У скалы
У скалы
Искусство
У скалы
КНИЖНЫЙ
РЯД
Вера Чайковская. Тышлер : непослушный взрослый. – М.: Молодая гвардия, 2010. – 330 [6] с.: ил. – (Жизнь замечательных людей: Малая серия: сер. биогр.; вып. 9). – 3000 экз.
Для многих авторов искусство биографа оказывается либо искусством камуфляжа и «фигур умолчания», без которых возведение на пьедестал затруднительно, либо ремеслом «разоблачения» частной жизни на потеху толпе. Но Веру Чайковскую меньше всего интересует очередной «байопик». Слишком серьёзную и трудоёмкую архивную и исследовательскую работу она проделала в течение нескольких лет. Именно благодаря ей были написаны воспоминания дочери Тышлера Беллы, продиктовала свои воспоминания Татьяна Осмёркина, дочь Александра Осмёркина, рассказали в письмах о художнике его внук Игорь Тышлер и падчерица Татьяна Шур… Вера Чайковская нашла архив актрисы Татьяны Аристарховой, матери сына Тышлера. Наконец, она первая начала работать с архивом Тышлера, который был составлен Флорой Сыркиной, его второй женой. Он был передан в РГАЛИ Татьяной Шур в 2008 году. Фактически впервые читатель узнает о частной жизни художника.
Но не только это делает книгу уникальной. Не менее важно для биографа умение увидеть «внутреннюю историю» жизни художника. Этим редким даром обладают обычно поэты – учёные склонны заменять «внутреннюю жизнь» героев конструкцией собственного изготовления. Вера Чайковская, исследователь, историк искусства, прозаик, избежала соблазна учёного «конструирования». Она не стремится впихнуть жизнь своего героя в «концепцию», вместо этого она… находит рифмы. Рифмы, созвучия, интуиция – не правда ли, они выглядят странной опорой для биографа? Но для Чайковской, которая выявила огромный пласт нового фактического материала о Тышлере, именно они помогают создать контекст, пространство, в котором жил художник. Но едва ли не важнее, что они очерчивают тот универсум искусства, который был важен для художника.
Каждую главу её книги предваряют цитаты. Большей частью – поэтические. Одна выделяется даже среди них.
И я, ударившись о камни,
Окровавлен, но жив, –
И видится издалека мне,
Как Вас несёт отлив…
Чеканный стих из «Скалы» Ходасевича предваряет лишь одну из глав книги Веры Чайковской «Тышлер: непослушный взрослый». Но с не меньшим успехом он мог бы претендовать на роль эпиграфа ко всей биографии Александра Тышлера. Ходасевич, разумеется, отсылал к пушкинскому «Ариону», Пушкин – к античному мифу. Сюжет жизни Тышлера, в сущности, укладывается в сюжет жизни греческого певца, «беспечного» и «таинственного», спасшегося по воле случая.
Мотив рока, этот вечный спутник античной трагедии, кажется, выглядит завсегдатаем жизни Тышлера. Впрочем, это можно сказать о почти любом жителе ХХ века. Тем не менее ему везло чуть больше, чем другим. Больше, чем двум его братьям, погибшим во время Гражданской войны. Одного убили белые, другого – махновцы. «Махновщина» станет мотивом, к которому бывший красноармеец Саша Тышлер будет возвращаться в своих картинах и в 1926-м, и в 1976-м… Ему повезло больше, чем Мейерхольду, с которым они работали над постановкой оперы «Семён Котко» в 1939-м. Режиссёра арестовали едва ли не на глазах коллеги: в Ленинград, где Мейерхольд ставил ещё и физкультурный парад, они поехали вместе, а вернулся Тышлер один, «крайне подавленный». Мать его дочери Беллы погибнет в минском гетто, а девочку вместе с детским садом чудом вывезут после бомбёжки в эвакуацию. Её будет воспитывать семья сестры матери, Юдифи Арончик, актрисы Белорусского ГОСЕТа. Именно Белле, дочке Тышлера, будет петь колыбельную Соломон Михоэлс в свой последний приезд в Минск в январе 1948-го. Михоэлса убьют 13?января, а 15-го Тышлер будет встречать гроб с телом друга на вокзале.
Античные трагедии в 1930–1950-е годы не ставили, зато ставили Шекспира. Тышлер, за которым закрепилась слава театрального художника, создавал декорации и костюмы для «Короля Лира» и «Ричарда III» (1935), «Отелло» (1944), «Гамлета» (1954)… Когда в 1956 году Тышлер сделал две небольшие выставки в Москве и Ленинграде, то показал более 200 работ, живописных и графических, связанных с шекспировскими постановками. Шекспир оказался очень созвучен эпохе. И – художнику Александру Тышлеру. Очень точной выглядит догадка Веры Чайковской, что «на этих выставках Саша Тышлер представил не только образы Шекспира, но и внутреннюю историю собственной жизни в её развитии».
Если сам Тышлер ищет ключ к эпохе и человеческим страстям в пьесах Шекспира, то для Чайковской ключом к образу художника, если угодно – его камертоном, становится образ Ариона. Причём обе характеристики певца, прозвучавшие у Пушкина, «беспечный» и «таинственный», становятся принципиальными для фигуры Тышлера в понимании Чайковской. С «беспечностью» более-менее понятно – это беспечность «птички божьей». Но почему певец «таинственный»? У Пушкина, мне кажется, эта черта определяется способностью слышать «божественный глагол». Позже Блок напишет о музыке эпохи, которую он услышит в латинском стихе. Для понимания этой особенности певца едва ли полезны биографические детали. Единственным ключом могут стать произведения художника. В своей книге о Тышлере Чайковская идёт вослед своему герою – вглядываясь в его картины, эскизы, рисунки… Только искусство может сохранить отзвуки «божественного глагола». Именно эта «тайна» певца и художника волнует Чайковскую. Сохранение этого слуха – самое драгоценное и важное для художника. И этот-то сюжет не передаётся описанием перипетий «внешней» жизни. Он идёт не благодаря, а скорее вопреки драмам, трагедиям и наградам внешней жизни.
То, что Чайковской удалось соединить оба сюжета – внешний и «внутренней» жизни, – выглядит редкой удачей. Особенно по нынешним временам, когда о «внутреннем» нерве существования подозревают далеко не все художники.
Жанна ВАСИЛЬЕВА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии: