РИТУАЛ И МАСКИ

РИТУАЛ И МАСКИ

Отношения членов группы с посторонними имеют в Японии ярко выраженный ритуальный характер. В процессе такого общения японец надевает соответствующую конкретной ситуации маску. Она закрывает лицо полностью и не оставляет места личным проявлениям. В любом обществе люди выполняют разные роли и, соответственно, время от времени надевают маски. Особенность Японии в том, что масок здесь невероятно много и они очень плотно пригнаны. «В общем, можно сказать, что японец в обычных отношениях приветлив, воспитан и любезен, но разгадать, является ли всё это искренним настроением или нет, можно лишь в отдельном конкретном случае, ибо искусство владеть собою… доведено у японцев до совершенства, и это распространяется не только на высший класс или интеллигенцию, но… охватывает почти всех без исключения японцев» (Позднеев, 69).

Иногда кажется, что ролевые маски, которыми японцы пользуются в повседневной жизни, позаимствованы из жизни сценической. Японское искусство изобилует символическими жестами, движениями и масками, которые подчёркивают стилизованность и нереальность художественного мира. Считается, что в реальной жизни японский мужчина может плакать только в двух случаях: если умирают его родители или ребёнок. В современных японских фильмах мужчины плачут через одного и едва ли не по любому поводу. Стилизованность человеческих чувств достигает максимума в представлениях театра Но. Сценическая маска актёра символизирует настроение или черту характера, движения его замедленны, плавны и неестественны, голос видоизменен и мало похож на человеческий. Плач, горе и другие эмоции выражаются особыми движениями рук и тела. Смысл происходящего на сцене непосвящённому трудно понять. Это особый сценический язык — язык маски, жестов и движений, в основе которого лежит возведённый в культ принцип внешней формы, за которой зритель должен увидеть внутреннее содержание и оценить стиль экспрессии.

При дорожных работах узкие японские улицы приходится часто переводить на одностороннее движение, которое регулируют в таких случаях сами рабочие. Каждую проезжающую машину рабочий приветствует, на военный манер поднося руку к головному убору, и лёгким поклоном извиняется за неудобство. И хотя эти жесты адресуются каждому водителю в отдельности, ничего личного в них нет. Общение ведётся от имени одной группы (в данном случае дорожно-строительной компании) и адресовано другой группе — водителям. Большая часть жизни японца проходит примерно в таком режиме общения.

Вход и выход из группы ритуализированы в такой же степени, как и поведение внутри неё. Чем значительнее группа, тем серьёзнее ритуал. Если человек просто решил поиграть в теннис с новой компанией, то будет достаточно рекомендации кого-то из постоянных членов группы и короткого самопредставления новичка. Если же вас принимают в постоянно действующую группу на сколько-нибудь длительный период, вам придётся выступить с приветственным словом. В нём можно коротко сказать, кто вы и откуда, что привело вас сюда, попросить благосклонности и советов на первое время, пообещать приложить все усилия. Общие аплодисменты завершают формальную часть. Через какое-то время последует и неформальная — обязательное застолье (кангэйкай), в котором новичок усаживается в центре стола и становится на весь вечер объектом внимания. За вечер он должен обойти всех присутствующих, распить со всеми по рюмочке и каждому сказать что-то свое, индивидуальное. На этом формальное посвящение в члены группы можно считать законченным.

Выход из группы обставляется аналогично. Все извещаются о нём заранее, в неформальной обстановке уходящий объясняет мотивы, не обязательно подлинные. Затем следует повторение процедуры. Заключительное слово на последнем собрании и ужин-банкет разной степени торжественности (собэцукай). Этот порядок универсален, отклонения возможны лишь в деталях.

Тотальная приверженность к ритуалу и этикету подразумевает не только вежливость, выдержку и другие приятные для окружающих вещи. Она может давить, унижать, а порой и убивать. Еще Д. Позднеев отмечал, что «японцы, несомненно, в высшей степени вежливы, но это не личное качество отдельного японца, а опять-таки требования своего уклада. Когда нужно обнаружить своё превосходство, унизить другого, никто, может быть, не способен так утончённо третировать человека, быть таким высокомерным и недоступным, как японцы» (Позднеев, 69). В годы правления воинского сословия самурай имел право на месте лишить жизни любого простолюдина, если тот осмеливался не поприветствовать его как положено — поклониться до земли или пасть ниц. В завещании Иэясу Токугава на этот счёт было сказано ясно: «Если кто из трёх последних разрядов оскорбит самурая, то последний сам может сделать взыскание, <…> а если низший невежлив пред высшим и наносит ему обиду, то последний может с ним распорядиться как с купцом». Ниже купцов стояли только отверженные и неприкасаемые, а потому разговор с ними был короткий. Распространённый вид «взыскания» самураев по отношению к низшим классам имел и собственное название — кирисутэ. Нетрудно догадаться, в чём его суть — слово кирисутэ образовано корнями двух глаголов: киру (зарубить) и сутэру (бросить). Первый сёгун Токугава навёл ещё некоторый порядок в отношениях самураев с простолюдинами, введя наказания для тех, кто хватался за меч по любому поводу. До 1602 года некоторые бойцы, получив оторужейника новый клинок, просто выходили на улицу и опробовали его на первом встречном, проверяя, так ли он хорош в деле, как уверял мастеровой. Это называлось «зарубить на обочине» (цудзигири).