Исключение исключительности Валерий Фадеев

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Исключение исключительности Валерий Фадеев

Украинский кризис резко актуализировал роль России в мировой политике. В этой рискованной игре президент Путин демонстрирует, что у него есть концептуальное понимание, как создавать новый мировой порядок взамен тирании американской исключительности

section class="box-today"

Сюжеты

Вокруг идеологии:

На первое сентября

Обманутые ожидания беженцев

Об импортозамещении — для начала

/section section class="tags"

Теги

Вокруг идеологии

Политика

Долгосрочные прогнозы

/section

От этого текста не следует ожидать фундаментальности. Это лишь заметки, касающиеся некоторых аспектов мировой политики — военно-стратегического, геополитического и идеологического. Здесь нет каких-то окончательных утверждений. Эти заметки лишь призваны побудить задуматься о чрезвычайной сложности протекающих процессов. На фоне этой сложности многие утверждения и комментарии в СМИ представляются крайне легковесными. Значительным выглядит разрыв между частью российской интеллигенции, в представлении которой Россия едва ли не катится в пропасть, и абсолютным большинством народа, как мне кажется, интуитивно чувствующим историческую важность момента, переживаемого страной и миром.

Стратегия

Разберем сначала военно-стратегиче­скую сторону украинского кризиса с точки зрения России. Строго говоря, следует использовать термин «стратегия» без прилагательного «военная», поскольку стратегия — это и есть искусство ведения военных действий, искусство полководца. Однако за последние десятилетия это слово стало употребляться по отношению ко многим другим видам деятельности, так что приходится вносить уточнение.

Представляется очевидным тезис, что любой правитель обязан в первую очередь заботиться о безопасности своей страны. Наша «прогрессивная общественность» любит повторять: на нас никто не собирается нападать, нас окружают миролюбивые государства, особенно в Европе, а наши внешнеполитические проблемы вызваны нашим собственным поведением, трактуемым как агрессивное. Действительно, в данный момент никто не готовит свои войска, чтобы назавтра пересечь наши границы и начать наземную операцию в духе Второй мировой войны. Но означает ли это, что у России нет потенциальных противников в стратегическом смысле, то есть как могли бы развиваться военные действия, если бы война началась? Здесь ответ очевиден. Россия окружена несчетным количеством американских военных баз. В Европе наблюдается последовательное расширение НАТО на восток, в недавние годы — уже в Прибалтику, Болгарию и Румынию; в отколотом от Сербии Косове американцы немедленно построили одну из крупнейших баз в мире. А что с ядерным оружием США, его боеготовностью и целями? Оно, несомненно, находится в высшей степени боеготовности, а его основные цели — это объекты на территории России. (Как, впрочем, и для России — соответствующие объекты на территории США.) Системы противоракетной обороны методично приближаются к нашим границам. И хотя сегодня системы ПРО не могут поразить сколько-нибудь значительную часть наших ядерных ракет, в будущем это вполне возможно, теоретически никаких препятствий к этому нет. Наконец, не секрет, что в оперативном планировании НАТО Россия по-прежнему рассматривается как противник.

figure class="banner-right"

var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Затронем в связи с Украиной и Крымом лишь один аспект стратегии — географический. Четверть века назад наша передняя линия обороны на западе проходила через Восточную Германию, Чехословакию, Югославию (с оговорками, связанными с особым статусом этой страны), Болгарию (см. карту). Расстояние от этой линии до советской границы составляло 500–800 км. Ослабление Советского Союза привело к потере влияния в Восточной Европе, краху Варшавского договора, ползучему распространению НАТО и, соответственно, к серьезной потере глубины театра военных действий. Теперь мы имеем прерывистую линию обороны: Калининградская область — западная граница Белоруссии (нашего надежного союзника) — Приднестровье (хотя и весьма условно, но там все же остаются российские войска) — Севастополь. Переход Украины под американский патронаж почти наверняка рано или поздно означал бы появление войск НАТО в этой стране и, конечно же, ликвидацию российской военной базы в Севастополе. Приднестровье при этом оказалось бы в глубоком натовском тылу и стало бы практически недоступным. Владимир Путин по этому поводу сказал: «Мы… не могли допустить, чтобы был существенно ограничен наш доступ к акватории Черного моря, чтобы на крымскую землю, в Севастополь… пришли бы войска НАТО и был кардинально изменен баланс сил в Причерноморье». Потеря Севастополя привела бы к новому радикальному сокращению глубины театра военных действий. От северной границы Украины до Москвы по прямой менее 500 км. Также менее 500 км, например, от восточной границы Украины до большой дивизии ракет шахтного базирования в Саратовской области. Подлетное время ракет среднего радиуса действия на таких расстояниях составляет лишь несколько минут. Что означает невозможность принятия ответных мер.

Владимир Путин: «Считаю очень опасным закладывать в головы людей идею об их исключительности, чем бы это ни мотивировалось. Есть государства большие и малые, богатые и бедные, с давними демократическими традициями и которые только ищут свой путь к демократии. И они проводят, конечно, разную политику. Мы разные, но когда мы просим Господа благословить нас, мы не должны забывать, что Бог создал нас равными»

Фото: РИА Новости

В этом контексте присоединение Крыма к России следует рассматривать как важнейшую стратегическую победу. Независимо от того, как будут дальше развиваться события на Украине, насколько агрессивно будут вести себя наши западные «партнеры», и даже, как ни тяжело это написать, независимо от исхода восстания в Донбассе, ключевое стратегическое решение уже осуществлено: Крым остается важным элементом российской системы обороны. И хотя окончательное взятие Украины под американский контроль все еще возможно — а значит, и размещение там военных систем, — сохранение Севастополя, и тем более всего Крыма, позволяет удерживать стратегическое равновесие.

Известный американский специалист по стратегии и геополитике Эдвард Люттвак (на русский переведены три его книги) недавно так резюмировал крымскую операцию: «Крым стоит рассматривать именно с такой точки зрения. Не как факт простого отъема территории, а как часть стратегии…» Здесь уместно привести еще одну любопытную цитату из того же интервью Люттвака: «…только у двух культур в мире есть настоящий стратегический талант: у британцев и у русских. Именно поэтому Россия — самая большая страна на планете, русские не только всегда в своей истории были успешны стратегически, но и смогли не растерять этот свой талант и воспроизводить его с каждым поколением».

Вообще, в современной аналитической публицистике стратегическим аспектам уделяется незаслуженно мало внимания. Показательный пример — события в Югославии в 90-е годы прошлого века. В многочисленных материалах, анализирующих гражданскую войну в этой стране и ее распад, практически никто не вспомнил, что Югославия считалась стратегическими планировщиками ключевой страной на европейском театре военных действий. Распад Югославии, конечно, в военном отношении был выгоден Западу. Вместо сильной самостоятельной страны, имеющей приличные вооруженные силы, на этом географическом пространстве возникло шесть слабых государств. Когда была окончательно добита Сербия, Балканы перестали быть для Запада проблемой, теперь это как чистое поле. Символом стратегического успеха стала уже упомянутая американская военная база в Косове.

Нужно ли вводить войска на восток Украины?

После референдумов в Донецкой и Луганской областях, на которых граждане вполне определенно отвернулись от новой киевской власти, и быстрого развертывания трагических событий на востоке Украины лихая часть российской общественности требовала развить успех — ввести войска в соседнюю страну и занять всю Новороссию. А это, напомним, весь юго-восток Украины вплоть до Молдавии. На фоне тогда еще вялой реакции Запада многим казалось естественным такое энергичное развитие «наступления». Однако с точки зрения стратегии подобные действия представляются рискованными.

Владимир Маяковский: «Одни к Ивану бегут с простертыми руками, другие — к Вильсону стремглав»

У Карла фон Клаузевица , военного писателя, до сих пор остающегося непревзойденным, одно из любимых понятий — так называемый кульминационный пункт наступления. Разъясним коротко, что это такое. Любое успешное наступление возможно только при превосходстве материальных и моральных сил. При этом наступающий расходует свои силы, а обороняющийся, если он окончательно не разбит и у него сохраняется воля, силы накапливает, привлекает дополнительные ресурсы, концентрируется. Наконец наступает момент, когда сила реакции обороняющегося может превысить силу предшествующих ударов. Это и есть кульминационный пункт. На нем наступление следует остановить. Но как его определить, как не поддаться эмоциям, когда противник отступает? Ответ Клаузевица, к сожалению, не слишком практичен: «Часто все висит на шелковой нити воображения… Все сводится к тому, чтобы чутьем, при помощи обостренной интуиции, уловить кульминационный момент наступления». Приведем еще одну цитату: «…большинство полководцев охотнее останавливается задолго до предела, чем подходит к нему вплотную; и, наоборот, блестящая отвага и выдающаяся предприимчивость часто дают перелет и, таким образом, совершают непоправимый промах. Лишь тот, кто с малыми средствами совершает великое, действительно метко попадает в поставленную цель».

Предполагаю, что присоединение Крыма стало тем кульминационным пунктом, на котором следовало притормозить. Ввод наших войск в Донбасс мог бы перерасти в войну. А война слишком непредсказуемое занятие, чтобы легко в него ввязываться. Даже сейчас мы наблюдаем определенную консолидацию Запада, чего не было после присоединения Крыма. Решающим фактором здесь стала катастрофа малайзийского пассажирского самолета, но кто мог предвидеть эту трагедию (провокацию)? Присутствие российских войск на востоке Украины неминуемо поставило бы вопрос о военной помощи Киеву со стороны НАТО, а возможно, и о вводе войск НАТО на Украину. А отсюда уже недалеко и до прямых боевых столкновений. В отношении санкций при таком повороте событий Запад мог бы пойти на существенные потери для себя, а значит, реальные потери понесла бы и Россия. Можно фантазировать дальше и накручивать сценарии один страшнее другого — степень неопределенности такова, что сделать это несложно. Однако ясно, что риск сильной ответной реакции возрастал бы многократно.

Это вовсе не означает, что надо сдать Донбасс. Следует продолжать борьбу иными средствами — политическими, экономическими, информационными, гуманитарными. Более того, ситуация может измениться так, что военный ресурс снова станет актуальным, его нельзя списывать, о нем должны помнить «партнеры».

Геополитический расклад

Последнее время все чаще в американских и европейских СМИ, как, впрочем, и в части российских, высказывается тезис, будто президент Путин отворачивается от Запада, отвергает европейские ценности, даже готов сократить масштабы экономического сотрудничества с Европой, отгородиться от нее. Российский вектор якобы разворачивается в сторону Китая в ущерб Европе. Такая интерпретация российской внешней политики представляется несколько ходульной.

Если оставаться непредвзятым, можно понять, что Владимир Путин никогда за все пятнадцать лет управления страной не давал повода для упреков в каких-то антиевропейских настроениях. Знаменитая речь Путина, произнесенная на немецком языке в бундестаге в 2001 году, стала ярким символом открытости России для сотрудничества с Европой по всем направлениям. За «путинские» годы торговля с Европой выросла с 80 млрд долларов до 417 млрд в прошлом году.

В Бразилию на саммит БРИКС съехались руководители всех стран Южной и Латинской Америки — стран, большинство которых принято считать чуть ли не вассалами США

Фото: ИТАР-ТАСС

Путин энергично шел навстречу Европе, Западу. Развернулось сотрудничество с НАТО, в какой-то момент даже слышались разговоры о возможном вступлении России в эту организацию. В энергетической сфере, главной области нашего сотрудничества, Путин предлагал Европе делать масштабные инвестиции; так и происходило, доля иностранного владения энергетическими активами в России достигла 25%. Путин предлагал обмен активами, и кое-что даже было сделано в этом направлении. Фактически речь уже могла идти о создании в будущем совместного российско-европейского энергетического комплекса.

Но вот когда российская сторона начинала говорить о технологиях в обмен на доступ к российским природным ресурсам, сразу чувствовалось напряжение технологиями с нами делиться не хотят, даже на очевидно экономически выгодных условиях.

Похожая дискуссия развернулась вокруг проблемы размещения в Европе элементов американской системы противоракетной обороны. Никакие наши увещевания, призывы остановить этот процесс, предложения совместной работы в этой области, например использование российской РЛС в Азербайджане, не нашли отклика.

Несколько иная интерпретация этой схемы: не Россия поворачивается в сторону Китая, а Запад сам, своими действиями, невольно подталкивает Россию на восток. Санкции, ограничивающие российско-европейские экономические отношения, невольно заставят Россию расширять отношения с Китаем. Товарооборот с КНР приближается к 100 млрд долларов в год, и, хотя с Европой он вчетверо больше, динамика явно в пользу Китая. Уместно вспомнить недавно заключенную огромную российско-китайскую сделке по строительству газотранспортной системы «Сила Сибири», инвестиции в эту стройку оцениваются в 60–70 млрд долларов. Сегодня российско-китайские отношения ровны, как никогда. Как знать, не наступит ли в них пора военного сотрудничества, и тогда переориентация на восток станет неизбежной. Примерно такова логика рассуждений о новом китайском векторе политики Москвы, не важно, с положительным или с отрицательным знаком.

Китай, чья экономическая мощь возрастает столь стремительно, что его первая позиция в списке экономик мира — вопрос недолгого времени, почти несомненно будет увеличивать свою внешнеполитическую активность. Проблема в том, что развитие новой мощной державы, как всегда было в истории, сопровождается ростом ее агрессивности. Первые признаки наблюдаются уже сейчас. Например, Пекин фактически провозгласил свой суверенитет над всем пространством Южно-Китайского моря и уже демонстрирует его в конфликте с Филиппинами за отмель Скарборо. Непросты и отношения с Вьетнамом — спорят из-за Парасельских островов. В мае этого года спор вылился в китайские погромы во Вьетнаме: погибли четыре китайца, несколько тысяч человек были срочно эвакуированы.

Военные расходы Китая составили в прошлом году, по разным оценкам, от 145 до 190 млрд долларов (для сравнения: Япония тратит на оборону 50 млрд долларов в год).

Считается, что рано или поздно Китай столкнется с США в схватке за лидерство. В этом контексте западные аналитики любят задаваться вопросом: с кем тогда будет Россия? Ее позиция, по мнению многих, ключевая. Китай не сможет стать «сверхдержавой» без России: экономическая мощь не конвертируется в политическую. А политическая сила устроена сложнее. Относительно слабая в экономическом отношении Россия сегодня политически сильнее Китая. Если Россия с Китаем, то его мощь принципиально возрастает; если Россия с Западом, то доминирование Китая невозможно. Если эта логика верна, то, казалось бы, Запад должен стараться привлечь Россию на свою сторону исходя из чистой прагматики. Однако мы видим нечто прямо противоположное: давление на Россию возрастает. Можно предположить, что в Вашингтоне принято другое решение: Россия должна быть ослаблена до такой степени, что если она и попадет в китайские объятия, то качественного усиления мощи Китая не произойдет. Вместо предполагавшейся аналитиками битвы за Россию начинается битва против России .

Карл фон Клаузевиц: «Часто все висит на шелковой нити воображения… Все сводится к тому, чтобы чутьем, при помощи обостренной интуиции, уловить кульминационный момент наступления»

Новая мировая система. Моральные основания

Итак, китайский фактор — важный аргумент для выстраивания Вашингтоном антироссийской политики. Он завязан на прагматичные интересы ведущих участников мировых процессов — борьбу за рынки, ресурсы, финансы, за политическое и военное влияние в своих ареалах. Однако помимо интересов, неизменно присутствующих в мировой политике, есть фактор гораздо более глубинного действия. Это моральные основания, на которые опираются игроки, действующие на мировой арене. Или, если не нравится использование термина «мораль» как несущего положительную коннотацию, можно сказать о мировоззрении, о тех или иных картинах мира, определяющих тот или иной образ действия. Международные отношения, дипломатия всегда имели моральные основания. Гипотеза заключается в том, что старые, но еще актуальные моральные основания уже не могут обеспечить устойчивость мировой системы, что старая картина мира уже не соответствует новым вызовам, что перестроить мировую систему исходя из ви?дения прошлого века невозможно. Еще одна, более смелая, гипотеза заключается в том, что именно Россия может предложить новую концепцию мировой системы, новые принципы взаимодействия государств. Наша страна всегда имела несколько отличную, а во времена СССР и значительно отличную от западной картину мира. Возможно, в этом и кроется глубинная причина нежелания Запада идти на широкое сотрудничество с Россией. Риск для Запада в том, что российское понимание, как устроить мировой порядок, может оказаться привлекательным слишком для многих, для большинства человечества. И в этом случае моральное лидерство Запад потеряет.

Совершим короткий исторический экскурс в дипломатию последних веков.

В европейской дипломатии в XVIII–XIX веках доминировала концепция равновесия сил. Она отражала идеи ведущих мыслителей эпохи Просвещения: рационализм, веру, часто научно обоснованную, в то, что самые разные системы, от природных до общественных, могут находить баланс, несмотря на конфликты, противоречия и даже на борьбу элементов, составляющих систему. Например, в «Богатстве народов» Адам Смит доказывал, что эгоистические хозяйственные интересы индивидов ведут к общему благу. А несколько позднее Чарлз Дарвин в «Происхождении видов» описал процесс их эволюции в ходе естественного отбора. В политической теории были популярны идеи, что борьба друг с другом различных партий или фракций, преследующих эгоистические интересы, тоже, как в экономике Смита, приводит к гармонии и общему благу. В России вспоминается писатель Николай Чернышевский , который в несколько комичной форме представил теорию разумного эгоизма в книге «Что делать?».

В духе этих идей в Европе в XVIII веке сложилась система равновесия сил. Она, конечно, не остановила войны, но по крайней мере позволила избегать тех боен, что наблюдались в Европе ранее, растягивались на десятилетия и приводили в состояние хаоса целые страны. Система равновесия сил, прерванная Великой французской революцией и Наполеоновскими войнами и восстановленная на Венском конгрессе в 1815 году, просуществовала до 1914 года. Эту систему, казалось бы столь рациональную и устойчивую, похоронила мировая война с ее невиданной доселе жестокостью.

И тут на сцену вышла Америка.

Эдвард Люттвак: «…Только у двух культур в мире есть настоящий стратегический талант: у британцев и у русских. Именно поэтому Россия — самая большая страна на планете, русские не только всегда в своей истории были успешны стратегически, но и смогли не растерять этот свой талант и воспроизводить его с каждым поколением»

Опасное мессианство

Внешняя политика США имеет простое и ясное моральное основание — исключительность американской нации. Незнакомому с вопросом российскому читателю этот тезис может показаться каким-то передергиванием, или пропагандистским, или, по крайней мере, упрощающим дело. Уверяю вас, нет! Американской нацией собственная исключительность уже лет сто пятьдесят не подвергается сомнению. Более того, сомнения являются непростительным политическим грехом.

Еще с позапрошлого века американцы полагают, что они построили самое совершенное общество на Земле, общество свободы и возможностей, где каждый может найти свой путь. Демократическая государственная система управления  лучшая за всю историю человечества. Америка является образцом, а ее ценности должны восторжествовать во всем мире. Здесь встает вопрос: как добиться торжества американских ценностей, американской модели государства и общества? Следует ли только надеяться на силу собственного примера, оставаться в роли «маяка» для всего человечества или внешняя политика должна активно содействовать распространению американских институтов?

До Первой мировой войны США предпочитали не вмешиваться в международные дела далеко за пределами американского континента. Страна придерживалась заветов отцов-основателей, а заветы эти были скорее изоляционистского толка. Хотя в своей зоне Америка особо не стеснялась. Только в первые годы XX века она вмешивалась в дела (иногда оккупируя) таких стран, как Гаити, Панама, Куба, Доминиканская Республика. Переломным моментом стала Первая мировая война, а создателем новой внешней политики США стал президент Вудро Вильсон .

Вильсон совершил интеллектуальный, политический почти невероятный кульбит. Отталкиваясь от идеи исключительности американской нации, будто бы не отвергая необходимость игнорирования европейских дрязг и войн, он радикально изменил внешнюю политику США: из локальной сделал ее поистине глобальной. Логика Вильсона была такова (излагаю по книге Генри Киссинджера «Дипломатия»). Цели, стоящие перед Америкой, выдвинуты непосредственно Провидением (трудно выдумать моральное основание большей силы). Безопасность Америки неотделима от безопасности всего остального человечества. Из этого вытекало, что отныне долг Америки заключается в том, чтобы противостоять агрессии где бы то ни было . Исключительный характер страны требует утверждать свободу собственным примером и одновременно распространять ее. Провиденциальные моральные основания Америки позволяют ничем не ограничивать себя в исполнении своей миссии за рубежом, эта страна заведомо права. Следует организовать глобальный крестовый поход по насаждению американских ценностей. Более того, силы Соединенных Штатов атрофируются, если Америка не распространит свободу на весь мир.

Вудро Вильсон: «Мы создали эту нацию, чтобы сделать людей свободными, и мы… не ограничиваемся Америкой, и теперь мы сделаем всех людей свободными. А если мы этого не сделаем, то слава Америки улетучится и ее мощь испарится»

Фото: ИТАР-ТАСС

Процитируем Вильсона: «Мы создали эту нацию, чтобы сделать людей свободными, и мы… не ограничиваемся Америкой, и теперь мы сделаем всех людей свободными. А если мы этого не сделаем, то слава Америки улетучится и ее мощь испарится». Вудро Вильсон добился от Конгресса вступления в мировую войну, фактически превратив экономически мощную, но политически провинциальную державу в мирового лидера.

Эта интеллектуальная концепция, сочетающая исключительность Америки как носителя свободы и возможность вмешиваться в дела любой страны мира, если это будет признано необходимым в Вашингтоне, является моральной базой внешней политики США уже почти сто лет. Именно поэтому прошлогодняя статья Владимира Путина в «Нью-Йорк таймс» вызвала в Америке истерическую реакцию. Процитируем Путина: «Считаю очень опасным закладывать в головы людей идею об их исключительности, чем бы это ни мотивировалось. Есть государства большие и малые, богатые и бедные, с давними демократическими традициями и которые только ищут свой путь к демократии. И они проводят, конечно, разную политику. Мы разные, но когда мы просим Господа благословить нас, мы не должны забывать, что Бог создал нас равными». Путин «посмел» критиковать самую сокровенную американскую ценность — исключительность этой нации. Он дал понять, что не разделяет такого «мессианского» подхода к устройству мировой системы государств, что могут быть и другие ценностные основания и он может их предъявить.

Даже если принять ценности вильсонианства или хотя бы отнестись к ним с пониманием (в конце концов, Америка — великая страна, самая богатая в мире, принявшая десятки миллионов мигрантов, давшая миру ученых, университеты, технику, наш союзник во Второй мировой войне и т. д. и т. п.), следует критически оценивать сегодняшнюю практику применения концепции Вильсона. И не покажет ли критический анализ, что от мессианских идеалов столетней давности почти ничего не осталось, что свет «маяка свободы» не привлекает человечество, а скорее пугает и отторгает? Что некогда идеалистическая политика, а для многих она действительно была такой, вырождается в самую циничную Realpolitik? Грубое вмешательство во внутренние дела других стран, приводящее к разрушению структур государства, к огромным жертвам — Ирак, Сирия, Ливия… Бесцеремонное обращение с ближайшими союзниками: прослушка глав государств, давление на французские банки, отказ отдать Германии ее золото и т. п. Использование радикальных исламских сил для достижения вовсе не идеалистических, а абсолютно прагматических, шкурных целей. Небывалый ранее контроль средств массовой информации — мы сейчас ясно видим это на примере антироссийской кампании, раздутой в связи с украинским кризисом.

Заканчивается недлинная эпоха гегемонии США, а вместе с гегемонией уйдет и вильсонианская дипломатия.

Экономическая и политическая структура мира быстро меняется. «Никогда прежде новый мировой порядок не создавался на базе столь многообразных представлений, в столь глобальном масштабе», — писал Киссинджер. Теперь уже нет сомнений, что России суждено сыграть важную роль в создании этого нового порядка.

Изоляция — миф

Во многих СМИ рассказывают, что поведение России в украинском кризисе изолировало страну, превратило ее в изгоя, а весь цивилизованный мир от нас брезгливо отвернулся. Так ли это?

Напомню результаты голосования на Генеральной Ассамблее ООН по антироссийской резолюции сразу после присоединения Крыма. Тогда американцам удалось продавить эту резолюцию, «за» проголосовало сто стран, «против» было немного — всего одиннадцать. Однако стран, не поддержавших резолюцию, оказалось 93 — кто-то из представителей забыл нажать на кнопку, кто-то засиделся в буфете, а кто-то и вовсе не приехал на обсуждение. В этих 93 странах живет две трети населения Земли, представители этих двух третей человечества не выступили против России, не поддержали США.

Другой эпизод — недавний саммит стран БРИКС в Бразилии. И если встречи руководителей этих стран уже привычны, на то, что произошло после саммита, следует обратить внимание. В Бразилию съехались руководители всех государств Южной и Латинской Америки, стран, большинство которых принято считать чуть ли не вассалами США. Они захотели быть причастными к новой международной организации, в перспективы которой верят, к организации, моральным лидером которой является Владимир Путин.

Даже Европа сейчас, в острой фазе украинского кризиса, не демонстрирует единства в части санкций против России. Полагаю, что тезис об «изоляции России от всего мира» не более чем пропагандистский прием.

Почему к России тянутся? Года два назад мне довелось беседовать с несколькими выдающимися европейскими учеными, они участвовали в работе Ярославского политического форума. Я спросил, можно ли создать в России дискуссионную площадку мирового уровня. Ответ удивил: все они сказали, что только в России и можно создать площадку, альтернативную западным, таким как Давос; только в Россию не задумываясь поедут представители любой страны; Россия — лучшая страна для выработки иной, не западной, повестки дня.

К новой повестке

Какие сигналы дает президент Путин относительно новой повестки, принципов и подходов к модификации мировой системы? Здесь я даю свою трактовку, основанную на публичных текстах Владимира Путина.

Во-первых, совершенно определенно просматривается, против чего выступает Путин, какие действия он считает контрпродуктивными, вредными.

Против навязывания политического режима «демократии». Такое навязывание, кажется, еще ни разу не приводило к успеху. У стран разная предыстория, культура, каждая живет в своем историческом ритме, грубое конструирование всегда сопряжено с рисками. Несистемное «внедрение» таких прав, как свобода слова, обычно ведет к потере других фундаментальных прав, таких как право на жизнь или право на труд. Здесь на нашей стороне такие страны, как Китай, руководимый Коммунистической партией, или Иран с режимом исламского толка.

Против вмешательства во внутренние дела без очевидной необходимости. Примеры последних лет показывают, что вмешательство часто разрушает имеющиеся структуры жизни страны и ведет к бедствиям.

Против нового империализма, разрушающего суверенитет государств, в результате чего ослабленные страны не могут отстаивать свои интересы в глобальном мире, порядок функционирования которого задают ведущие игроки. Как и при «старом» империализме, их развитие оказывается медленным и зависимым, «профит» в конечном счете оседает у сильных. Здесь союзниками могут быть небогатые страны, а также многие интеллектуалы левого толка, в том числе из западных стран.

Против социал-расизма. Попробуйте узнать, сколько людей погибло в ходе иракской войны. Вы легко найдете данные о погибших и раненых в армиях США и их союзников. А что касается иракцев, есть только оценки, различающиеся почти в десять раз: от 150 тыс. погибших до более чем миллиона. Никто мертвых иракцев не считал и считать не собирается. Как Запад относился к «аборигенам» в эпоху колониализма, примерно так же он относится ко многим народам и сейчас, хотя и лакирует такое свое отношение толерантностью. А эти народы не аборигены, Ирак — это Междуречье; Иран, на который жестко давили до недавнего времени, — Персия с многотысячелетней историей. Китаю, который, правда, учить уже побаиваются, — несколько тысяч лет.

Во-вторых, Путин — сторонник выстраивания сложных сетей взаимодействия государств, многосторонней дипломатии. Такие сети, с одной стороны, позволяют учитывать разные интересы, искать сложные компромиссы, с другой — снижают риски конфронтации. Американское мессианство, не позволяющее никого признавать равным себе, здесь неуместно. Так, кстати, создавался Европейский союз. Эту конструкцию можно критиковать с разных сторон, но нельзя спорить с тем, что риски войны на территории ЕС низки, как никогда в истории.

В-третьих, кажется, что Путин полагает, будто следует строить конструкцию, которая позволяла бы искать баланс интересов, а не баланс сил в духе XIX века. Эта конструкция должна быть попросту более справедливой по отношению к большинству государств.

В-четвертых, нужно создавать новые международные институты вроде банка БРИКС, которые, работая на новых принципах, заменяли бы старые институты, созданные Западом для управления мировым хозяйством по большому счету в свою пользу.

Подведем итог. Заканчивается эпоха доминирования концепции американской исключительности. И хотя по-прежнему, как писал Александр Зиновьев , «теоретики, политики и СМИ Запада абсолютно уверены, что их система — самая лучшая», появились новые сильные игроки, с иным ви?дением, и игнорировать их в условиях глобального единого мира невозможно. Та миссия в мировой политике, которую взял на себя Владимир Путин, указывает, что России предстоит участвовать в создании новой мировой архитектуры на первых ролях.