Чечня. Лакомый кусок пирога или харакири российской армии?

Чечня. Лакомый кусок пирога или харакири российской армии?

Первая чеченская война была красиво названа «мерами по поддержанию конституционного порядка». Чеченская кампания стартовала через год после устранения двоевластия и принятия ельцинской конституции. Она совпала по времени с нормализацией отношений с Украиной посредством передачи ей Крыма в обмен на советское ядерное оружие, хранящееся в украинских «закромах».

Скорее всего, именно на переговорах об этом в Вене Ельцин получил от НАТО некий негласный карт-бланш на «маленькую победоносную войну» в Чечне. Во всяком случае, в результате чеченского блицкрига сепаратисты оказались в политической изоляции.

11 декабря 1994 Ельцин подписал указ №2169 «О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской Республики». Часть военной элиты России восприняла это известие с большим энтузиазмом.

19 декабря российская армия с разных сторон подошла к сердцу Чечни и нанесла первый удар по Грозному, столице самопровозглашённой независимой Ичкерии. В итоге Новый год Грозный встретил вместе с российскими солдатами, занявшими город при помощи 250-ти единиц бронетехники. В результате обстрелов и уличных столкновений Грозный был почти разрушен.

Однако особенно страшными были человеческие жертвы, которые, без преувеличения, во многом на совести Ельцина. Сами чеченцы озвучивали цифру 3000 убитых бойцов. По информации Объединённой группировки войск, в Первую Чеченскую погибли 4103 военнослужащих, более 1230 пропали без вести, были взяты в плен или дезертировали, 19 794 были ранены. По более поздним данным, армия потеряла 5042 солдат. Однако эти цифры кардинально отличаются от информации Комитета солдатских матерей, насчитавшего 14 000 погибших. Со стороны Чечни были убиты, согласно российской сводке, более 17 тысяч боевиков. В числе этих людей тогда были не наёмники и профессиональные бойцы, а обычные чеченцы, главы семей, неизбежно вовлечённые в конфликт на территории своей страны.

Однако более всего пострадало мирное население Ичкерии: правозащитники из «Мемориала» насчитали 50 тыс. жертв конфликта, экс-глава Ичкерии Джохар Дудаев называл цифру 80 тыс. человек. Такие же данные озвучил и российский генерал Александр Лебедь (по другой версии тот же Лебедь говорил о 100 тыс. погибших).

Несколько слов об украинском ядерном оружии. Пронырливая «Нью-Йорк Таймс» написала о том, что Украина владела 4000 единицами ядерного оружия и 1200 ядерными боеголовками на 176 межконтинентальных ракетах. Минобороны Украины рапортовало о более чем 1500 ядерных боезарядов.

Ядерными торпедами, минами и снарядами были также оснащены корабли Черноморского флота, имелись на его вооружении и тактические ракеты с ядерными боеголовками. Всего же ядерных единиц насчитывалось 3—4 тысячи. Примечательно, что, похоже, доподлинно о ядерном потенциале Украины в те времена не знал толком никто. Но в любом случае советских запасов в украинских шахтах вполне хватило бы, чтобы «раздербанить» шар земной раз и навсегда.

Всё же за возврат в российские закрома ядерного оружия с соседями пришлось расплачиваться, и не только деньгами. По версии некоторых политологов, именно из-за сложившейся ситуации России пришлось отдать Украине Крым, отделившийся от неё ещё во времена Горбачёва и провозгласивший себя 16-й республикой СССР под надёжной защитой сначала советской, а потом и российской армии.

Часть российских военных, мягко говоря, была недовольна: выходило, что Ельцин «отблагодарил» их за участие в расстреле Верховного Совета тем, что отобрал «любимую игрушку» на юге! Кроме того, благодаря непопулярным, пусть и вынужденным реформам рейтинг Ельцина стремительно катился по направлению к плинтусу, а реформаторский «Выбор России», который народ презрительно называл не иначе как «Выбросом», на выборах в Госдуму проиграл демагогам из ЛДПР. Так что Ельцину, кровь из носу, нужны были симпатии военных… И вот тут-то и «пригодилась» «кавказская история». На первый взгляд, в огороде бузина, а в Киеве дядька. Ан нет…

Я, как и большинство россиян в 1994 году, был категорически против колониальной войны, тем более, против противостояния с пострадавшими ещё от сталинских репрессий чеченцами. Мы заняли активную позицию: наша Областная дума приняла антивоенное заявление, а мой будущий друг Борис Немцов передал Ельцину миллион «антивоенных» подписей нижегородцев.

Тогда я поинтересовался у «главного по национальностям» Сергея Шахрая, почему авантюрный марш-бросок был сделан именно в направлении братской Чечни, а не, к примеру, ещё более братской Украины. Ведь чеченцы, что было признано даже во времена Пушкина и Лермонтова, воют куда лучше украинцев, а главное, ещё с раннего детства знают все горные тропы как свои пять пальцев. То есть воевать с ними на их территории – то же, что плевать против ветра.

Осторожный Шахрай тогда отшутился, а история с боеголовками всплыла совсем недавно, уже после второго пришествия России в Крым…

Впрочем, вскоре наступил момент, когда Федерация больше не могла посылать на юг «свежую кровь». Во-первых, потому что повестка в армию стала восприниматься миллионами российских матерей практически как похоронка, что било и по престижу вооружённых сил, и по рейтингам политиков. Во-вторых, потому что профессионалы, которые, в отличие от «желторотых» солдатиков, могли и жизнь свою сберечь, и на войне заработать, порой возвращались с передовой не только с огромными деньгами, но и с расшатанной вдрызг нервной системой. Были случаи, когда они ставили растяжки по заказу бандитов, отстреливали друг друга и взрывали любовников своих жён, которые появлялись за время отсутствия бойцов. В общем, Россия платила за колониальную войну на юге «по полной».