Чужая душа

Чужая душа

Сколько раз вы слышали, что в глубине души все люди одинаковы? Среди великого множества заблуждений, разделяемых представителями всех культур, это, несомненно, — самое распространенное. Оно вселяет в американцев уверенность, что при первой же возможности любой мусульманин забросил бы джихад, сбрил бы бороду и переехал бы в пригород, где, обогатив собою этническое и религиозное разнообразие соседей, он стал бы приглашать их на барбекью на заднем дворе, где он мог бы обмениваться не слишком чопорными анекдотами со своими новыми друзьями, пока поросенок неторопливо исходит нежным соком на гриле, а хозяйка, в тесных шортах и футболке, с волосами цвета вороньего крыла, вьющимися волной по ветру, обносит гостей «будвайзером» и «зинфанделем», удивляясь про себя отсутствию дочери, которая давно должна была вернуться из кухни с фруктовым салатом, а, вместо этого, как выяснится позже, заперлась в гостевой спальне с очкастым еврейчиком из дома напротив и в данный момент изо всех сил старается не подпустить его слишком близко к заветному пределу, не оттолкнув его при этом слишком далеко, чтобы он не потерял интереса к процессу. В силу того же заблуждения, мусульмане твердо верят, что мы при первой же возможности радостно перебили бы мусульман, осквернили бы их трупы, изнасиловали жен, обратили в рабство детей, разрушили города, изгадили мечети, растащили пожитки, и отпраздновали бы победу плясками и раздачей сладостей на улицах Нью-Йорка и Тель-Авива.

Скажи мне, что ты думаешь про своего врага, и я скажу тебе, кто ты.

Каждый верит, что все остальные разделяют его надежды и страхи. Не стоит даже пытаться объяснить мусульманину, что мы предпочитаем никого не убивать, но когда у нас нет выбора, то мы хороним трупы с максимальной быстротой и уважением к мертвым, что их жены, на наш вкус, выглядят ничуть не привлекательней верблюдов, что их верблюды не вызывают в нас сексуальных поползновений, что рабство противно нашей культуре настолько же, насколько оно является неотъемлемой частью их культуры, и что если мы и тронем их пожитки, то только в резиновых перчатках. Точно так же американцы не в силах поверить, что мусульмане не мечтают о демократии, что отделение мечети от государства является для них святотатством, что идея всеобщего равенства им так же мерзка, как обмен женами, и что ни один из них не откажется добровольно от священного права убить любую женщину в своей семье по малейшему подозрению в неверности, потому что их понятие чести базируется, главным образом, на готовности к убийству.

У меня есть для вас хорошие новости и плохие. Вот хорошие: в своей основе все люди и вправду ничем существенным друг от друга не отличаются. А вот плохие: убедиться в этом можно только при вскрытии. Наши общие черты ограничены анатомией и не имеют ни малейшего отношения к цивилизации.

Сравните, например, мать, чей ребенок погиб от руки араба-камикадзе, с матерью самого камикадзе. Мать камикадзе приглашает друзей и родных отпраздновать главное достижение в жизни ее сына. Она гордо делится с ними своей заветной мечтой: она мечтает, чтобы ее пока еще живые 17 человек детей пошли по стопам своего брата, и чем скорее, тем лучше. Она скромно умолчит, что уже умножила $25,000 на 18 и была приятно ошарашена результатом, но гости всё поймут и, слушая ее, будут путаться в нулях, занимаясь арифметикой в уме. Мать погибшего ребенка ничего говорить не станет, потому что не сможет. Воздух, которым она дышит, превратился в невыносимо горький и, к сожалению, очень медленный яд, и ей понадобится время, чтобы понять, что у нее нет выбора, кроме как научиться дышать этим ядом так же, как она дышала тем же сладким воздухом, что ее сын, пока обгорелые ошметки его тела не пришлось соскребать с мостовой.

Неужели вы верите, что эти две женщины в глубине души мечтают об одном и том же? Неужели вы верите, что у них есть хоть что-нибудь общее, кроме принадлежности к одному биологическому виду?

Конечно, если нам все разложить по полочкам, то мы в конце концов поймем, в чем дело. Как правило, однако, раскладывать некому, и нам приходится доходить до всего своим умом. Силясь осмыслить новое, человек, если он, конечно, не Эйнштейн, пытается втиснуть их в тесные рамки старого. Учитывая, однако, что и обычных евреев на Земле — меньше четверти процента, на Эйнштейна лучше не надеяться. Поэтому, в поисках системы в безумии мусульманского терроризма, мы ищем аналогии ему в нашей собственной культуре. Есть ли у нас таковые, не считая Тима Маквея? Конечно, есть. Время от времени какой-нибудь бедолага, осатанев от несправедливости жизни, является к себе в контору с ружьем и начинает сажать пули в кого ни попадя. В результате, кого везут в морг, кого — в больницу, а сам стрелок либо оставляет последнюю пулю себе, либо его убивает полиция, либо он проводит остаток своей дурацкой жизни в тюрьме. В Америке это называется go postal, потому что, в силу невыясненных пока причин, такая неприятность часто происходит с работниками почты. Сходство с терроризмом настолько очевидно, что вывод напрашивается сам собой: мусульмане осатанели. Однако, памятуя о политической корректности, мы формулируем наш вывод иначе: мы говорим, что в терроризме проявляется их отчаяние, и, довольные собой, начинаем изобретать пути облегчения их тяжелой жизни. И происходит все это, допустим, в пятницу утром.

А в пятницу вечером солнце заходит и начинается суббота. В силу астрономических особенностей текущего времени года, на улице еще светло и по-особенному тихо, как бывает только в самом начале субботы, когда инерция недели еще тщетно пытается сопротивляться спокойствию праздника, наступившего в душах людей, когда, помолившись у Стены, они начинают разъезжаться по домам. В это время всеми уважаемый мулла тридцати с небольшим лет спокойно, с достоинством прощается со своей женой и двумя малолетними детьми и, навеки покинув свой приход, отправляется на заранее выбранную автобусную остановку в Иерусалиме. Там он втискивается в переполненный автобус и, не обращая внимания на недовольство попутчиков, но и не хамя сверх необходимого, пробирается в самую середину, где толпа гуще всего. Там он взрывается, убивая самого себя и множество других людей, большинство из которых — дети, многие — младенцы, и все до одного — евреи, в чем, собственно, и состоял смысл затеянного. Его молодая вдова гордо сообщает репортерам, что покойник всегда мечтал стать шахидом, и рассказывает как она горда за него и счастлива, что он наконец в раю.

Не обращая внимания на явное отсутствие отчаяния в мотивах данного преступления, я хочу задать моим читателям-женщинам ряд вопросов. Согласились бы вы выйти замуж за человека, открыто мечтающего о самоубийстве? Хватило бы у вас дури завести от него детей? Позволили бы вы ему их воспитывать, зная, что он превратит их в таких же маньяков, как он сам? Понравилось бы вам, ложась рядом с ним в постель, знать, что вашей живой любви он открыто предпочитает нездоровую мечту о полуроте райских гурий, несмотря даже на то, что за осуществление своих онанистских грез ему придется заплатить смертью, своей и других людей? Вряд ли. Тогда откуда в вас уверенность, что в глубине души вы ничем не отличаетесь от ваших арабских сестер, что у вас с ними — одни мечты, одни надежды на будущее ваших детей? Согласились бы вы послать своих детей в школу, где их будут учить не ботанике и литературе, а самоубийственной ненависти к другим людям?

Кстати, об образовании. Мы постоянно слышим жалобы на то, как арабские оккупанты в Израиле промывают мозги своим детям. Уверяю вас, что мусульманское образование в других местах, включая и нашу с вами благословенную страну, не очень отличается от «палестинского», потому что убийственная ненависть ко всему, что лежит за пределами затхлого мирка ислама, хоть и не входит в список его пяти столпов, тем не менее составляет его основу и сущность. Вы думали что ислам — это просто такая религия? Тогда национал-социалисты — это просто такая партия.

Вышеупомянутый мулла — правило, а не исключение. Движимые беззаветной ненавистью к евреям, мусульмане без сожаления бросают все, что составляет жизнь нормального человека: семьи, друзей, работу, обязательства. Одно из массовых убийств нынешней интифады было совершено английским адвокатом арабского происхождения. Главарь банды 11 сентября, был выходцем из семьи преуспевающего каирского адвоката. Если ими двигало отчаяние, то я не удивлюсь, если Римский Папа вдруг окажется хасидом. Наших врагов вдохновляет слепая ненависть к евреям, которая, как того требует мерзость, заменяющая им религию, превосходит их любовь к жизни. Голда Меир была тысячекратно права, говоря, что арабы ненавидят евреев сильнее, чем любят собственных детей. Ее слова должны бы быть безвкусной гиперболой, метафорой с гадким душком. К сожалению, они — точнейший диагноз ситуации.

В силу причудливого совпадения, единственный (по крайней мере, пока) американец, уличенный в причастности к бойне в Мадриде, оказался одновременно адвокатом и новообращенным мусульманином. Если его спросить, из какого отчаяния он пошел на страшное преступление, он, возможно, ответит, что хотел облегчить страдания мусульман. У адвокатов и мусульман есть одна интересная общая черта: когда они что-либо говорят, то их заботит не правдивость их слов, а вероятность обоснованного возражения. В данном случае обоснованно возразить не составляет труда: массовое убийство в Мадриде не облегчило ничьих страданий, а, наоборот, причинило массу страданий ни в чем не повинным, кроме трусости их правительства, людям. Давайте спросим себя, если страдания мусульман так ужасны, что их можно облегчить только убийством, то не гуманней ли было бы прикончить из жалости самих страдальцев, а не приносить в жерву их, вне всякого сомнения, самодельным страданиям невинные жизни «неверных»?

Нет, у осатанелых почтовых клерков нет ничего общего с мусульманскими террористами. Если вам нужна аналогия терроризму в нашей жизни, взгляните лучше на стрельбу в американских школах. Стрелкaми неизменно оказываются белые подростки, растущие в комфортабельных домах, принадлежащих благополучным, респектабельным представителям среднего класса. У юных убийц нет ни малейших причин для отчаяния, но их страдания, тем не менее, вполне реальны. Они страдают от невыносимой ненависти ко всему вокруг, и ничем, кроме как убийством всех, кто случайно попадет под пулю, их страданий не утолить.

Признайтесь, вам ведь приходило в голову, что, убив Дилана Клеболда и Ерика Харриса накануне их расправы над одноклассниками по Columbine High, вы бы облагодетельствовали человечество, хотя с точки зрения закона вы были бы преступником.

Верите ли вы, что в глубине души вы ничем не отличаетесь от этих двух подростков? Полагаю, что нет.

Подумайте также о том, что в отличие от следующего расстрела в школе, мы точно знаем, кто совершит следующий теракт.