Миллион наследственных поцелуев
Миллион наследственных поцелуев
Литература
Миллион наследственных поцелуев
ВЗАПРАВДУ
Марина КУДИМОВА
У книжников советского времени всё имело свою цену. В том числе и тяжеленные тома «Литературного наследства». В супере дороже, чем без супера. За пушкинский том можно было отдать зарплату инженера. В дни особого везения – взять и уценёнку. А, скажем, на шеститомный «Зарубежный архив Герцена и Огарёва» большинство только облизывалось.
80 лет исполнилось этому не имеющему аналогов в мировой русистике, филологии, источниковедении проекту. Дата прошла, «как косой дождь»: считаные издания спохватились упомянуть. Даже когда сквозь «железный занавес» не мог просочиться и комар, европейские и американские учёные имели свободный доступ к «наследственным» сокровищам – десяткам тысяч неизвестных архивных документов, художественных и публицистических произведений. Да и каждый имеющий тягу к отечественной литературе и культуре мог в библиотечной тиши читать и исследовать письма, дневники, мемуары, изучать тонны библиографических обзоров и текстологических комментариев.
Идея издания «Литнаследства» принадлежала молодому историку литературы Илье Зильберштейну. Было ему тогда немногим больше двадцати лет. Зильберштейн работал в «Жургазе», своеобразном советском издательском холдинге, и «рупор партии» Михаил Кольцов, руководивший объединением, горячо поддержал молодого пассионария. Первые три тома Илья Самойлович сделал в одиночку! Надо было показать партии товар лицом. За 57 лет фанатической работы им было отредактировано и опубликовано 97 томов, как теперь бы сказали, эксклюзивных архивных, литературных и фотоматериалов. А надо учесть, что иные выпуски «Литературного наследства» состояли далеко не из одной книжки. Знаменитый неподъёмный портфель Зильберштейна символизировал удельный вес его детища.
Для сравнения: с 1991 года, скажем, вышло лишь 12 томов, хотя главный редактор Ф.Ф. Кузнецов не дал изданию умереть. Инерция, заданная отцами-основателями, оказалась столь высокой, что «Литературное наследство» пережило и новые русские бури. И даже, кажется, начинает возрождаться.
Выход «Литнаследства» начисто опровергал миф о «тёмных и глухих» 30-х, когда страх затмевал разум и парализовывал волю. Как Зильберштейну удавалось всегда оставаться свободным человеком – загадка. Он ухитрялся публиковать запрещённые произведения, зарубежные архивы и переписку писателей и философов, которых в СССР не издавали десятилетиями. Например, Леонтьева или Победоносцева. Вокруг создателя интеллектуального заповедника головы летели направо и налево, а корабль «ЛН» плыл назло всем штормам. К 70-м годам ХХ века сборники составлялись уже целым НИИ Академии наук СССР и курировались идеологическим отделом ЦК КПСС. Но рядом с трудоголиком Зильберштейном могли работать только такие же, как он. Больше сорока лет отдал «Наследству» литературовед и историк литературы, доктор филологии Сергей Макашин. Его судьба достойна пера великого романиста. Он успел посидеть и в ГУЛАГе, и в немецком лагере. Воевал в штрафбате. Буквально на улице освобождённой Праги нашёл рассыпанные листки архива Вл.И. Немировича-Данченко. Макашин редактировал и комментировал добрый десяток томов. Умудрился выкупить у наследников Герцена, давно забывших русский язык вкупе с заслугами своего предка, уникальную часть личного архива мыслителя и революционера.
Многолетнее сотрудничество Зильберштейна и Макашина опровергает ещё один миф – ксенофобский. Одесский еврей, проведший детство в лавках букинистов, и потомок русских дворян, хлебнувший горя выше головы, сделали для русской культуры больше, чем несколько академических институтов. Конечно, они ругались – при такой бешеной работе сдерживать эмоции просто нереально. Даже подолгу не разговаривали. Но когда было нужно «порешать вопросы», выходили на улицу и долго гуляли по московским бульварам, обсуждая, как в очередной раз обойти цензуру или наиболее твердолобого чиновника.
Проблем у соратников всегда было немало. Многие собиратели серии знают, что в стройных рядах «ЛН» есть зияние – отсутствует 66-й том. В нём собирались публиковать переписку Маяковского с Лилей Брик. Помешали… поцелуи. Великий поэт писал любимой женщине: «Целую тебя миллион раз». «Не много ли?» – начертал на полях набора некий ретивый цензор. Все попытки Зильберштейна доказать, что даже умирающий Чехов в письмах целовал жену «тысячу раз», потерпели неудачу. Бюрократы целуют только известные части тела своих боссов. Но те, кто не отказался от наследства своей Родины, воистину миллион раз лобзают мысленно каждый том великой русской энциклопедии и благоговейно помнят её не менее великих создателей.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,5 Проголосовало: 2 чел. 12345
Комментарии: