Доктор Ху, или Китайская месть

Доктор Ху, или Китайская месть

Встречаются двое евреев. Один спрашивает:

— Рабинович, вы знаете, что Мао Цзе-дун — еврей?

Рабинович отвечает:

— Только этого нам недоставало.

Анекдот

Микельанджело Буонаротти «Давид» (деталь)

Вы мне, возможно, не поверите, но вот письмо, полученное мной от очень недовольного читателя:

Of Enemies Foreign and Domestic — by Yashiko Sagamori

Believe it or not, some readers find my essays disturbing. 

No I find it some of the worst bunch of garbage I have ever read.

You know people like you write stuff like this it just shows how desperate you really are. Thank God people who possess a reasonable amount of intelligence greatly people who think like you and act on an agenda such as yours.

Sincerely

A American

Честное слово, я не изменила ни единой буковки. Я только, притворяясь, что не замечаю потерянных запятых, подчеркнула каждое неправильно написанное слово, включая два пропущенных дефиса и одну строчную букву вместо заглавной. Поскольку я не верю, что человек, для которого английский язык является родным, может принять существительное prejudice («предрассудок») за прилагательное, а затем изуродовать его, как родную сестру за то, что она перебросилась парой слов с молодым человеком из соседнего лагеря беженцев, так что даже мой Word for Windows не смог угадать, что автор имел в виду, мне остается сделать вывод, что английский язык не является для моего критика родным, и, следовательно, он родился не на наших грешных берегах, а где-нибудь в аравийских песках, не запятнанных нечем, кроме верблюжьего навоза, и потому должен называть себя не американцем, а анти-американцем. Хотя возможно, что он выпустил anti потому, что это одно из немногих английских слов, о которых он знает, что не может правильно их написать. Но мы не позволим мелким шероховатостям грамматики автора затмить глубину его доводов, точность исторических ссылок и непревзойденное изящество логических построений. Мне любопытно, является ли тавтология, присутствующая в выражении a reasonable amount of intelligence («разумное количество интеллекта»), намеренной или она непринужденно возникла сама по себе. Оцените также то, что мой критик ни разу не упомянул мою мать.

Как вы думаете, должен ли я объяснить ему, что людей, «как он» гораздо больше, чем нас просто потому, что каждый человек, будь он сионистом или антисемитом, сотворен Господом, и, судя по огромному количеству людей, живущих сегодня на нашей планете, у Бога должен работать самый настоящий завод по производству человеков, а всякое массовое производство неизбежно производит больше отходов, чем полезной продукции? Нет, лучше не рисковать, чтоб не вызвать перегрузку. В конце концов, это ведь не его вина, что контроль за качеством поставлен у Бога хуже, чем в «макдональде», расположенном где-нибудь на окраине Пекина.

Ой вей.

Вы обратили внимание, что я опять пинаю Китай? Это я так непринужденно перехожу от преамбулы к основной теме данного эссе. Помните моего другого критика, полуграмотного китайца-антисемита? Напоминаю: я написалa статью под названием «Кругом одни евреи», в которой Китай предстал в невыгодном свете по сравнению с Израилем. Один из читателей, некий г-н Сунь Мэн Чем, решил защитить свою незаслуженно обиженную страну от сионистских нападок и разразился возмущенным письмом. Это письмо (в сокращенной форме) и мой ответ на него стали моей следующей статьей, которую я сперва назвалa «Кругом одни евреи, Часть II», но потом переименовала в «Ответ хунвейбину». В этой статье я тактично, но твердо указала на беспомощную глупость и неприкрытый антисемитизм моего уважаемого оппонента. Статья, которую вы сейчас читаете, вполне могла бы быть названа «Кругом одни евреи, Часть III», потому что речь в ней пойдет, главным образом, про человека по имени Сунь Мэн Чем. Если вы не поняли, где имение, а где вода, то наберитесь, пожалуйста, терпения. Уверяю вас, что г-н Сунь Мэн Чем, который в данный момент читает сию статью очень внимательно, уже догадывается, о чем пойдет речь.

Моя переписка с критиком-маоистом не оборвалась с публикацией «Ответа хунвейбину». Он прислала мне новое письмо, гораздо длиннее первого. Каждая фраза моей статьи в его сочинении сопровождалась по меньшей мере одним опровергающим ее абзацем.

Вообразите, что некто предъявляет вам полуторку, кузов которой заполнен документами, доказывающими, что у вас растет хвост. Вообразите далее, что у вас нет возможности просто проигнорировать глупого вруна. Если вы решите отвечать на его обвинения пункт за пунктом, то вам придется пожертвовать годы жизни методичному опровержению его клеветы с помощью фактов и логики. Хуже всего то, что когда вы наконец докажете бессмысленность его скучного вранья, у него будет наготове трехтонка с новой порцией «доказательств», потому что один дурак, как известно, может завести своими вопросами в тупик бригаду мудрецов, а один антисемит наворотить больше лжи, чем все порядочные евреи вместе в состоянии разоблачить. Жизнь устроена несправедливо. Есть ли у вас выход? Да, причем очень простой. Вместо того, чтобы разбираться в чужом вранье, вы можете повернуться спиной к вашему обвинителю и продемонстрировать ему то место, откуда ваш хвост рос бы, если бы он у вас был. Тем самым вы лаконично опровергнете все его обвинения, не вникая в их подробности, и, в то же время, покажете своему обвинителю, как вы его уважаете.

Я решила продемонстрировать мое уважение к г-ну Сунь Мэн Чему в уединении моего кабинета. Я удалила его статью, не читая. Через несколько дней забияка-китаец написал мне снова:

Что же Вы, г-жа Сагамори, на сей раз ни мне ни ответили, ни своим читателям моего письма не отправили? Не иначе, как Вам нечего мне возразить.

Искренне,

Сунь Мэн Чем.

Я ответила с максимальной деликатностью, на которую была способна:

Дорогой г-н Сунь Мэн Чем,

Я охотно воспользовалась Вашим первым письмом, чтобы позабавить моих читателей, за что я Вам сердечно признательна. Тем не менее, я нахожу вас недостаточно забавным, чтобы предложить им более, чем одно Ваше письмо, и недостаточно знакомым с предметом, чтобы поддерживать с Вами частную переписку. Я не читала Вашего второго письма.

Искренне, 

ЯС

Неугомонный критикан откликнулся без промедления:

Если Вы не читали моего второго письма, то как Вы знаете, что я недостаточно знаком с предметом? Какая наглость! Я не верю, что Вы его не читали.

Искренне,

СМЧ

Я решила, что эту дружбу пора кончать:

Вашего первого письма было совершенно достаточно, чтобы прийти к такому печальному выводу. Иначе я непременно прочла бы второе.

Настойчиво предлагаю Вам закончить на этом нашу переписку.

Искренне, 

ЯС

Но г-н Сунь Мэн Чем моего предложения не принял. У него были другие планы.

Начиная с апреля этого года, переводы моих статей начали выходить в русском издании «Форвертса». Редактор русского «Форвертса» переслал мне кляузу от Сунь Мэн Чема. Она была адресована форвертсовским высочайшим боссам и подписана на сей раз настоящим именем автора. К моему изумлению им оказался бывший советский гражданин еврейской национальности. Поди после этого поспорь, что кругом не одни евреи. Аж оторопь берет, как они повсюду пролезают.

Само собой, после такого саморазоблачения дурацкое имя Сунь Мэн Чем, которое он себе придумал, а я слегка изменила (засудит ведь, прохвост!) стало совершенно неприменимо, и я, по ряду причин, решила называть его доктор Ху. Во первых, он действительно оказался доктором каких-то наук, которые не вызвали у меня ни малейшего любопытства. Во-вторых же, в звучании этого имени присутствуют ярко выраженные интернациональные нотки: китайские, английские и даже, если внимательно прислушаться, русские, и каждая из этих ноток по-своему уместна в применении к моему ученому оппоненту.

Для того, чтобы понять, что произошло дальше, читателям нужно хоть немножко знать о редакционной политике «Форвертса». Его основное, англоязычное издание твердо придерживается позиции чуть левее той, на которой при жизни Сталина стояла газета «Правда». Большинство же читателей русского издания начитались «Правды» досыта задолго до того, как сумели впервые добраться до киоска, где продавался «Форвертс». В силу этого обстоятельства и благодаря усилиям сотрудников газеты, между двумя ее изданиями возникло некоторое политическое несоответствие. Я не знаю, были ли форвертсовские боссы в курсе этого несоответствия до того, как доктор Ху им на меня настучал, но ясно, что, получив сигнал, они не могли не среагировать.

Эпистолу, отправленную доктором Ху в «Форвертс» иначе, как доносом, не назовешь. Донос был в двух частях. Первая, письмо в редакцию, в общих чертах описывала мои грехи и деликатно давала понять неприемлемость публикации плохих статей Сагамори в то время, как ни одна хорошая статья, отправленная доктором Ху в «Форвертс», принята к публикации не была. Среди прочих интересных вещей, там был такой параграф, который я привожу в оригинале, дабы не потерять при переводе неповторимых особенностей стиля автора:

Attached, please, find my article entitled: “What We Gaining Denying the Palestinians’ Existence? (About some writings of Yashiko Sagamori in Russian Forward).” I would appreciate if you consider it for a rapid publication.

Вторая же часть доноса, которую доносчик просил поскорее опубликовать, представляла собой написанный доктором Ху подробный анализ одного из моих подрывных сочинений, «Три работы Франциско Гойи». Она была написана в уже знакомой мне манере: набор цитат из Сагамори, сопровождаемых сокрушительным анализом автора. Я честно попыталась продраться через его писанину, увлекательную, как инструкция по пользованию клизмой, но даже мои собственные слова в этом враждебном окружении стали похожи на недопереваренную пищу, извлеченную при вскрытии из желудка мертвеца: еще не говно, но уже не еда. Со свойственной ему методичностью, доктор Ху перечислил все, что нашел в моей статье политически-некорректного — как будто я когда-нибудь писала политически-корректно!

«Она написала, что у палестинцев нет языка! И архитектуры! И искусства! Она говорит, что они — не народ! Она говорит, что они — террористы!»

Лови ее!

Как сказал поэт, души прекрасные порывы.

Донос есть донос, и боссам, хочешь — не хочешь, пришлось реагировать. Газета с сожалением попросила меня до особого уведомления статей им больше не присылать.

Поскольку доктор Ху сообщил мне свое настоящее имя, я решила поискать его на Интернете. Вот, что мне удалось найти: несколько не интересовавших меня ссылок на его профессиональные статьи; личное и тоже неинтересное письмо, помещенное им на каком-то сайте, и удивительно разумное письмо в редакцию одной из довольно серьезных газет, где он упоминал своего деда, расстрелянного злыми большевиками в 1938 году. Я проглядела его послания и обнаружила, что расстрелянный дедушка неизменно всплывает каждый раз, когда у доктора Ху возникает потребность продемонстрировать свои верительные грамоты.

В 1938 году Сталиным было расстреляно, возможно, несколько миллионов человек. Поскольку оппозиции Сталину в Советском Союзе не существовало, жертвы репрессий можно грубо подразделить на две категории.

К первой принадлежали верные Сталинские слуги, которые, по той или иной причине, стали ему больше не нужны. В их числе был, например, Генрих Ягoда, один из организаторов сталинских репрессий, расстрелянный в том же 1938 году. Сменивший Ягoду Ежов был расстрелян двумя годами позже. Это происходило в массовом порядке на всех уровнях советской иерархии. Однако то немногое, что доктор Ху пишет о своем деде, не дает ни малейших оснований подозревать, что он мог быть хоть как-то полезен империи. Следовательно, в первую категорию он не входил.

Вторая категория состояла из невинных жертв. Как человек превращался в невинную жертву? Очень просто. Как правило, все начиналось с доноса. Жертву доноса вызывали куда надо и спрашивали:

— Как вы думаете, зачем мы вас сюда пригласили?

Как вы помните, Пятой поправки у Сталинской конституции не было. Собеседование продолжалось часами, днями, неделями, месяцами, до тех пор, пока у следователя не набирался достаточно длинный список новых «врагов народа». Эти «враги» становились как бы вторичными невинными жертвами, вместе с членами семей репрессированных, которых сам факт родства автоматически превращал в государственных преступников.

Что побуждало человека написать донос? Огромное множество самых разнообразных причин. Жильцы коммунальной квартиры надеялись, избавившись от соседа, расширить свою жилплощадь. Совслужащие рассчитывали, что, устранив коллегу-конкурента, они улучшат свои шансы на повышение в должности. Те, кто боялся, что на них могут написать донос, старались донести первыми. Если вам кто-то не нравился, вы всегда могли написать на него донос, и нехороший человек исчезал с концами. Удобно, правда? Был, конечно, определенный процент людей, которым совесть не позволяла писать доносы. Эти люди были совершенно беззащитны перед системой, и подавляющее большинство их погибло. Какие выводы можно сделать отсюда о тех, кто умудрился пережить сталинские чистки? Как это отражается на сегодняшнем положении в России? Решайте сами.

Само собой, доктор Ху не мог сделать так, чтобы мне за мои писания дали расстрел или хотя бы 10 лет без права переписки: слава Богу, в Америке живем. Тем не менее, пытаясь заткнуть мне рот, он, ничтоже сумняшеся, прибегнул к тому же самому испытанному методу, жертвой которого много лет назад пал его дедушка. Тем самым он убедительно продемонстрировал, насколько легче вывезти еврея из СССР, чем вывести СССР из еврея.

На моих англоязычных читателях сотворенная доктором Ху пакость никак не скажется: я буду попрежнему рассылать мои статьи подписчикам и публиковать их на моем сайте. Поскольку, благодаря русскому «Форвертсу», я успела обрасти и русскоязычными читателями, я собираюсь продолжать также и публикацию русских переводов. Если достаточно много русских читателей выразят желание получать мои статьи электронной почтой, пожалуйста, дайте мне знать по адресу ysagamori@hotmail.com и не забудьте указать, какой язык вас интересует (можно оба). Это совершенно бесплатно, но мы с владельцем сайта будем весьма признательны вам за любую поддержку.

Доктора Ху настоятельно просят не обращаться.