадка где-то всегда происходит. Но только после того, как вы что-то изучили. Чем наука отличается от обработки данных? Наука начинается там, где начинается риск. Представьте, что вы обнаружили некий диссонанс и пытаетесь этот диссонанс разрешить путем модификации теории или перехода к новой парадигме. Но когда есть диссонанс, всегда есть риск, что у тебя не хватит мозгов или материала, чтобы его разрешить. А когда вы тупо собираете материал по шестистам предприятиям, заводите собранные данные в программу, которая выплевывает вам результаты, и начинаете их интерпретировать, то риска нет: что-нибудь интерпретировать вы всегда сумеете».
Против абсолютизации исследований в качестве формального показателя успешности бизнес-школы настроены и другие. Кто-то иронично замечает, что многие школы за рубежом специально выделяют ставки для профессоров, чьей задачей является исключительно подготовка статей в академические журналы, но при этом еще никто не слышал, чтобы поступающий в ту или иную школу человек интересовался, какова публикационная активность преподавателей школы. В целом общее мнение склоняется к тому, что «мы должны помогать бизнесменам получить практические знания, а не зарабатывать очки в заумных математизированных журналах». Правда, пока российским школам, замечает один из наших респондентов, приходится играть в такую игру, если мировые аккредитация и рэнкинги требуют этого.
Получается, что российские бизнес-школы, найдя свою нишу, пока лишены возможности серьезно влиять на правила, установленные международными игроками. Тем не менее «фронда» зреет: по слухам, в бизнес-школах стран Латинской Америки и Азии также поговаривают о необходимости пересмотра подходов к нормативам исследований.
В подготовке статьи принимала участие Вера Краснова