Поэзия

Поэзия

Cовместный проект "Невский проспект"

Поэзия

Евгений КАМИНСКИЙ

Пророк                                                                                                                                             

    А.К.

Жизнь обрастала складками барокко,

на площадях бесчинствовал порок…

А лирик в чистом рубище пророка

поплёвывал уныло в потолок.

Имело ль смысл витийствовать с балкона,

предсказывая толпам времена,

что истину поставят вне закона

и числами заменят имена?!

Уж он-то знал,  в безбожной Ниневии,

хоть внемли тьме, хоть немоте внемли,

а жизнь давно есть форма анемии,

и вкуса не имеет соль земли.

А во дворе в картузе птицелова

пастух, свистя, пускал под нож овец…

Молчал пророк и всё не мог на слово

заветное решиться наконец.

Он думал: ну на что ещё годится

пророк, открывший рот, как не на смерть?!

И даже не глядел прохожим в лица,

самим собою быть боясь посметь.

Он был способен только на мычанье,

когда ему от имени толпы

вручали статуэтку за молчанье

порока бесноватые столпы…

Он чувствовал, что скоро быть потопу,

и маялся: не время ли ему

по-тихому отчаливать в Европу,

где выше слова ценят тишину?

Где с совестью не будет той мороки,

не рявкнет чернь, какого, мол, рожна,

где попросту не водятся пророки,

поскольку правда мёртвым не нужна.

* * *

Легло на бездорожье

луж мартовских стекло.

Уже деревья с дрожью

предчувствуют тепло.

И птиц гремит орава,

и лёд уходит вспять,

и неудобно, право,

на тяжкий крест пенять…

Стоишь нелепый, бывший,

всему вокруг чужой,

как мамонт, переживший

в ознобе мезозой,

тот, что по крайней мере

готовится уже

мучительного зверя

смирить в своей душе.

Над «i» поставить точки

и всё отдать – бери! –

за хилые цветочки

цыганке из Твери,

за маленькое чудо

гранита над Невой,

ведущего отсюда

до Истины самой.

* * *

Промыслом Божьим мы живы пока

на местах.

Что же тогда лезет в душу с утра

Росгосстрах?!

Что за богатства он еле сводящим концы

нагло сулит, набиваясь в родные отцы?!

Мерзости это. Грешно наживаться на том,

кто без того здесь живёт бессловесным

скотом,

стыдно кому и кого по причине такой

нет в золотом миллиарде отдельной строкой.

Тот, кто согласен, до смерти считаясь рабом,

право не гнуться  своим отработать горбом,

делать две нормы под родины взглядом косым,

лишь бы хозяин – Иосифа-плотника Сын…

Можно терпеть, стиснув зубы, пока

Росгосстрах

сеет в мозгах твоих рабский мучительный

страх,

только бы плотника Сын, появившийся вдруг,

глядя в глаза, прошептал: «Всё, не бойся,

мой друг!»

Дом

Медленно летит стальная «баба»,

и душа сжимается: «Не на…»

но по взмаху грозного прораба

с тяжким вздохом падает стена,

открывая улице бесстрастно

всю изнанку жизни напоказ:

полосатый окорок матраса,

абажур, корыто, керогаз…

«Баба» печь холодную обрушит,

шваркнут чугуны по полу – вжик!

Выпорхнут чумазые их души

в небо, и ощерится  таджик.

Гастарбайтер жалости не знает

к пережиткам прошлого, зане

тот, кто здесь не строит, а ломает,

тот ценим на родине вдвойне.

На чужбине люду пожилому

этому куда как не вперёд?!

Кто умеет резать по живому,

тот последним, истинно, умрёт.

Дом лежит: зияют раны окон…

зоркостью ордынца знаменит,

гастарбайтер зрит орлиным оком,

как стекло на сколах кровенит.

Как, уже землистого оттенка,

словно насмерть раненный в живот,

шевеля обоями на стенке,

дом ещё мучительно живёт.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: