Голова! / Спорт / Exclusive

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Голова! / Спорт / Exclusive

Голова!

/  Спорт /  Exclusive

«В отличие от многих людей, у которых существует проблема включить голову, у меня, наоборот, проблема — отключить ее», — говорит Владимир Крамник

 

У Владимира Крамника нет высшего образования, что не мешает ему считаться одним из самых гениальных шахматистов современности. Уже в семнадцатилетнем возрасте его имя гремело на весь мир, когда в составе сборной России он выиграл Всемирную шахматную олимпиаду в Маниле, показав на своей доске уникальный результат — 8,5 очка из 9 возможных. Крамник четырнадцатый чемпион мира, многократно побеждал на самых престижных турнирах. Сегодня он живет в Париже, но со своей «краснокожей паспортиной» расставаться не намерен. И не упускает возможности приехать на родину. Вот совсем недавно оказался в Петербурге. Как всегда, по шахматным делам...

— Владимир, петербургский этап турнира Алехина вы провели замечательно, но в число победителей не вошли. Почему?

— Этот сезон был для меня сложным, я полностью выложился в состоявшемся накануне турнире претендентов. Уже в начале Мемориала Алехина я чувствовал, что нахожусь не в оптимальной форме. Да и к тому же состав был очень представительным — Ананд, Аронян, Гельфанд.

— Вы достигли заоблачных вершин в шахматном мире. Ради чего играете сейчас?

— Ради интереса и игры. Я человек не тщеславный, у меня никогда не было чрезмерного честолюбия. Скорее я перфекционист. Мне хочется делать то, что делаю, максимально хорошо. И мне нравится игра сама по себе, ее творческое начало. Я увлекаюсь, но у меня нет спортивной злости. Каспаров, например, не говоря уже о Фишере, всегда был заряжен в первую очередь на выигрыш. Меня больше увлекает процесс.

— На турнире Алехина вы сыграли за сутки две партии по семь часов! При этом оставались поразительно спокойным. Для вас нет разницы между победой и поражением?

— Есть, но она очень краткосрочная. Может, это звучит банально, но мой девиз — делай, что должен, и будь что будет. От везения в игре тоже немало зависит. Это уже что-то с высшей силой связано, а может, просто такой русский фатализм. Может, потому, что у меня никогда не было зацикленности на результат, я всегда играю достаточно спокойно. Когда понимаю, что сделал все, что мог, сильно не расстраиваюсь, даже если проиграл.

— Видимо, поэтому Каспаров и называл ваш стиль игры прагматичным, стойким. А как бы вы определили свой стиль?

— Он так сказал, когда проиграл мне, у него тогда бурлили сильные эмоции. До этого он всегда восторженно отзывался о моей игре. По-моему, каждый игрок прагматичен, потому что использует в игре свои сильные стороны. Мой стиль довольно сложно определить. Шахматы — это же творчество, как живопись и музыка. Можно ли однозначно определить стиль художника или музыканта? Почерк — да, виден, но и он может меняться с годами, а стиль… Я больше тяготею к позиционной игре, стратегической, а не к тактической. И у меня это с детства. Каспаров по стилю блестящий тактик, он играет агрессивно, силен в атаке. Но он так играет не потому, что лишь хочет порадовать зрителей, а из того же прагматизма, потому что хочет выиграть. Моя сила — в позиционной игре, в неторопливом переигрывании соперника.

— Кто вас вырастил как шахматиста?

— Самую первую книгу по шахматам, которую я прочитал, написал Анатолий Карпов — он тогда был чемпионом мира, гремел по всей стране. У нас в Туапсе в книжном магазине по шахматам ничего, кроме его книги, не продавалось. Отец мне ее купил. Потом я был в школе Ботвинника — Каспарова. Наверное, мой стиль — что-то среднее между Карповым и Каспаровым, понемногу есть от обоих. В общем, микс получился.

— Правда, что вы бегали на улицу играть со взрослыми в шахматы?

— Да, в парке играл изредка. У нас в Туапсе и климат к этому располагает — тепло, море. Но я быстро перерос этот уровень, мне такие игры были уже неинтересны. А когда исполнилось 18 лет, пришлось переехать в Москву, потому что из Туапсе постоянно ездить по турнирам непросто, ближайший аэропорт в четырех часах езды, зимой из-за туманов часто отменялись рейсы.

— Почему не окончили вуз?

— Я его даже не начинал. К окончанию школы я уже входил в сборную страны и в топ-10 в мире. Совмещать шахматы на таком уровне с учебой в вузе невозможно. Для галочки можно было поступить, но я все равно не смог бы нормально учиться. Оканчивать вуз просто ради диплома неинтересно, а образование, которое я мог бы получить, например, в институте физкультуры, у меня, по сути, и так есть.

— Возраст влияет на качество игры?

— Влияет. Сейчас у меня качество игры совсем не хуже, чем раньше, но с годами чуть ухудшается быстродействие. По-моему, это чистая физиология, какие-то вещи с возрастом теряются безвозвратно. Но наука о мозге пока находится, на мой взгляд, на первобытном уровне, и регулировать эти процессы со стороны невозможно. Появляется проблема восстановления после игры — сейчас мне нужно на это больше времени, тем более что есть семья, дети, которые требуют внимания и времени. Например, мы играем девять дней подряд, девять партий: чтобы компенсировать разницу в возрасте с большинством моих конкурентов, мне надо больше работать, быть более профессиональным в питании, в физических нагрузках. Это раньше, когда были другие скорости, не было компьютеров и можно было отложить партию на следующий день, тогда шахматисты играли до солидного возраста — Марк Тайманов, Михаил Ботвинник, Виктор Корчной. Сейчас все решается в один присест, и партия может длиться семь часов.

— Хоккей и фигурное катание собирают стадионы, потому что это зрелищно. А шахматы — это красиво?

— Ценить красоту шахмат начинаешь, только достигнув определенного уровня игры. И вообще — должна быть какая-то предрасположенность к интеллектуальным занятиям. Может, я какой-то извращенец в этом смысле, но интеллектуальная нагрузка доставляет мне огромное удовольствие. Мне нужно занимать голову — я люблю решать математические задачи. Kогда выпадает свободное время, лучшее занятие для меня — поискать в Интернете какие-то статьи по экономике, по науке. Я думаю, если бы не шахматы, то в моей жизни была бы наука, математика, экономика. Мне это нравится. В отличие от многих людей, у которых существует проблема включить голову, у меня, наоборот, проблема — отключить голову, как у всех шахматистов.

— Как вы расслабляетесь?

— Во время турнира — никак, это очень жесткий режим, сплошное напряжение. После турнира я неделю просто отсыпаюсь, если есть такая возможность. Для меня дом — самый лучший отдых, никаких поездок на курорт. Дети, которых я нечасто вижу, — это огромное удовольствие. А если они дадут поспать, тогда вообще отлично. И поменьше общения, особенно в первые дни после турнира: лучше всего залечь в берлогу, и никаких планов на день.

— У шахматистов есть какая-то специальная диета?

— Культура питания для шахматиста важна, за ней необходимо следить. Например, сахар — он, конечно, очень нужен, мы во время игры его сжигаем много. Белый сахар дает быстрый всплеск энергии, но этот пик вскоре спадает, а это опасно во время длительных партий. Полезнее сахар, который находится в сухофруктах — в кураге, изюме. Если уверен, что партия скоро закончится, можно для быстрого эффекта съесть белый сахар или выпить кофе. Минут 15 продержался, потом идет спад, и если партия к этому времени не закончится, уровень концентрации будет понижаться.

— В последнее время много говорят о том, что суперкомпьютеры похоронят шахматы. Неужели шахматы конечны?

— Наверное, конечны, но это число с 27 или 28 нулями — для человеческого разума оно все-таки бесконечно. Вот шашки, особенно русские, действительно высушены компьютерами, если можно так выразиться. Шахматы слишком сложны: даже самые мощные компьютеры, с которыми мы тренируемся, анализируют позиции максимум ходов на 30 вперед. А партии иногда тянутся и 200 ходов. Да, компьютер силен, но он не просчитывает игру до конца и иногда ошибается.

— Вы же состязались с компьютером и первую часть игры вели, но потом вышли на ничью. А Каспаров в свое время проиграл!

— Он проиграл скорее по неосторожности, в тот момент компьютеры были намного слабее. Он тогда просто сорвался, ему начало мерещиться, что кто-то помогает компьютерам. Тогда он явно был сильнее машины и, если бы психологически оказался устойчивее, одолел бы компьютер. Я играл несколько лет спустя с намного более сильной машиной. После первой половины матча опережал ее на два очка, но потом уступил две партии подряд. Наверное, устал: когда играешь с машиной, нужно держать фантастическую концентрацию, намного выше, чем в игре с человеком, — машина никогда не устает! В итоге получилась ничья 4 : 4. В 2006 году у машин почти нельзя было выиграть, они уже были очень мощные. Максимум, что мог сделать, свести вничью, к чему был близок. С тех пор компьютеры ушли далеко вперед, такой матч уже не имеет спортивной интриги, потому что человек обречен на проигрыш.

— Вас однажды обвинили в том, что вы использовали подсказку компьютера. Помните, тот матч 2006 года в Элисте?

— Эти обвинения — полный абсурд! В Элисте был жесточайший антикомпьютерный контроль — нас перед партиями полностью сканировали, как при посадке в самолет. Там даже поставили глушилку, которая подавляла радиосигналы в радиусе километра. Просто мой соперник Веселин Топалов после неудачного начала попробовал спровоцировать скандал и сорвать матч. К счастью, ему это не удалось.

— Вы можете играть, не глядя на доску?

— Все профессионалы могут. У нас даже такой турнир проводился много лет. Это как музыканты — они же на ноты могут не смотрeть. А вот одновременно играть много партий, больше десяти, тут специальная тренировка требуется — рекорд был 62 партии одновременно. До десяти — это любой топовый игрок может. В начале прошлого века сеансы одновременной игры были очень популярны, на них можно было заработать. Тот же Алехин часто участвовал в таких играх, за них, видимо, неплохо платили. Но это очень серьезная нагрузка для нервной системы.

— У многих видов спорта есть бизнес-спонсоры. А шахматы кто-нибудь поддерживает?

— Поддерживают. Например, спонсорами турнира Алехина были Геннадий Тимченко и Андрей Филатов, его партнер по бизнесу. Нашу шахматную федерацию в числе прочих спонсирует «Газпром».

— Среди чиновников кто, кроме Аркадия Дворковича, фанатеет от шахмат?

— Александр Дмитриевич Жуков хороший шахматист, практически профессионально играет. Он был президентом Российской шахматной федерации много лет. Потом передал бразды правления Дворковичу, сам же закрывает «сочинскую амбразуру». Но до сих пор приходит на турниры, мы иногда с ним блиц поигрываем — он очень азартный.

— За последние десятилетия в России в силу разных причин перестал цениться интеллект. То, что сейчас крупные фигуры в бизнесе и власти начинают поддерживать шахматы, означает ли, что государство вспомнило «о вечном»?

— Вполне возможно, сейчас на шахматы стали обращать серьезное внимание: в России в последние годы талантливые дети начали получать стипендии. Я первую финансовую поддержку от Российской шахматной федерации получил в 2007 году, хотя начал играть за сборную в 1992-м. До того всю подготовку оплачивал из своих призовых. Поэтому когда мне начали оплачивать подготовку, тренера — это был почти культурный шок. Недавно мне и другим российским игрокам оплатили подготовку к турниру в Лондоне. Это очень дорогое удовольствие. Если бы, например, я платил за все из своего кармана, то, получив первый приз на турнире претендентов, после оплаты налогов и подготовки потратил бы его целиком.

— Чем займетесь, когда уйдете из шахмат?

— Что-нибудь придумаю, у меня много друзей, связей. Уверен, что найду интересное занятие, и необязательно в шахматном мире. Это меня совершенно не пугает.

— Мари-Лор, ваша жена, журналист?

— Да, но теперь можно сказать — бывший.

— Попробую угадать — вы познакомились во время интервью?

— Точно! Классика жанра. Она работала в «Фигаро» редактором отдела «Дебаты и мнения», была там единственным человеком, кто разбирался в шахматах, потому что занималась ими в детстве. И если нужно было писать о шахматах, то посылали ее. Когда я выиграл у Каспарова, ее отправили брать у меня интервью. К тому же она знала некоторых моих друзей-шахматистов, немного крутилась в этом мире. Сейчас, после рождения детей, она уже не уверена, что хочет возвращаться к работе. Да и зарплата по сравнению с объемом работы невысокая: она трудилась 6 дней в неделю по 8 часов, иногда вызывали вечером и в выходной. Кстати, я года три-четыре подряд выписывал «Итоги», когда жена служила в «Фигаро»: им разрешали для работы выписывать какое-то зарубежное издание, и мы выбрали «Итоги». Потом жена ушла из газеты, а в парижских киосках ваш журнал, к сожалению, не продают.

— Вы сами можете содержать семью? Ведь в шахматах не такие уж большие деньги крутятся, не то что в футболе.

— По сравнению с футболом — да, небольшие, но достаточно приличные. Конечно, все зависит еще от запросов — мне, например, не нужны личные яхты и самолеты. А на остальное хватает. Особенно в матчах на первенство мира гонорары очень приличные, а я их сыграл уже четыре. Сейчас спокойно чувствую себя в финансовом отношении. Думаю, что из неолимпийских видов спорта шахматы по оплате на первом месте, если не считать гольфа. Конечно, по меркам московского бизнеса мы клошары, но по европейским — вполне обеспеченные люди. Если бы еще не надо было платить такие огромные налоги во Франции!

— Вы платите налоги во Франции?

— К сожалению. Если бы можно было выбирать, я бы платил в России, тем более что гражданство у меня российское.

— Так берите пример с Депардье!

— У Депардье взрослые дети, и он сейчас официально не женат, то есть сам себе хозяин. А у меня семья живет во Франции, дочка пошла в школу. Поэтому пока моя семья там, я буду платить налоги во Франции. Может, мы и переедем, уже обсуждали такую возможность — но это не из-за налогов. Пока дети маленькие, жене удобнее жить во Франции, поближе к своим родным. Если потом получу работу в другой стране, мы можем переехать.

— Хорошо говорите по-французски?

— Почти не говорю. Мне, конечно, немножко стыдно, но я не сильно хочу учиться. Есть преимущества в том, чтобы не говорить по-французски, и мы с женой обходимся английским.

— Но мне всегда казалось, что французы морщатся, когда слышат английскую речь?!

— Теперь уже нет! Так было раньше, а сейчас, особенно в центре Парижа, все по-другому. Я, конечно, могу объясниться в ресторане или в магазине. Но у меня такой круг общения, где все говорят или по-английски, или по-русски. С женой говорим на английском — мы, можно сказать, встретились на английском. Она русский учит, немного говорит. С дочкой я говорю по-русски, но у нее русский пока не очень хороший, и мы взяли русскую няню. Мне несложно было бы перейти на французский, я многое понимаю, но требуется несколько месяцев подряд его учить, а я почти все время провожу в разъездах — турнир за турниром, первенства, чемпионаты. Зато есть много плюсов: у нас в доме, например, болтливая консьержка знает, что я не говорю по-французски, и со всеми вопросами обращается к жене. И всякие рабочие, сантехники — я с ними только «бонжур, бонжур», они понимают, что я не говорю, и меня никто не достает.

— Удобно! Но ведь французы очень общительные, разговорчивые, а вы, получается, ограничиваете себя в общении…

— Я, конечно, люблю общение, но только с теми, кого сам выбираю. А для Франции это типично — приходишь в кафе, заказываешь кофе, официант начинает с тобой болтать — расспрашивает, ты ему рассказываешь. Это с точки зрения психологии полезно, но у меня нет такой потребности. Мне удобно: «нихт ферштейн» — и занимаюсь своими делами.

— Вы в Париже общаетесь с Борисом Спасским?

— В последнее время мало, потому что он в Россию перебрался. Я надеялся увидеть его на турнире Алехина, но он не доехал. У него сейчас со здоровьем проблемы — восстанавливается после инсульта.

— Он рассказывал вам о той знаменитой игре с Фишером? Шахматы для СССР тогда были чуть ли не национальной идеей, а тут какой-то американец взял да разгромил советского гроссмейстера!

— Для профессиональных шахматистов это было ожидаемое поражение — Фишера было сложно остановить. Может, так звезды сошлись, что это был его лучший период, пик формы, и с ним было очень тяжело бороться. Остальным повезло, что он после этого матча ушел из шахмат, а то он бы еще не один год оставался победителем. Но у него, судя по всему, были проблемы с психикой.

— Вы были знакомы с Фишером?

— Его представители вышли на меня года за два до его смерти, мы начали договариваться o матче — он, видимо, решил снова сыграть, a я был действующим чемпионом мира. Ему уже было за 60, он, конечно, потерял какие-то навыки, но мне все равно было интересно сыграть с легендой. Мой друг Жоэль Лотье, известный французский шахматист, который, кстати, живет сейчас в России, поехал к Фишеру в качестве моего представителя, чтобы окончательно договориться. Они два дня общались. Фишер все время сомневался, видимо, искал соперника послабее, хотел даже играть с чемпионкой мира среди женщин. В итоге он не решился, и я с ним так и не встретился, а вскоре он умер.

— Как вы вообще завязываете знакомства? Например, Наталья Водянова — она сама с вами познакомилась?

— Просто Джастин, ее бывший муж, англичанин, большой любитель шахмат. Однажды они приехали на шахматный турнир, там мы и познакомились. И сейчас продолжаем общаться, тем более что Наталья часто бывает в Париже, много времени проводит там, приходит к нам в гости, у нас есть общие друзья.

— Она в шахматах разбирается?

— Не особо, но очень хочет учить своего старшего сына. Мальчик уже играет, кстати, неплохо. Она попросила меня найти ему хорошего учителя.

— Может, потренируетесь на чужих детях, а потом своих учить будете?

— Я и так своих буду учить, к тому же у меня времени не хватает на дочку, чтобы с ней заниматься.

— Ей же совсем немного лет! Мечтаете сделать из девочки чемпиона?

— Ни в коем случае! Просто считаю, что это очень полезно для общего развития, для головы: четыре с половиной — отличный возраст, я сам начал в пять лет. Именно в таком возрасте шахматы хорошо развивают голову.

— Помню, когда меня в детстве учили играть в шахматы, я ужасно боялась, что меня съедят!..

— У меня дочка точно так же относится к шахматам! Я ее сейчас учу, она в сути игры еще не разбирается, а съесть — это она понимает. Я ей поставлю позицию, чтобы показать, как ходят фигуры, так она сразу — вот это я ням-ням и вот это могу съесть!

— Что, по сути, тренируют шахматы — память, комбинаторику?

— Шахматы — это как фитнес для тела: ты поддерживаешь голову в тонусе, и ничего мистического в этом нет. Развиваются и память, и логическое мышление. Ты тренируешь мышцу под названием мозг. Для детей шахматы хороши еще и тем, что в них есть игровой элемент. Решать просто математические задачки быстро надоедает, детям это скучно. Еще шахматы учат брать на себя ответственность за решение — потом ни на кого не свалишь ответственность за поражение. Не говоря уже о развитии логического мышления — ты начинаешь просчитывать вперед, оценивать последствия своих действий. Это колоссально полезно для общего развития ребенка.

— Ваша дружба с братьями Кличко тоже возникла на почве шахмат?

— Да, они оба неплохо играют в шахматы, и наша дружба началась с турнира. Они — культурные, интеллигентные люди, и имидж боксера из анекдотов — это не про них. Они неплохо играют для любительского уровня.

— А они вас боксу учили?

— Нет, но я бываю на их боях, они меня всегда приглашают. Год назад мы с Виталием одновременно оказались на тренировках — у него месячный сбор перед боем, у меня тоже — перед турниром, и мы решили совместить. Я смотрел тренировки, a вечером давал ему уроки шахмат за ужином. Головы у обоих братьев работают отлично, они и шахматистами вполне могли бы быть. Кстати, и Льюис, и даже Тайсон — они тоже совсем неглупые люди.

— Вы сами каким-то спортом, кроме шахмат, увлекаетесь?

— Полезно плавать, но для меня это очень скучное занятие — ненавижу, но плаваю, потому что надо. Кстати, в бассейне очень удобно думать: заплываешь на час-полтора, а сам решаешь какую-нибудь задачу. К сожалению, тем, что мне нравится — теннисом, футболом, — мне заниматься не рекомендуют из-за проблем со спиной.

— Анекдоты про шахматистов знаете?

— Ни одного не могу вспомнить — может, нас сильно уважают?

— Раз уважают, может, вам тогда в политику рвануть? Вот Каспаров пошел.

— Нет, это как профессия — не мое. Политика для таких, кому нужен свет софитов и аплодисменты, за редким исключением. И Гарри Кимович это любит. А у меня нет потребности, чтобы мной восхищались. Я не властолюбивый человек, мне власть над другими неинтересна. Мне скорее интересны социальные менеджерские проекты — сделать что-то от начала и до конца. Говорить и ждать оваций — не для меня.

— У вас вся семья связана с искусством — мама окончила консерваторию, отец рисует. А вы?

— Еще у брата Евгения рекламное агентство, он занимается наружной рекламой. Отец и дядя — художники. Я пытался рисовать, но это полный ужас, тут на мне природа отдохнула по полной. У отца большая библиотека книг по искусству, получаю удовольствие от их просмотра, хожу в музеи. Люблю музыку, у меня много друзей-музыкантов, часто хожу на концерты, тем более когда в Париж приезжают друзья. Дружу с Вадимом Репиным, мы часто общаемся. Вадим с Колей Луганским играли на открытии турнира Алехина в Лувре. Я люблю бывать на их концертах. А что касается занятий искусством — вот после сорока лет, когда закончу с шахматами, всему научусь и все наверстаю.