Свято место / Общество и наука / Культурно выражаясь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Свято место / Общество и наука / Культурно выражаясь

Свято место

Общество и наука Культурно выражаясь

Президент предложил продлить рабочий возраст чиновников до 70 лет. Одни считают, что профессионал надежнее новичка. Других возмущает «геронтофилия» аппарата в брежневском стиле. Музыкант Владимир Преображенский уверен: в отличие от времен Гоголя и Щедрина сегодня чиновник это не профессия, а образ жизни

 

От предложения президента увеличить чиновничий век до 70 лет я не жду никаких особых последствий, ни положительных, ни отрицательных. Дело в том, что профессионализм чиновника никак от возраста не зависит. Другое дело, что чиновничьи должности весьма хлебные и увеличение «пенсионного возраста» имеет для этих людей совершенно иной смысл, чем для других категорий населения. Наверняка они встретят президентскую инициативу на ура.

Но надо понимать, что в России чиновничьей психологией обладают отнюдь не только управленцы. Необязательно, как сказали бы классики, числиться коллежским асессором или статским советником, чтобы быть чиновником по призванию и зову души.

Приведу один пример.

Недавно я с группой записал очередной альбом, и мы обратились в один лейбл с целью его издать. Приехали, поговорили. Условия нас не устроили, и мы откланялись. В итоге выпустили диск с другой звукозаписывающей компанией. Но на этом история не закончилась. Вскоре мне приходит рассылка от первой рекорд-компании с предложениями, которые нам неинтересны, и с совсем уж бессмысленной рекламой. Только потому что я однажды переступил порог их офиса? Но ведь наши отношения с лейблом не сложились.

И вот день за днем я получаю от них спам. В конце концов не выдерживаю и вежливо пишу: «Друзья мои, прошу отключить меня от этой рассылки, наши с вами отношения закончились, мы друг другу неинтересны». И получаю вот какой ответ: «Владимир! Ваша группа теперь внесена в черный список. Просим более не беспокоить нас вашим творчеством». Мне становится интересно. Спрашиваю: «А на что вы так обиделись? Рассылка — дело добровольное, не правда ли?» И получаю реплику: «Не люблю общаться с идиотами». Отвечаю: «Знаете, я тоже». Вот и поговорили. Это была бы обыкновенная и ничем не примечательная сетевая перепалка, если бы не одно обстоятельство: компания не из самых мелких. И переписывался я не с кем-нибудь, а с помощницей главного продюсера.

Хамство? Но его и так в блогосфере хватает. Для меня важнее другое: руководство лейбла не интересуют ни собственное реноме, ни клиенты. А если интересуют, то одноразовые. Вы знаете, что это такое? Это не психология предпринимателя. Это психология чиновника, у которого нет клиентов, а есть просители, посетители и, наконец, «население».

Чиновник защищен от критики своей сословностью. Он очень хорошо знает, что, как бы он ни накосячил, каких бы ляпов ни насажал, худшее, что ему грозит, — переброска на другую должность, не хуже первой. Чиновничья каста своих не сдает, вот в чем дело. Она вне критики и вне общества, как опричники во времена Ивана Грозного. Мы охотно употребляем такие понятия, как «репутация политика», «репутация артиста». А вот у чиновника нет и не может быть репутации. В лучшем случае — имидж, да и то у высших государственных лиц. Чиновник средней руки — лицо абсолютно не публичное. Может быть, поэтому в дореволюционной России представителям чиновничьей корпорации дали название «крапивное семя». То есть поначалу едва заметное, но по сути весьма жгучее и неискоренимое. А в перестройку чиновников называли аппаратчиками, что тоже очень близко к их сущности. Заметная черта чиновничьей психологии — постоянное перекладывание ответственности и поиски стрелочника. А когда возникает какой-нибудь очередной Крымск, так это сразу вылезает наружу.

Между прочим, число аппаратчиков в 90-е годы по сравнению с 80-ми увеличилось в несколько раз. А психология тех, кто начал работать в серьезных бизнес-структурах, была и до сих пор остается все-таки чиновничьей, а не предпринимательской. Во многом из-за того, что перешли они туда с бывших советских номенклатурных постов. Я в связи с этим вспоминаю покойного Илью Кормильцева, который признавался, что, заходя в 90-е в кабинеты новоиспеченных директоров рекорд-компаний и музыкальных агентств, он с удивлением находил там бывших комсомольских и партийных функционеров, которые во времена СССР запрещали рок и «литовали» песни. Потом они принялись душить музыку «форматом»...

Чиновник очень боится потерять место, что может произойти не из-за просчетов, непрофессионализма или взяток, а из-за внутрикорпоративных бурь. Его могут начать подъедать коллеги, он может стать неинтересен своему покровителю и поэтому лишиться должности. Все, что угодно, может стать для него Парисовой стрелой, кроме одного — ненадлежащего исполнения своих обязанностей. Я знаю, что в 30-е годы чиновник за небольшую провинность или просто по наговору мог быть объявлен вредителем и получить 10 лет без права переписки. Что, разумеется, лежит за гранью человечности и здравого смысла. В 60-е он просто лишался должности, а иногда и всех карьерных возможностей. А сейчас и вовсе никакой реакции чаще всего просто не бывает.

Со времен Гоголя и Щедрина чиновники сделались куда откровеннее и излечились от множества неудобных «комплексов».