Ржавые скрепы сверхцентрализации

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ржавые скрепы сверхцентрализации

Централизация межбюджетных отношений дошла до абсурда: финансы все большего количества регионов трещат по швам, заставляя их выбивать из центра по непрозрачным схемам все большее количество адресных трансфертов. Пришло время системных решений

section class="box-today"

Сюжеты

Экономический потенциал регионов:

Зеркало инвестиционной стагнации

Созидательное разрушение

/section section class="tags"

Теги

Экономический потенциал регионов

Политика в регионах

Долгосрочные прогнозы

Финансовая система России

Россия

Россия

/section

Управление огромной и внутренне неоднородной страной — сложнейшая задача. В России раз за разом ее пытались решать с помощью привычной сверхцентрализации управления, достигая на этой столбовой дороге предела неэффективности. Затем исторический маятник двигался в обратную сторону — к децентрализации, чаще всего обвальной из-за резкого ослабления государственной власти. И даже в редких случаях управляемой децентрализации, например хрущевских совнархозов, результат был далеким от ожидаемого, а сами реформы быстро сворачивались.

figure class="banner-right"

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Для крайних положений маятника давно есть термины: ведомственность и местничество. Только для точки оптимума термина нет, потому что вечно качающийся российский маятник в ней не останавливался. В мире же такой термин имеется — федерализм, который может быть конкурентным или кооперативным, более и менее эффективным, но все же нацеленным на оптимальный баланс интересов центра и регионов. Именно федерализм обеспечивает необходимую гибкость в управлении сложными пространственными системами.

В России федерализм остался только в названии страны. Система управления и ее главный инструмент — бюджетная политика — стали сверхцентрализованными еще в 2000-е годы. Казалось, что дальше некуда. Однако завершившийся 2013 год показал, что нет предела совершенству. Стагнация экономики вкупе с принятыми федеральным центром управленческими решениями привели к дестабилизации региональных бюджетов.

Быстрым шагом в долговой тупик

По данным за январь — октябрь 2013 года, доходы консолидированных бюджетов регионов (сумма регионального и муниципальных бюджетов) выросли в номинальном выражении только на 1% к аналогичному периоду предыдущего года. С учетом инфляции, которая в 2013 году составила 6,5%, динамика роста доходов отрицательная. Темпы роста доходов самые низкие с 2010 года. В кризисном 2009 году ситуация была хуже, но не намного: доходы сократились на 4%. На динамику 2013 года повлияли два негативных фактора. Во-первых, экономическая стагнация, нулевой рост промышленного производства и сокращение инвестиций, что привело к снижению поступлений налога на прибыль организаций на 15%. Во-вторых, на 7% сократилась федеральная помощь (трансферты) бюджетам регионов. Минимальный рост доходов был обеспечен ростом собираемости налога на доходы физических лиц (на 11%), акцизов (на 11%) и налога на имущество (на 16%), который в основном платит бизнес.

Несмотря на стагнацию доходов, расходы консолидированных бюджетов выросли за тот же период на 5%. Быстрее всего росли расходы на образование (14%), здравоохранение (12%, суммарно бюджеты регионов и территориальные фонды обязательного медицинского страхования) и культуру (10%). Регионам пришлось выполнять майские указы президента 2012 года о повышении заработной платы работникам социальной сферы. Несмотря на бюджетные проблемы, на 8% увеличились расходы на национальную экономику, в основном на развитие инфраструктуры. Резервов экономии почти нет: минимально росли расходы на социальную защиту населения — на 1%, а расходы на ЖКХ сократились только на 2%, поскольку федеральный центр ввел ограничение на рост тарифов ЖКХ для населения.

В соответствии с Бюджетным кодексом любое расходное решение федеральных властей в части полномочий региона должно обеспечиваться соответствующим объемом трансфертов. Однако и в 2012, и в 2013 годах перечисления из федерального бюджета только частично компенсировали возросшие расходы регионов на повышение заработной платы бюджетникам. Федеральные власти фактически подталкивали регионы к оптимизации количества бюджетных учреждений и числа занятых в них. Сделать это непросто, процесс управленчески небыстрый и политически небезопасный из-за неизбежного ухудшения территориальной доступности социальных услуг для населения.

Превышение расходов над доходами привело к дефициту бюджетов большинства регионов. Формально этой проблемы нет: по данным Федерального казначейства, суммарный профицит за январь — октябрь 2013 года составил 86 млрд рублей (1,3% всех доходов консолидированных бюджетов регионов). Но этот профицит обеспечен Москвой (профицит 70 млрд рублей), Московской областью и Санкт-Петербургом (54–55 млрд рублей) и в значительно меньших объемах Татарстаном, Сахалинской, Ленинградской областями и Чечней (7–13 млрд рублей). Бюджеты 60% субъектов федерации дефицитны. Хуже всего соотношение дефицита и доходов бюджета в Чукотском АО (85%), Новгородской области, республиках Хакасия и Карелия (19–21%).

Для покрытия разрыва между доходами и расходами пришлось залезать в долги. Суммарный долг регионов и муниципалитетов на 1 декабря 2013 года достиг 1,74 трлн рублей, что эквивалентно 27% собственных доходов консолидированных бюджетов регионов за 2012 год, и продолжает расти. Более чем в 60% регионов соотношение долга и собственных доходов консолидированного бюджета хуже среднероссийского, в трети регионов оно выше 50% собственных доходов, максимальная долговая нагрузка — в Республике Мордовия и Чукотском АО. В этих субъектах она в 1,2–1,4 раза выше собственных бюджетных доходов.

Рассмотрение регионов в системе координат «дефицит — долг» позволяет выделить группу примерно из двух дюжин субъектов федерации с наиболее тяжелой финансовой ситуацией (см. график 1).

Дальше будет только хуже. По расчетам рейтингового агентства Standard & Poor’s, для выполнения указов президента регионам потребуется около 1,7 трлн рублей в 2013–2015 годах и по 1 трлн рублей ежегодно в 2016–2018 годах. Бюджетные кредиты регионам увеличены в 2013 году с запланированных 75 млрд до 160 млрд рублей (данные Standard & Poor’s), но этого будет недостаточно. Как обычно, решения наверху будут приниматься в индивидуальном режиме. Федеральные власти позволили Татарстану и Краснодарскому краю, назвав их инвестиционно активными регионами, пролонгировать уже взятые бюджетные кредиты на двадцать лет по минимальной ставке 0,5% годовых, то есть практически их списали. Другие регионы будут просить о том же, хотя у них нет индульгенции в виде Универсиады и Олимпиады.

Возможности заимствований на внешнем рынке для регионов резко ограничены, критериям Минфина для допуска на этот рынок соответствует только Москва. Заимствования на внутреннем рынке дороги, хотя госбанкам могут сверху посоветовать дать кредиты регионам, а потом их реструктурировать.

Стабильность бюджетной системы снижается, а роль ручного управления растет. Межбюджетные отношения четко показывают отсутствие в России федерализма как формализованного механизма согласования интересов центра и регионов. Дестабилизация бюджетов регионов в 2013 году обусловлена и тем, что федеральный центр сбрасывает на них основные расходные обязательства в социальной сфере. В январе — октябре 2013 года суммарные социальные расходы (образование, здравоохранение, социальная политика, культура, физкультура и спорт) составили 63,5% всех расходов консолидированных бюджетов регионов, а в четверти субъектов РФ — 70–73%. Большинство регионов не в состоянии инвестировать в развитие инфраструктуры для повышения инвестиционной привлекательности, им бы только выжить. И это проблема не только менее развитых регионов, доля социальных расходов превысила 70% в Пермском крае, Свердловской, Челябинской, Иркутской и Московской областях.

Чудеса непрозрачности

Как мы дошли до жизни такой? Поначалу реформы в межбюджетной сфере были рациональными. В конце 1990-х появилась дотация на выравнивание бюджетной обеспеченности, рассчитываемая по формуле и поэтому более прозрачная. Ее доля в общем объеме трансфертов вплоть до середины 2000-х была не ниже половины всех трансфертов регионам, но к 2008 году сократилась до четверти (см. таблицу). А ведь дотации — самый комфортный для регионов инструмент поддержки, их использование не регламентируется сверху.

Таблица:

Структура основных безвозмездных поступлений (трансфертов) регионам (%)

В 2005 году провели монетизацию льгот, ликвидировав накопившуюся проблему нефинансируемых мандатов и разграничив полномочия центра и регионов по разным категориям получателей социальной помощи. Издержки были велики, из-за фискальных приоритетов реформы Минфин занизил объем необходимых денежных компенсаций, население вышло на улицы. Пришлось аврально увеличивать федеральные трансферты.

Муниципальная реформа, разработанная и проведенная под руководством Дмитрия Козака во второй половине 2000-х, позволила более четко распределить полномочия между уровнями бюджетной системы и повысить сбалансированность доходов и расходов. Кроме того, законодательно закрепили важнейший принцип: расходные обязательства, принятые вышестоящим уровнем бюджетной системы в отношении нижестоящего, должны обеспечиваться трансфертом на их выполнение. Этот принцип продержался не так долго, в мае 2012 года о нем уже не вспоминали.

В 2000-е годы быстро росли доходы и федерального, и региональных бюджетов. Россия получила огромную ренту благодаря взлету цен на нефть. Она частично перераспределялась регионам в виде растущих трансфертов — на реализацию нацпроектов, на инвестиционные цели и т. д. До кризиса 2009 года росли и собственные доходы региональных бюджетов, поэтому зависимость от федеральных трансфертов увеличивалась не так сильно. Кризис 2009 года радикально изменил картину, доля трансфертов в доходах консолидированных бюджетов регионов подскочила до 27% (см. график 2). Затем каждый год Минфин пытался сократить объем трансфертов, но без особого успеха. В 2010 году грозились уменьшить трансферты на 20%, а смогли только на 7%. В 2013 году результат тот же (январь — октябрь к соответствующему периоду 2012 года), но в более сложных экономических условиях, поэтому удар по региональным бюджетам оказался сильным.

С ростом перераспределения усиливалось стремление центра максимально регламентировать расходы регионов. Это привело к опережающему росту объемов и количества субсидий из федерального бюджета. Субсидии выделяются на четко регламентированные цели и должны софинансироваться регионом. Их доля в общем объеме трансфертов регионам увеличилась к 2008 году до 36% (таблица). Федеральные ведомства разгулялись, субсидий больше сотни: на оказание высокотехнологичной медицинской помощи, на поощрение лучших учителей, на проведение молодежного форума «Машук», на приобретение оборудования для быстровозводимых физкультурно-оздоровительных комплексов, на обеспечение безопасности населения на метрополитене, на реализацию программ энергосбережения, на возмещение части затрат на приобретение элитных семян, закладку виноградников, раскорчевку старых садов и еще сотня других. Не хватит фантазии, чтобы догадаться о назначении всех существующих субсидий. Распределением субсидий занимаются федеральные ведомства, и они стоят насмерть, охраняя хлебное место. Особенно весомы инвестиционные субсидии (на реализацию ФЦП и на бюджетные инвестиции), их доля в 2012 году составляла 38% всех субсидий.

Ужесточение регламентации для получателей трансфертов сопровождалось снижением транспарентности решений тех, кто распределяет. Наименее прозрачный трансферт — дотация на сбалансированность бюджетов, появившаяся в середине 2000-х. Она возрастает в кризисных ситуациях, когда масштабы «ручного управления» зашкаливают. Так, в 2009 году объем дотаций на сбалансированность бюджетов вырос до половины объема формульных дотаций на выравнивание. Но и в последующие годы они составляли не меньше трети. В 2012 году эту дотацию получали 44 региона из 83, а в 2013-м, когда бюджеты вновь затрещали, получателями стали почти все регионы, кроме Москвы и двух автономных округов Тюменской области. Без формулы как-то удобней… Особенно если учесть, что в 2008–2013 годах 16–23% дотаций на сбалансированность получала Чечня, а в 2012–2013 годах 18–19% получил Санкт-Петербург. Почему? Говорят, на метро.

Кроме того, есть еще «иные» и «прочие» трансферты, которые выделяются по непрозрачным критериям. Их доля существенно росла в 2011–2012 годах — до 13 и 7% всех трансфертов соответственно (см. таблицу). В 2011 году помощь выделялась Москве на строительство метрополитена, ее объем был равен годовому бюджету немаленькой Саратовской области. Огромные «иные» трансферты в 2011–2012 годах направлялись в основном на модернизацию здравоохранения. Видимо, и на пресловутые томографы…

Необходимость децентрализации и передачи части полномочий из центра в регионы понимают и на федеральном уровне. Под эту задачу в 2009 году была создана комиссия Козака — Хлопонина, но сделать она почти ничего не смогла. Федеральные ведомства не хотят сокращать свои полномочия и штат сотрудников территориальных органов, а регионы не спешат брать себе дополнительные полномочия, понимая, что федеральный центр непременно надует: полномочие передаст, а объем дополнительного финансирования на его реализацию урежет. Именно так произошло в 2007 году с передачей регионам полномочий по охране лесов. А в 2010 году были пожары… Пока средства на исполнение федеральных полномочий выделяются в виде субвенций из федерального бюджета, региону ни холодно ни жарко, сколько их перечислили… А если полномочие станет региональным, придется самим индексировать расходы, сокращать число чиновников и т. д. — к чему эти дополнительные хлопоты?

Новый колониализм

Для более развитых регионов основные источники доходов бюджета — налог на прибыль и НДФЛ. Налог на прибыль платит в основном крупный бизнес, и от его политики во многом зависит финансовое положение региона. Ситуация ухудшается, доля налога на прибыль в доходах консолидированных бюджетов регионов снизилась за 2008–2013 годы с 28 до 22%. Помимо экономических проблем есть и другие причины.

С 2013 года вступил в силу закон о налогообложении консолидированных бизнес-групп (холдингов). Он подрубил доходы бюджетов развитых регионов. Крупный бизнес получил право интегрировать прибыль и убытки предприятий, размещенных в разных регионах. В результате в регионах, где находятся успешные предприятия крупных российских компаний, поступления налога на прибыль сократились. Выгоды для крупного бизнеса обернулись убытками для региональных бюджетов.

Кроме того, федеральные власти стимулируют инвестиции крупного сырьевого бизнеса, контролируемого государством, в новые регионы добычи ресурсов. «Роснефть» получила льготы по федеральному налогу (НДПИ) для развития нефтедобычи в Восточной Сибири. Но помимо этого компании предоставлены льготы и по основным налогам, поступающим в бюджет региона. Российские власти намерены также поддерживать развитие перерабатывающих отраслей на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири. Но почему-то пакет льгот, обнародованный федеральным центром, включает в себя в основном льготы по региональным налогам (на прибыль, имущество, земельный налог).

В результате регионы не получают ничего даже от масштабного роста добычи нефти на своей территории. Например, в Красноярском крае объем добычи «Роснефти» вырос за несколько лет почти с нуля до 18 млн тонн, а поступления налогов от этой деятельности составляют в год миллиарда два рублей, что неощутимо для бюджета. При этом объем поступлений налога на прибыль в крае за 2010–2012 годы сократился с 70,5 до 52,5 млрд рублей, а за 2013 год не дотянет и до 40 миллиардов. «Роснефть» богатеет, расширяя добычу нефти и ее продажи в Китай, а регион хиреет. В Якутии, где тоже быстро растет добыча углеводородов, таких преференций у добывающих компаний нет, и поступления налога на прибыль за 2009–2012 годы выросли в три с половиной раза — с 8 до 27 млрд рублей. Традиция вывоза прибыли заложена давно, «Русал» с 1990-х годов использует толлинговые схемы, позволяющие минимизировать налоговые платежи в бюджеты Красноярского края, Хакасии и Иркутской области.

Теперь приходится говорить о набирающей силу колониальной политике госкомпаний, получивших возможность минимизировать издержки в регионах нового освоения для наращивания объемов производства и вывоза прибыли. Конкурентные преимущества обеспеченности природными ресурсами использовать надо, но сырьевая экономика не создает значительного числа новых рабочих мест, основной результат ее развития для региона — рост налоговых доходов. Если этого не происходит длительное время, политику компаний можно считать колониальной. Участие нефтяного бизнеса в финансировании Сибирского федерального университета дело хорошее, но не вместо выплаты налогов.

Льготы для привлечения инвестиций в обрабатывающие и сервисные отрасли восточных регионов более понятны, в этих секторах создается больше рабочих мест и с них платятся налоги. Но и в этом случае нужно обсуждать и длительность, и масштабы льгот по региональным налогам. Однако честнее было бы разделить ношу между центром и регионами, а не пытаться быть добрым за чужой счет.

Коридор возможностей

Дискуссии о лучших моделях федерализма, в том числе в сфере межбюджетных отношений, ведутся давно, но общего вектора нет, каждая страна ищет свой путь. В США преобладает конкурентный федерализм: власти штатов имеют право самостоятельно осуществлять расходы и устанавливать собственные налоги, каждый вид собираемых налогов «приписан» к определенному уровню (федеральный бюджет, бюджет штата или местные бюджеты), масштабы межбюджетного перераспределения невелики.

В ФРГ сложилась модель кооперативного федерализма, когда правила игры формулируются всеми участниками (федеральным центром и региональными властями), а менее развитые земли получают значительную финансовую поддержку.

Китай является унитарным государством, но проводит политику значительной децентрализации бюджетных полномочий, при распределении трансфертов учитывается динамика развития регионов, что стимулирует повышение качества управления.

Оптимальная для России модель пока не найдена, и вряд ли это получится быстро, так как стремления к реальному федерализму нет ни в политике, ни в бюджетной сфере. «Коридор возможностей» сформулировала рабочая группа «Реальный федерализм и местное самоуправление» под руководством Ирины Стародубровской и Вячеслава Глазычева при подготовке обновленной Стратегии-2020.

Первое. Возможности децентрализации доходов ограниченны. Основную часть поступлений в федеральный бюджет дают два налога — НДС и налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ) в части углеводородного сырья. Это наиболее стабильно собираемые налоги, но они географически локализованы: НДС в основном поступает из мест концентрации конечных потребителей (агломерации федеральных городов), а НДПИ — из ведущих нефтегазодобывающих регионов. В результате на три субъекта РФ (ХМАО, Москва и ЯНАО) в 2012 и 2013 годах приходилось 55% всех поступлений налогов с территорий в федеральный бюджет. В 2013 году четвертым был Санкт-Петербург (еще 4,5%). Очевидно, что децентрализация двух крайне неравномерно распределенных по территории налогов повысит доходы немногих и без того богатых регионов и почти ничего не даст всем остальным. Именно по этой причине НДПИ был полностью централизован в конце 2000-х, и это справедливое решение.

Очевидный резерв децентрализации — 2 процентных пункта (п. п.) от 20-процентного налога на прибыль организаций, которые до сих пор поступают в федеральный бюджет, остальные 18 п. п. идут в бюджеты регионов. Давно пора отдать им и эту небольшую часть, но не хотят. В кризисном 2009 году, когда поступления налога на прибыль рухнули вдвое, федеральный центр принял решение не взимать свои 2%. Пустячок для федерального бюджета, а бизнесу приятно, и пиар-эффект неплохой. Следует также разобраться со льготами по региональным налогам (на прибыль и на имущество), которые федеральные власти раздают госкомпаниям, осваивающим нефтегазовые ресурсы в восточных регионах страны.

Некоторые специалисты по межбюджетным отношениям считают, что налог на прибыль организаций, наоборот, нужно централизовать. Во-первых, он нестабилен: сильно падает в кризис, может «гулять» по стране, меняя территориальную «прописку» с помощью перерегистрации юридического лица, а принятие закона о налогообложении консолидированных бизнес-групп позволило им делать «взаимозачет», что сократило поступления налога в регионах с прибыльными предприятиями. Во-вторых, он территориально неравномерен: в 2008–2013 годах на Москву приходилось от 35 до 28% всего налога на прибыль организаций, поступающего в бюджеты регионов. Но если централизовать и этот налог, то у регионов останется минимум стимулов улучшать инвестиционный климат и бороться за инвесторов. Бухгалтерская логика не должна перевешивать логику развития.

Потенциал децентрализации имеют акцизы, хотя они тоже территориально неравномерны. Сейчас акцизы взимаются и перераспределяются между центром и регионами по сложной схеме. Их доля в доходах консолидированных бюджетов регионов составляет в среднем только 6%, но достигает 15–20% в регионах, производящих пиво, спирт и нефтепродукты, — Ярославской, Тульской, Калужской, Омской областях, Республике Мордовия. Поступления акцизов будут расти в связи с повышением ставок, поэтому возможности и способы их децентрализации нужно обсуждать.

Второе. Главные резервы находятся в сфере перераспределения. Страна живет на нефтегазовую ренту, поэтому масштабное перераспределение сохранится надолго. Необходимы прозрачность и предсказуемость перераспределения, четкие правила игры. Их можно сформулировать:

— доля дотации на выравнивание бюджетной обеспеченности, рассчитываемая по формуле, должна составлять не менее 50% всех трансфертов;

— нужно избавляться от «ручного управления», в том числе от дотации на сбалансированность бюджетов, которая выделяется по совершенно непрозрачным критериям;

— давно перезрела проблема огромного числа субсидий регионам. Их больше сотни, и каждую нужно согласовывать с профильным федеральным министерством и ведомством. Необходимо сократить число субсидий до 6–8 укрупненных, которые выделяются по основным направлениям бюджетных расходов (образование, здравоохранение, сельское хозяйство, инвестиционные субсидии и др.) и софинансируются регионом. При этом регион должен иметь свободу маневра в перераспределении средств на важнейшие для себя задачи в рамках выделенного объема субсидий, иначе любой шаг в сторону закончится, как сейчас, прокурорской проверкой и обвинением в нецелевом расходовании средств.

Проблемы сильнейшего неравенства налоговой базы и больших масштабов перераспределения существуют и внутри регионов. Перераспределение бюджетных средств муниципалитетам, особенно субсидий, столь же непрозрачно, как между центром и регионами. Только дотация на выравнивание бюджетной обеспеченности муниципалитетов в основном распределяется по формуле.

Третье. Децентрализация должна быть двухшаговой: от центра в регионы, от регионов — в муниципалитеты. Для первого шага важнее всего прозрачные правила распределения трансфертов при некоторой децентрализации налоговой базы и четком соблюдении Бюджетного кодекса (расходные решения центра по полномочиям регионов должны компенсироваться трансфертами из федерального бюджета). Для второго шага децентрализация налоговой базы может быть более масштабной, хотя прозрачность распределения для муниципалитетов не менее важна. Основной механизм децентрализации — изменение пропорций распределения НДФЛ между региональным и муниципальными бюджетами. Это позволит стимулировать развитие городов как центров концентрации человеческого капитала. Издержки велики, внутрирегиональное неравенство усилится, но без стимулирования развития крупных городов Россия вряд ли догонит быстро меняющийся мир. Но это тема отдельного разговора.

Вопрос о власти

Федерализм невозможен без политического представительства регионов. Для этого формально существует верхняя палата Федерального собрания, но вместо олигархов и отставников в ней должны быть избранные представители субъектов РФ, способные согласовывать интересы центра и регионов.

Ключевой фактор эффективной децентрализации — качество региональной и муниципальной власти. Пока оно низкое, социальные лифты для активных и компетентных управленцев работают плохо, чему способствовал длительный период фактического назначения губернаторов, управляемость выборов глав местного самоуправления, почти повсеместное внедрение сити-менеджеров, контролируемых региональными властями. Качество власти вряд ли удастся повысить без восстановления конкурентных выборов губернаторов и мэров.

Эффективная децентрализация невозможна без контроля снизу, со стороны жителей территории. И не надо изобретать велосипед, основные инструменты контроля — честные выборы и свободные СМИ. Очевидно, что России придется пройти через электоральный популизм, рациональные мотивации выбора будут формироваться десятилетиями. Однако в крупнейших городах-миллионниках и крупных региональных центрах, где концентрируется человеческий капитал, формирование реального контроля снизу произойдет быстрее, как и появление новых публичных политиков, прошедших горнило избирательных кампаний.

Реальное представительство регионов в федеральных законодательных органах и нормальные выборы на уровне регионов и муниципалитетов — лакмусовая бумажка готовности российских властей двигаться в направлении эффективной децентрализации.