ГЛАВА XXII. КИБУЦ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА XXII. КИБУЦ

Между Кастелем и Сатафом возвышается невысокий красивый холм, один из самых красивых в краю. На нем – руины замка крестоносцев и разрушенные дома крестьян. Это село Суба, стоящее здесь с библейских времен, и сохранившее древнее название (Цова). Крестоносцы – госпитальеры св. Иоанна построили на вершине замок Бельмонт, разрушенный Саладином в 1191 году. Замок отстроили, и он послужил феллахам во время восстания против Ибрагима-паши. Ибрагим-паша взял замок и разрушил снова в 1843 году. Село простояло до 1948 года, когда его жители были изгнаны, а земли отошли к близлежащему кибуцу Цова.

Стоит подняться на холм Сувы – основания замка крестоносцев, огромные камни, следы рва хорошо видны. На фундаменте замка, в центре, стоял дом мухтара, деревенского старосты.

Крестоносцы старались строиться так, чтобы сохранить прямую видимость между замками – для факельной передачи сигналов в случае надобности. С холма Субы видны крепости крестоносцев на Кастеле, с Кастеля видна крепость Абу Гоша. Но сама идея факельной сигнализации была принята в Святой земле издревле: во времена Иерусалимского храма, когда высшее жречество определяло новолуние и праздники, факел, оповещающий об этом, зажигался на вершине Масличной горы напротив Храма, и вслед за ним, вспыхивали факелы (масуа) на вершинах гор страны Израиля, и вплоть до Вавилона, где была влиятельная иудейская колония.

Холм Субы во многом напоминает холм Кастеля, но он более красив. Запустение к лицу Святой земле, и, хотя сердце обливается кровью, когда думаешь об изгнанных крестьянах, Суба хороша и в руинах. Холм густо порос колючками кактуса – “сабры”, а ближе к узкой дороге, огибающей холм, растут развесистые смоковницы, гранаты, оливковые деревья и прочие красоты.

В феврале Суба бела от цвета миндаля. Источник Субы находится внизу, под холмом, в яблоневом саду кибуца Цова. Найти его трудно – он течет под землей, как подземная река. Его главный, нижний выход закрыт дверью с замком, в которую вделана чугунная труба, подающая воду в бетонный сборник – в первые годы кибуца кибуцники использовали воду источника для орошения и построили это безобразное сооружение. Раньше, при старых хозяевах, орошение шло, видимо, как в Сатафе – открытыми акведуками-арыками, без чугуна и бетона. Но сейчас вода источника практически не используется – кибуц получает воду извне, по трубам всеизраильского водовода. К этому источнику не приходят молодые кибуцницы Цовы с кувшинами на плече. Источник остался, как глупый жеребенок, он резвится, не зная, что в этой части гор “живых коней победила стальная конница”.

Вертикальная шахта опускается в русло источника куда выше, неподалеку от двух полуразрушенных зданий, одно из них – типичный вали с полукруглым сводом. Никто не привязывает тут лент и не приносит обетов. Железный люк закрывает зев шахты. Его можно откинуть и осторожно спуститься вниз по железной лестнице. Внизу вы окажетесь в тоннеле, просторном зале с несколькими ответвлениями. Каменотесы, жители погибшей Субы, немало постарались, разрабатывая источник: на несколько десятков метров врубились они в гору, чтобы добраться до этого места, где соединяются несколько подземных потоков. Можно пойти вдоль по тоннелю вниз, туда, где брезжит свет, сквозь дыры в кровле главного нижнего выхода. Мой пятилетний сын смог вылезти и там на поверхность, но человеку постарше это уже не удалось бы. Поэтому, посмотрев на запертую дверь, можно вернуться обратно по тоннелю и вылезти наверх.

Дорога, ведущая вокруг холма Субы, когда-то была главной дорогой, но сейчас машины идут обычно по шоссе вокруг, а шоссе Субы перегорожено кибуцниками Цовы щитом с надписью – “Частное владение”. Заглянуть в Цову, наследницу Субы, непросто. Там, где палестинский крестьянин пригласил бы нас на чашку кофе, кибуцник сухо спрашивает, что мы тут делаем, и проверяет документы. Различие разительно: крестьянин отвечает на вопросы, кибуцник отмахивается от них, и уходит, выпроводив путника. Дело в кибуцном этосе:

Герои затянувшегося вестерна, кибуцники, в особенности старшее поколение, любят являть суровое обличие, демонстрировать свою хмурость, неприветливость, за которыми должно по идее скрываться золотое сердце.

Гостеприимство не свойственно израильтянам Нагорья, еще менее жовиальным, нежели израильтяне Побережья. Гостеприимство процветает в шатрах, живет в маленьких домах у ручья, но увядает в домах из бетона. Городская жизнь, которую избрали израильтяне – в том числе и кибуцники, живущие на “городской” лад – вкупе с многовековой изоляцией и традициями гетто привели к тому, что израильтяне мало гостеприимны. Русских евреев с их хлебосольными традициями обычно шокирует на первых порах: то, что их новообретенные родственники отсылают гостей домой перед ужином, или отделываются чашкой чая, наливают рюмки в другой комнате, чтоб не попросили по второй, а вместо обеда кормят сухарями и тертыми бобами.

Палестинцы тоже не всегда режут жирного барашка – но они естественно дают гостю то, что у них есть, и таким образом создают ощущение гостеприимства,

Легенда рассказывает, что однажды праотец евреев и палестинцев Авраам посетил своего сына Измаила, родоначальника арабов. Измаил был в это время на охоте, и Авраама встретила его жена. Та не узнала старика, не напоила его, не накормила и послала подальше. Уезжая, Авраам велел передать Измаилу:

“Проезжал, мол, тут один старик из-под Хеврона, сказал – плохо у тебя вбит опорный кол шатра”. Жена передала Измаилу эти слова, Измаил понял, прогнал ее и взял себе другую жену. Снова приехал Авраам и снова не застал сына – но новая жена, хоть и не узнала путника, помогла ему слезть с верблюда, напоила его водой, испекла ему свежих лепешек в путь. Не дождался сына Авраам, только велел передать, что теперь опорный кол шатра в полном порядке.

Судя по визиту в еврейские поселения, занявшие место палестинских сел, история в 1948 году действовала прямо вопреки легенде. Но даже на фоне слабого гостеприимства израильтян кибуцники особо мало приветливы. Это является одной из причин неприязни, которую они вызывают в современном израильском обществе. Кибуцники, появляющиеся в бедных городских районах во время предвыборной кампании, часто слышат: “Если бы мы пришли к вам вот так, запросто, вы бы вызвали полицию, чтоб нас прогнали”. Действительно, когда городская еврейская беднота, традиционно голосующая за правую партию Ликуд, пробовала зайти в кибуцы с предвыборной пропагандой, кибуцники выбрасывали незванных гостей, и дело не один раз доходило до полиции.

Особенно остро ощущают гордыню и заносчивость кибуцников восточные евреи, вроде тех, что поселились у подножия Кастеля, в поселке Маоз Цион, или в нескольких километрах к юго-западу, в городке Бет Шемеш, о котором писал Амос Оз, кибуцник из Хулъды. Дело в том, что кибуцы были обычно нанимателями восточных евреев в первые годы после массовой иммиграции, и доброй памяти по себе не оставили.

Но, чтобы не задумываться о том, хороши кибуцники или плохи, – есть и такие, и другие – лучше поймем место кибуца в израильской идеологии и этосе. Правильнее всего сравнить кибуцы со средневековыми монастырями. И те, и другие владеют многими землями, полями и лугами страны, но право собственности тех, и других скрыто: монахи владеют землей от имени церкви, кибуцники – только пользуются народной землей именем кибуца.

У них есть и общие достоинства: монахи и кибуцники – более культурная часть населения, возвышающаяся над мужиками и горожанами. Монахи и кибуцники – идеалисты, стремящиеся к общинной жизни, к простоте, естественности, отказывающиеся от роскоши и излишеств, что, конечно, не мешает им драть три шкуры с мужичья. “Право мертвой руки” охраняет их богатство – кибуцы и монастыри могут только богатеть.

Это сравнение должно помочь нам ответить на вопрос, который немало волнует самих кибуцников: почему кибуцы вызывают такую ненависть израильских “низов”? Что сделать, чтоб этого не было? Чтобы ответить, подумаем, почему в Средние века монастыри вызывали чувство ненависти, а сейчас они никого особенно не беспокоят?

Средневековые революционеры стремились разжечь ненависть к монахам, создав образ монаха-обжоры и выпивохи. В 1977 году израильские “низы” создали образ кибуцника-миллионера у плавательного бассейна. А если бы монахи были худы и босы, как Франциск Ассисский? А кибуцники жили в бараках сороковых годов? Это ничего бы не изменило – не роскошная жизнь монахов и кибуцников, не их развращенность, но их собственность на средства производства является причиной конфликта. Пока заводы и земли находятся в руках кибуцников – неважно, сидят ли они у плавательного бассейна или стоят за молитвой, они остаются коллективным эксплуататором. Вульгарные социалисты любили подчеркивать отвратительную морду отдельного капиталиста, кулака, эксплуататора – недочеловека, жирной и жестокой твари. Однако марксизм не имеет ничего общего с этой романтикой. Марксизм учит идее противоположности интересов у самого распрекрасного капиталиста – кибуцника или Энгельса – и самого неприятного пролетария – марокканца из Бет Шеана или ливерпульского рабочего.

Поэтому, при всей нашей симпатии к идее коммунизма и коммун, при всей приязни к основателям кибуцов, надо признать, что сегодня кибуцы стали коллективным эксплуататором и полуфеодальным землевладельцем.

Ненависть к монастырям исчерпала себя, когда у монастырей были конфискованы земельные угодья. Видимо, в подробном случае исчезнет и ненависть к кибуцам.

Богатство и размах кибуцов также связаны с изгнанием 1948 года и последующими событиями. Кибуцы до 1948 года были гораздо более слабы экономически, во многих из них серьезно подходили к идее равенства. После провозглашения независимости хорошо организованные кибуцы смогли оказать непомерное влияние на израильскую политику. Во всех социалистических правительствах Израиля до 1977 года было несколько кибуцников на важных постах. Поэтому кибуцам удалось взять себе хорошие земли при дележе 1948 года. Приехавшие восточные евреи получили либо земли похуже, либо и вовсе были посажены в городках развития, где никакой работы не было. Многие из них стали работать в кибуцах как наемные рабочие.

В те же дни Израиль получал огромные кредиты от стран Запада на развитие экономики. Политически влиятельные кибуцы смогли получить кредиты на развитие своей промышленности, и на этих заводах стали работать жители городков развития.

В наши дни кибуцы все больше и больше ощущают себя осажденной крепостью, окруженной враждебными туземцами. Отношения с окружением у кибуцов складываются неудовлетворительно. Кибуцникам и в голову не придет поехать за покупками или для развлечения в ближайший городок, Тиверию, Бет Шеан, Афулу. Кибуцники, как правило покупают через Объединение кибуцов или прямо в Тель-Авиве. Они не тратят свои доходы в своей части страны, что тоже не способствует хорошим отношениям с горожанами.

Чтобы увидеть кибуц с человеческим лицом, стоит выбраться из Нагорья и отправиться на север, где в плодородных долинах – долине Иордана, долине Кинерета, долине Изреэля – расположились старые, устроенные кибуцы. Я прожил более года в этих местах, где здоровенные парни в синих рубашках таскают спозаранку гроздья бананов, где зреет виноград, где рыбаки уходят поутру ловить рыбу в Кинерете, где по вечерам молодежь пляшет в амфитеатре Цемаха. Северные долины – это целая кибуцная страна, трудовая, спокойная, привлекательная. Страшное несоответствие страны и людей, заметное в горах Иудеи, не ощущается в долинах, бетонные дома не контрастируют с арабскими виллами, следов старых арабских сел нет и они не тревожат совесть. Долины были – tabula rasa, чистым, новым местом, без значительного местного насления, с землями, подходящими для европейских методов сельского хозяйства.

В этих местах, в Долинах, зарождалось новое сионистское поселение Страны Израиля – дитя своего времени, начала века. Они были достаточно опоэтизированы, и в них осталась подлинность. Но “сабры” больше не растут в стране Израиля. Этот кисло-сладкий колючий плод, крепкие и решительные молодые люди, девушки, не пользовавшиеся косметикой и гордившиеся волосами на ногах, ругавшиеся “осел”, свободные и порабощающие себя дети героев, первый плод брака Дон Кихота с Дульсинеей, зачатый в сумерках после первой встречи и до первого разочарования, чуждые нам, как марсиане, исчезли, осталось только слово. В нынешних кибуцах живут обычные современные люди, прошедшие нивелировку с детства и знающие о своих преимуществах.

Иностранная молодежь может провести время в кибуце в качестве добровольцев. Хотя кибуцы предпочитают, чтоб это делалось через кибуцные объединения, находящиеся в Тель-Авиве, но можно самому явиться в желаемый кибуц, иначе объединение может послать совсем в другое место. Все кибуцы одинаковы – и все различны; одинаковы по формальным признакам и различны по местоположению и характеру жителей. Для студента из-за границы, желающего провести часть осени, весны или зимы в Израиле не найти места лучше, чем Эн Гев на берегу озера Кинерет, а если там нет места, то с другой стороны Кинерета находится Геносар. Холодной зимой хорош Эн Геди на Мертвом море. Летом хорошо в Сасе на самом севере страны, где многие говорят по-английски и довольно приветливы. В долине Изреэля хорош кибуц Нир Давид, а японцы обычно идут в близлежащую Хефицибу. Англичане и американцы любят Кфар гаНаси и Кфар Блюм на севере. Финны идут в свой “кибуц” – религиозную коммуну в горах Иерусалима Яд гаШмона возле Неве Эйтана. “Русское присутствие” установлено в нескольких кибуцах, в первую очередь в кибуце Негба, где живет Барух Шилькрот, и в прекрасной Сасе.

Для хорошего путешественника, пробовавшего ашрам в Индии, храм Зен в Японии, рыбалку в Греции, уборку винограда в Провансе, провести какое-то время в кибуце, бесспорно, интересно и полезно. Добровольцу не следует ожидать, что кибуцники, как одна большая семья, примут его и пригреют и хорошо отнесутся. Как правило, отношения между кибуцниками и добровольцами складываются так. добровольцы общаются между собой, живут отдельно, едят отдельно, и даже работают отдельно от кибуцников. С кибуцниками добровольцы общаются мало, не считая получения приказов. Как правило, добровольцы выполняют работы, которые не хотят делать кибуцники – мытье посуды на кухне или работу в ресторане – там, где есть рестораны, – для туристов. Получить настоящую работу в поле нелегко, потому что и кибуцники предпочитают ее, но тем не менее, для того чтобы время в кибуце не было просто потеряно, я советую добровольцу найти работу в поле, в коровнике, на рыбалке, и не брать – по мере возможности – работ для придурков. Тем более, желательно избегать заводов, где добровольцу и вовсе нечего ожидать.

Я практически не слыхал о добровольцах, установивших близкие отношения с кибуцниками – это может произойти только через полгода минимум, а то и дольше. Несмотря на легкость приема добровольцев, кибуцное общество одно из самых закрытых в мире, и кибуцники не общаются за пределами своей группы.

В большинстве случаев и через несколько лет доброволец не сможет стать кибуцником, как все – даже если он будет принят в кибуц, что тоже происходит крайне редко, а с неевреями – практически никогда. В кибуцах нет миссионерского зуда ни в самой малой мере – кибуцники не хотят убедить добровольца в преимуществах их образа жизни. Достоинства такого отношения понятны, а основной недостаток в том, что кибуцники не нуждаются в добровольцах. Кибуцники считают себя лучше прочих смертных, и, соответственно, их отношения с внешним миром носят несколько феодальный характер. Представьте себе, что вы попали ко двору короля Артура, или к запорожским казакам, или на собрание польской шляхты, не будучи рыцарем, казаком, шляхтичем. Поэтому избежать пренебрежительного отношения, патерналистского и покровительственного в лучшем случае, откровенно эксплуататорского в худшем случае – трудно.

Яснее всего это сказывается в области секса. Молодые кибуцники иногда снисходят до пригожей батрачки, то есть доброволицы, но до браков такие игры редко доходят. Благородные дщери кибуцов так же редко отдаются простым добровольцам, как дочери испанских грандов проезжим простолюдинам. Добровольца может утешать, что так кибуцники относятся ко всем: я не уверен, что кибуцники различают арабов, евреев-горожан, жителей поселков развития, новых иммигрантов из России, добровольцев – всех этих представителей враждебного мира, подкатывающихся к их огороженному проволокой приволью. Поэтому добровольцы, как правило, развлекаются между собой.

Промежуточное положение между добровольцами и кибуцниками занимают «нахлаим», послушники кибуцного ордена, молодые солдаты. Нахлаим приходят в кибуц группой и в основном общаются между собой, но по возрасту они обычно ближе к добровольцам, чем кибуцники, и тоже находятся в чужом окружении. Они считают себя лучше добровольцев, но хуже кибуцников по этой феодальной иерархии.

В больших кибуцах можно прожить год, не перемолвившись словом с кибуцником, но и.в небольших контакты невелики. Хотя добровольцы не знают этого, они не много теряют. Большинство кибуцов наших дней тщательно де-идеологизированы, внешних интеллектуальных стимулянтов мало, поэтому разговоры кибуцников обычно сводятся к сельскому хозяйству и сплетням. Разговоры о сельском хозяйстве вполне конкретны, и постороннему не-фермеру мало понятны и мало интересны. Сплетни обычно мотивированы завистью, этим доминирующим чувством кибуцников; кто получил больше, чем другие, кто дал меньше, чем другие.

Кибуцники любят потолковать о том, что Зива смогла пробить через секретариат поездку за границу или пианино для сына, в то время, как другие – они за границу не ездят и без пианино обходятся. О таких вещах не прочь поговорить и в городе, но в кибуце каждый член считает, что упомянутая Зива живет за его счет, что раскаляет страсти. Естественно, что коллектив бурно реагирует и на увиливание от работы – что в кибуцах случается редко.

Кибуцники любят работать, причем трудовая гордость прямо зависит от тяжести труда: чем тяжелей, тем почетней. Я работал в свое время на банановых плантациях, и, помню, немало этим гордился. Работа была здоровая: мы начинали работать в четыре часа утра, и почти без перерыва таскали сорокакилограммовые гроздья бананов, срубая их огромным мачете. От тяжести бананов тело крепло, и ноги накачивали мускулы. В полдень мы кончали работать, обедали и шли спать до вечера в комнате с кондиционером, если везло, или с вентилятором, если везло меньше. Вечером просыпались, и после холодного душа выкатывались, отдохнувшие и здоровые, на зеленую лужайку кибуца. Раз в неделю давали кино под открытым небом, а то был телик в клубе, черно-белость которого раздражала и усыпляла после цветов долины Иордана. Поздно вечером мы любили собраться в комнатах у девочек или на лужайке, и петь грустные и красивые, похожие на русские, старые израильские песни.

Вина кибуцники, как и все израильтяне и палестинцы, не пьют, к наркотикам относятся отрицательно, в особенности старшее поколение, и способны вызвать полицию, если почувствуют дымок марихуаны, тем более если речь идет о добровольце. Поэтому иностранец и гость должен проявлять большую осторожность с наркотиками, даже с приятным продуктом, о котором сэр Ричард Бертон, первый англичанин, добравшийся до Мекки в середине прошлого века, так трогательно писал: “Сначала украдкой, но затем более открыто мы курили гашиш, или индийскую коноплю, этот гениальный продукт, практически неизвестный в Европе. Там он является уделом аптек, как и в свое время опиум и коньяк. Но я верю, что со временем гашиш привьется в Европе, как и табак”.

Теоретически кибуцники хорошо относятся к палестинцам,– скажем, так же, как хорошие фермеры Запада – к индейцам. В Долинах арабов мало, обычно в сельском хозяйстве и в промышленности палестинцев не используют совершенно – для выполнения “черных” работ есть добровольцы и местные восточные евреи. Арабы обычно попадают в кибуц как строители – их доставляет подрядчик по утрам на своем тендере “Пежо” и вечером увозит.

В некоторых кибуцах строительных рабочих и прочих арабов пускают в столовую – я видел арабов Эн Некувы за столом кибуцников Цовы. Но в других они должны есть на улице, под деревом – как, например, в кибуце Саад на юге страны, где два палестинца из Газы работают 10 лет в обслуживании, но в столовую их так и не пускают. Конечно, палестинцев не пускают и в плавательные бассейны кибуцов – считается, что отработав, они должны исчезнуть. Кибуцники Цовы немало гордятся тем, что пускают арабов в столовую.

И все же кибуцники не учат своих детей ненависти к палестинцам. Правда, не учат они и чрезмерной любви, вплоть до возврата конфискованных земель, но этого было б трудно ожидать. Раньше кибуцники старались служить в армии в самых трудных, опасных, почетных, гвардейских частях, и поставляли две трети парашютистов и много офицерского состава. На кибуцника-не офицера фыркали в клубе и столовой – “ “сачок, отлынивает”. В последние годы, по мере того, как кибуцники перестали быть любимцами нового израильского общества, ослабла и их готовность служить в боевых частях или оставаться на сверхсрочной службе. Кибуцники – аристократия страны Израиля, и поэтому их поведение аристократическое: ведь дети помещиков и дворян во всем мире служат в гвардии. Я не имею в виду аристократию духа, кибуцники – богатые землевладельцы, а владение землей облагораживает.

(Благосостояние кибуцов было подорвано их биржевыми авантюрами, тяжелым долговым бременем, а затем кибуцы были практически расформированы в ходе приватизации после 1991 года – с падением Советского Союза больше не было нужды поддерживать иллюзию «социалистического Израиля». В них была введена дифференцированная зарплата, дома и поля приватизированы, возникли новые богатые и новые бедные. Интересно, что кибуцники сами проголосовали за ликвидацию порядка, при котором они были равными хозяевами. Они объясняли это роковое решение так: нас убедили, что приватизация – лучше и прогрессивнее. В результате обычные кибуцники собирают гнилые овощи себе на завтрак, с трудом сводят концы с концами, а их многомиллионное хозяйство принадлежит их более пронырливым собратьям. Но еще до этого молодежь ушла из кибуцов и в них остались в основном старики. В кибуце Негба, одном из крепких кибуцов, появляется один-два ребенка в год. Так, захват палестинских земель не пошел впрок и им.)