Звёздный треугольник

Звёздный треугольник

Литература

Звёздный треугольник

ШТУДИИ

Николай Гумилёв в Лондоне

Ещё совсем недавно Н. Гумилёв был одним из самых запрещённых в советской стране поэтов. Несмотря на запрет, его стихи переписывались от руки, распространялись в миллионах машинописных копий. Его знали, читали и почитали многие поколения любителей русской поэзии.

Не по залам и по салонам

Тёмным платьям и пиджакам –

Я читаю стихи драконам,

Водопадам и облакам.

И умру я не на постели,

При нотариусе и враче,

А в какой-нибудь дикой щели,

Утонувшей в густом плюще…

Поэт, сказавший это, несколько раз был в африканских экспедициях, охотился на львов и диких буйволов, служил военным разведчиком в Первую мировую войну, получил за храбрость крест св. Георгия.

Бывал он и в Лондоне – дважды. Первый раз в мае 1917?года, проездом из Скандинавии в Париж. Исследователи его жизни и творчества предполагают, что это была военная, разведывательная миссия. Среди дошедших до нас документов интересна служебная «Записка об Абиссинии», написанная рукой самого поэта. Это полновесный документ, который давал понятие о возможностях абиссинских племён рекрутировать солдат для пополнения войск антинемецкой коалиции.

В любом случае первая его поездка в Англию была связана с назначением в западный экспедиционный корпус, находившийся в расположении союзников Российской империи, – ведь ещё шла война. Тем не менее Николай Гумилёв, исполняя свой военно-патриотический долг, ни на минуту не забывал, что он прежде всего – русский поэт. И поэтому в Лондоне он встречался не только с дипломатами и военными, но и с литераторами, в том числе и английскими. Есть свидетельства его встречи с Йейтсом, стихи которого тогда уже переводили в России, и Честертоном, которого он вместе с друзьями навестил в его поместье.

Во второй раз Н. Гумилёв приезжает в Лондон в феврале 1918?года. Он только что пережил в Париже очередную «большую любовь» к Елене Д., полуфранцуженке-полурусской, и посвятил этому увлечению цикл не самых лучших своих стихотворений «Синяя звезда». Его отношения с первой женой, печальной и болезненной Анной Ахматовой, давно сошли на нет по обоюдному согласию. Даже если сделать скидку на метафорическую образность, Гумилёв в одном из своих редко цитируемых стихотворений Из логова змиева // Из города Киева // Я взял не жену, а колдунью… нарисовал довольно беспощадную картину их взаимоотношений:

Покликаешь – морщится,

Обнимешь – топорщится,

А выйдет луна – затомится,

И смотрит, и стонет,

Как будто хоронит

Кого-то, – и хочет топиться.

Надо признать, что жене было отчего «хотеть топиться». В узком кругу петербургских литераторов, составивших впоследствии славную плеяду Серебряного века, быстро распространялись вести о частых романах Гумилёва и даже о его внебрачном ребёнке.

Он всегда был влюбчив и считал бурные любовные страсти привилегией любого настоящего поэта и неотъемлемой частью литературного призвания. Это доставляло неисчислимые страдания ранимой и гордой Ане Горенко, которую, может быть, именно горнило любовных страданий, постоянное уязвление самолюбия и гордыни и сделали поэтом Анной Ахматовой.

В Лондоне Гумилёв жил в гостинице неподалёку от Британского музея. Он и тут успел влюбиться в дочь русского (царского) посланника Бенкендорфа. Даже собирался сделать ей предложение, поскольку вопрос о разводе с Ахматовой был уже делом решённым. Может быть, именно поэтому Гумилёв пытался устроиться в Лондоне на работу, «подыскать место», как тогда говорили. Но это ему не удалось. Английский язык не был сильным местом в образовании поэта, и это стало серьёзным препятствием для обживания в замкнутом английском обществе начала прошлого века, ещё не открытого всем межнациональным ветрам. Холодок отчуждения в ту пору мог почувствовать любой иностранец, что же говорить о поэте с обострённым чувством собственного достоинства!

Спасало положение только общение со старыми друзьями, давно осевшими в Англии. Один из них – Борис Анреп, русский художник, уехавший из России ещё в 1916?году. Он хотел заниматься мозаикой, а это очень сложный вид художественной деятельности, требующий особых навыков и знаний. Анреп считал, что в Англии этот вид искусства наиболее развит, и не ошибся в выборе. В этом каждый теперь может убедиться, если, входя в Национальную галерею на Трафальгарской площади, посмотрит вниз: на полу центрального холла он увидит броские аллегорические мозаики русского художника Бориса Анрепа, ставшего знаменитым английским мозаистом, сумевшим получить важный общественный заказ и качественно исполнить его. Художник расположил свои мозаики на полу галереи, потому что считал – там они будут виднее: человеку свойственно на входе смотреть под ноги…

Мозаики эти были открыты для публичного обозрения в 1952?году. И на самой первой, центральной, мозаике изображена юная и бледноликая Анна Ахматова. Панно называется «Сострадание. Русский поэт Анна Ахматова, спасаемая Ангелом от ужасов войны». Ужасы войны изображены художником в виде обнажённых человеческих фигур, истощённых, почти бесплотных, – от них полулежащую в античной позе поэтессу и прикрывает белый Ангел, единственный, следует это отметить: на остальных панно полно аллегорических чудовищ.

На этой мозаике изображена грациозная молодая Ахматова – именно такой запомнил её Анреп, когда, расставаясь с ней в 1916?году, дал обещание вскоре вернуться и увезти её с собой – за море. Академик Жирмунский, величайший знаток ахматовского творчества, насчитал более сорока любовных стихотворений Ахматовой, по его догадкам, посвящённых Анрепу, которого она увидела впервые после разлуки почти через пятьдесят лет! Их встреча состоялась только в 1965?году в Париже, когда Ахматова возвращалась из Англии, где ей присудили почётное звание доктора Оксфордского университета. Но это уже иная история.

А в апреле 1918?года в Лондоне Николай Гумилёв, собираясь на родину, пошутил: «Я надеюсь, большевики не опаснее африканских львов!» Оказалось, что опаснее. Но он не мог ещё этого знать. Как не знал он тогда и того, что никогда не сможет вернуться ни в Англию, ни в Европу, что навсегда расстаётся с английскими и русскими друзьями. И он оставил, как бы до следующего своего приезда, довольно большой рукописный архив Борису Анрепу. Именно ему. Согласитесь, свои рукописи (среди которых была неопубликованная пьеса «Отравленная туника»), записные книжки, всевозможные справки, документы (например, приписной военный аттестат) можно оставить только очень близкому человеку, другу.

И теперь, когда никого из героев этой таинственной, совершенно потусторонней любовной истории нет в живых, она продолжает тревожить воображение. Ведь Ахматова, несмотря на несколько послегумилёвских замужеств, невозможных при её обострённой чувствительности без любви или страсти, по свидетельству писателя Лукницкого, многие годы продолжала считать себя вдовой поэта Гумилёва.

Николай Гумилёв – Анна Ахматова – Борис Анреп. Воистину – звёздный любовный треугольник. Судьбы их соединяются, как ни странно, и в Лондоне: архив, оставленный поэтом верному другу (впоследствии Анреп передал архив Гумилёва в надёжные руки П.Э.?Струве, что помогло ему сохраниться: ведь дом Анрепа в Лондоне сгорел во время гитлеровских бомбёжек).

И поэт Николай Гумилёв, человек больших страстей, автор бессмертных стихотворений «Шестое чувство», «Заблудившийся трамвай», «Жираф», «Капитаны», «Слово», «Мои читатели», «Она» и многих, многих других, несколько лет добивавшийся любви безвестной киевской гимназистки Анны Горенко, ставшей и его женой, и его Музой, посвятил именно ей лучшие свои любовные стихи.

И всё сбылось. И всё довоплотилось в их общем бессмертии.

Лидия ГРИГОРЬЕВА, ЛОНДОН

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: