Игра на выбывание / Спорт
Игра на выбывание / Спорт
Игра на выбывание
/ Спорт
Павел Дацюк: «Мы умеем ловить противника на его ошибках»
Разговаривать с Павлом Дацюком непросто. Практически на каждый вопрос лидер российской хоккейной сборной, один из самых ярких нападающих НХЛ, бронзовый призер Олимпийских игр, серебряный и бронзовый призер чемпионатов мира, двукратный обладатель Кубка Стэнли мгновенно реагирует шуткой. Блеснет остроумием, а сам смотрит испытующе: может, еще что-то спросите? И все-таки в преддверии плей-офф мирового первенства «Итогам» удалось побеседовать с Дацюком по душам: с кем дружит, о чем думает, что читает и как поступает — и на льду, и в жизни.
— Павел, болельщики волнуются: на нынешнем чемпионате мира российская сборная взламывала оборону соперников с большим трудом. Что же будет в плей-офф?
— На групповой стадии мы притирались друг к другу, нащупывали свою игру. Сейчас все уже видят, что по сравнению с началом турнира команда прибавила. К тому же наша игра подходит именно для матчей на выбывание. Там никто не будет атаковать с шашками наголо, соперники предпочитают ждать ошибок друг друга. А мы умеем ловить противника на его ошибках.
— Вы опытный игрок, выступали на многих чемпионатах мира. Можете сравнить потенциал нынешней команды со сборными предыдущего созыва?
— По каким показателям их сравнивать? Единого-то критерия нет. Скажем, на чемпионате мира-2010 по именам у нас выступал более представительный состав, чем сейчас. Но утверждать, что он был гораздо сильнее нынешнего, я бы не стал. Иногда, знаете, порядок бьет класс, что, кстати, тогда с успехом доказали чехи.
— Весь сезон вы выступали в НХЛ за «Детройт Ред Уингз», теперь вот приехали в сборную. Есть отличия?
— Не поверите — язык общения… Это шутка, хотя в ней есть и серьезное зерно. Вы скажете: русский или английский, какая разница? А на самом деле она есть, и довольно существенная.
— Почти все российские хоккеисты говорят, какое значение для них имеет общение на родном языке. Притом что они уже долго живут за океаном и по идее давно должны были освоить английский. Это что — особенность менталитета?
— Наши ребята и вправду в большинстве своем говорят по-английски с сильным акцентом, не отрываясь смотрят российские фильмы и сериалы и при первой же возможности стараются улететь домой. Не знаю, может, это наш патриотизм так проявляется. Я тоже, например, иногда от тоски готов на стенку лезть: все-таки отсутствие соотечественников в «Детройте» очень сказывается. Недостаток общения компенсирую встречами с русскими, живущими в городе, и чтением книг. Телевидение смотреть не люблю — это наркотик, на который подсаживаешься очень быстро. Вместо этого предпочитаю походы в театр: уважаю мюзиклы, хотя не чужд и драматических постановок.
— В «Детройте» вы играете с 2001 года, но при этом старожилом клуба не являетесь: у шведов Лидстрема и Холмстрема стаж выступлений больше. В чем заключается притягательность «Красных крыльев», ведь такое понятие, как преданность команде, и в России, и в НХЛ давно уже вышло из моды?
— Это особенность кадровой политики «Детройта». Здесь еще лет двадцать назад начали выбирать стержневого игрока, вокруг которого строилась команда. Сначала им был Стив Айзерман. Когда он покинул клуб, эта роль перешла к Лидстрему. Считаю такой подход очень правильным и рациональным. Стержневые игроки являются носителями духа клуба, его традиций и помогают передавать их молодым.
— Лидстрему уже 42, но заканчивать карьеру он не собирается. Не интересовались его спортивным режимом? Может, и вы до его лет дотянете.
— Знаете, хоккеисты говорят: «У нас один режим — напьемся и лежим…» А если серьезно, на моем веку было много возрастных хоккеистов. Крис Челиос выступал до 48 лет, Игорь Ларионов — до 44. Многое в этом вопросе зависит от физического состояния игрока. Того же Лидстрема серьезные травмы практически всю карьеру обходили стороной. А кто-то получит несколько повреждений и в тридцать вынужден повесить коньки на гвоздь. С другой стороны, разменять на льду пятый десяток лично для меня — не самая лучшая перспектива.
— Сотрудники в клубе такие же заслуженные, как и хоккеисты?
— Когда я только пришел в «Детройт», познакомился с заливщиком льда. Так вот он до сих пор на арене работает. Это местная знаменитость, один из наших героев. В плей-офф, когда после забитого гола болельщики бросают на лед осьминогов — это в клубе традиция такая, — он собирает их и потом начинает боевые пляски. Размахивает, крутит над головой — заводит толпу, одним словом.
— О знаменитой русской пятерке в «Детройте» многое напоминает?
— Напоминаю, наверное, прежде всего я сам. Фанаты смотрят на меня и представляют, как могла бы играть их команда, если бы в ней был не один россиянин, а сразу пятеро... Хотя в клубном музее целый раздел посвящен выступлению Ларионова & Ко. А еще о ней периодически напоминает появление на трибуне Владимира Константинова. Его привозят сопровождающие: после автомобильной аварии наш защитник по-прежнему прикован к инвалидному креслу.
— В коллекции ваших наград есть два перстня обладателя Кубка Стэнли. Часто их надеваете?
— После вручения — практически ни разу. Повода не было, к тому же они очень неудобные. Огромные, все время цепляются. Я их храню в одном из банков Детройта, в сейфе.
— Кроме того, в вашем активе сразу четыре «Леди Бинг Трофи», вручаемые главному джентльмену Национальной хоккейной лиги. Чего джентльмен Дацюк не выносит на льду и в жизни?
— На площадке я не люблю грязной игры. Не жесткой, а именно грязной, когда соперник цепляет исподтишка. А в жизни… Ненавижу бесполезную работу, не переношу предательства. В жизни, кстати, с этим сложнее, чем на льду: человеку же просто так по лицу не дашь. Приходится искать другие решения… Да нет, это шутка: я вообще не сторонник драк. Считаю, всегда можно решить вопрос без применения грубой физической силы.
— В вашей домашней библиотеке много книг Робина Шармы — известного американского психолога, специализирующегося на вопросах мотивации. Почему вы заинтересовались его творчеством?
— Друзья посоветовали: я прочитал книгу, которая называется «Монах, который продал свой «Феррари», и загорелся. Потом осилил вторую, третью. Если в двух словах, этот человек учит позитивно мыслить, радоваться жизни и ценить свое окружение. Обычно мы зацикливаемся на каких-то мелочах, не видя за ними главного. А главное — вот оно, рядом… Как говорят: «Делай добро и бросай его в воду».
— Из всех игроков сборной вас чаще всего можно встретить на прогулке по центру города. Интересуетесь новыми местами?
— Знаете, я часто разговариваю с друзьями о различных поездках. Недавно один приятель сообщил: мол, побывал в Чикаго. «И я там был, — радуюсь. — Ты что видел?» Он начинает какой-то длинный список перечислений, потом спрашивает: «А ты?» «А я только отель и стадион», — отвечаю. Это, кстати, тоже к вопросу о Шарме. После его книг мне больше не хочется терять время, просиживая в гостинице. Тянет путешествовать, открывать новые места… Не так давно я, например, побывал в Венеции и оказался просто потрясен увиденным. Или Рим — фантастический, незабываемый город.
— В журналистской среде у вас имидж завзятого остряка-балагура, способного ответить шуткой на любой вопрос. Не многие знают, что на самом деле вы гораздо более серьезный и глубокий человек. Зачем вам эта маска?
— Давайте назовем это не маской, а неким защитным механизмом. Просто я по гороскопу — Рак, не люблю подпускать людей близко. Вот и стараюсь держать чужаков на расстоянии. Тем более журналистов, сама профессия которых подразумевает проникновение со взломом. Должен же я как-то от них обороняться… О том, чтобы посторонние заглянули ко мне в душу, и вовсе речи быть не может. Я сам еще не попал туда.
— Многие спортсмены — что греха таить — не особенно обременены интеллектом. Не трудно ли вам, любителю театра и развивающей литературы, общаться с менее любопытными по жизни партнерами?
— Если такие трудности и возникают — это не их проблема, а моя. Значит, не сумел подстроиться, найти общие темы для разговоров. С каждым ведь совершенно необязательно беседовать о высоких материях, выбери что-нибудь более доступное. С другой стороны, ключик можно подобрать к любому человеку. Если ты не сумел этого сделать — обобрал себя, не его.
Стокгольм