5
5
Около четырех часов ночи гарнизон рейхстага попросил советское командование прекратить огонь и вступить в переговоры.
О том, что немцы запросили парламентера-генерала, майор Соколовский немедленно доложил командиру полка и комдиву.
– Ишь ты, еще и марку пытаются держать, – засмеялся в трубку Шатилов. – Решайте сами, кого послать, Александр Владимирович. Думаю, что об их просьбе знают уже и в корпусе, и в армии. Но по команде все же доложу.
Соколовский задумался. Последние части гитлеровцев в Берлине сдаются. Как-никак, а парламентер должен быть на высоте. Все же участники штурма измучены, грязные, в обгоревшей одежде.
Офицеры, с которыми майор стал советоваться, долго перебирали возможные кандидатуры, пока не остановились на Сьянове. У него достоинства и твердости хватит, ум гибкий, на все реагирует правильно… Вот только звание… Но в конце концов и это на пользу: пусть враги лишний раз почувствуют, что с ними не церемонимся – посылаем кого хотим, а не кого просят.
Пока Сьянов, пользуясь затишьем, спал, из полка доставили для него одежду и обувь.
– Не сробеешь, Илья Яковлевич? – полушутя спросил Соколовский, объяснив цель вызова.
Обычно полуприкрытые веками, глаза сержанта широко открылись.
– Не удивляйся, – пояснил майор. – Мы хорошо знаем твою храбрость в бою, но ведь сейчас надо идти в логово врага…
– Опасность, товарищ майор, меня не страшит, – сказал Сьянов, словно догадавшись, о чем думал Соколовский. – На подлость фашисты теперь вряд ли пойдут. За шкуру свою дрожат.
– Это верно. И помни: мы будем начеку.
– А пойду я с охотой, – продолжал Сьянов. – Любопытно взглянуть, какие будут физиономии у фашистов в момент безоговорочной капитуляции.
– Приведи себя в порядок.
Сержант умылся, переоделся. Майор тщательно осмотрел его. Шинель длинновата. И без того высокого роста, Сьянов выглядел в ней великаном. «Компенсирует этим свое маленькое звание, – мысленно усмехнулся майор. – Посмотрят на него немцы и скажут: «Вот это унтер, за генерала принять можно».
Из рейхстага Сьянова провожали майоры Соколовский и Дерягин. После рейхстаговской гари и копоти уличный воздух казался необыкновенно чистым, пьянящим, было так приятно вдыхать его полной грудью. На улице стояла тишина, от которой отвыкли. Странно. Даже капли дождя, падавшие на ступени лестницы, были слышны.
На востоке начало белеть небо. Скоро рассвет. Дождь усиливался. «Хорошо! По народной примете – в дождь решенное дело обещает благополучие. И улицы берлинские помыть не мешает. Ведь наступает второй день праздника. Может, еще и отпразднуем. А вдруг убьют. До чего ж обидно! После всего пережитого не увидеть победы, пасть не в бою, а в переговорах…» – Илья решительно отогнал эту мысль и повернул к указанному месту – к южной стороне рейхстага, выкрикивая:
– Не стрелять! Идут советские парламентеры.
Переводчик Душинский повторял эти слова по-немецки.
Из метро навстречу Сьянову и его сопровождающим вышел немецкий офицер с группой солдат. Шагах в десяти остановился и предложил сдать оружие.
– Парламентеры ходят без оружия.
«Должно быть, так принято», – подумал Илья.
– Мы готовы оставить здесь оружие, но требуем его сохранности, – ответил он.
Немец заверил, что оружие будет возвращено. Соколовский и Дерягин пожали руку старшему сержанту:
– Мы будем ждать тебя здесь. В случае чего – сигналь.
Сьянов и Дужинский вошли в метро. Пока сдавали оружие, Илья успел заметить, как скривился немецкий офицер, разглядев, кто перед ним. «Наверное, инструктаж получил насчет генерала. Черт с тобой, кривись. Мне от этого не жарко, не холодно».
По туннелю шли молча. Должно быть, позади остался целый километр, когда офицер, заглянув в бункер, с кем-то поговорил и пошел дальше. Через несколько минут что-то спросил в другом бункере и опять двинулся вперед. Сьянов остановился:
– Дальше не пойду.
Немецкий офицер объяснил, что не может найти командование сектора, а без него вести переговоры никто не уполномочен.
– Переведи, Дужинский: искать ваше начальство мы не намерены. Не мы их, а они нас пусть ищут.
У гитлеровца заходили желваки, но он сдержал себя. Попытался уговорить:
– Айн момент…
– Ни одного момента больше. Соблаговолите выделить мне охрану! – отрезал Илья и, повернувшись, пошел назад.
За спиной забегали, застучали дверьми, но Сьянов только ускорил шаг.
Вскоре раздались крики, Дужинский перевел:
– Просят остановиться.
Сьянов обернулся. К нему подходили несколько офицеров и генералов. Вид у всех подавленный.
– Господин… – произнес один из генералов и остановился, уставившись на погоны.
– Старший сержант, – подсказал Сьянов.
И когда генерал назвал его по званию, с усмешкой подумал: «Вот так-то лучше. Гнись, фашистский генерал, перед советским сержантом!»
– Гарнизон рейхстага готов капитулировать, – выдавил генерал и опустил глаза.
– Не просто капитулировать, а безоговорочно, – уточнил Сьянов и оглядел собравшихся.
Было видно, что поправка им явно не по душе. Многие не могли скрыть своей ненависти. Еще бы – самые ярые нацисты и отпетые эсэсовцы забились сюда. Генерал кивнул в знак согласия. Э нет, так не пройдет.
– Вам понятно? – твердо переспросил Сьянов.
Генерал вынужден был повторить:
– Безоговорочно капитулировать, господин сержант.
– Старший сержант, – уточнил Илья и заметил, как злобно сверкнули глаза у врагов… – Объявляю порядок сдачи оружия и выхода наверх…
Вытянув шею, гитлеровцы внимательно слушали, стараясь не пропустить ни одного слова. Слушали переводчика, а смотрели на подтянутого сержанта.
Закончив объяснение, Илья решил идти к своим, но генерал обеспокоенно проговорил:
– Господин старший сержант, мы хотели бы следовать за вами. Во избежание недоразумений.
«А, трусите, за мою спину хотите укрыться». – Для пущей важности вынул часы. Стрелка подходила к шести, а он обещал к этому времени вернуться.
– Что ж, придется задержаться, – сказал наконец. – Стройте колонну, генерал! Оружие разрядить!
И стал смотреть, как подгоняемые начальниками фашистские вояки, клацая затворами, торопливо занимали места в строю.
В пути генерал сообщил, что гарнизон получил по радио приказ командующего обороной Берлина генерала Вейдлинга – немедленно прекратить сопротивление.
Глядя на генерала, Сьянов понял, что тот хочет подчеркнуть, что они солдаты: воевали по приказу и сложили оружие тоже по приказу.
– И Вейдлингу, и вам ничего другого не оставалось: ваша армия разбита, – заключил старший сержант.
Генерал опустил голову. Удивительно, как притихли эти отпетые головорезы! По шпалам идут, а шагов почти не слышно, овечками выглядят. Скорее их вытаскивать на свет божий надо. И старший сержант ускорил шаг.
Доложил Соколовскому:
– Товарищ майор, остатки гитлеровского гарнизона, скрывавшиеся под землей, безоговорочно капитулировали. Где прикажете складывать разряженное оружие?
Из метро показались первые пленные.
– Оружие сложить здесь, – указал Соколовский место у стены рейхстага.
Дужинский перевел, и немцы, не нарушая строя, стали аккуратно класть на землю пистолеты. Штабель рос на глазах.
Сьянов поспешил к своей роте в рейхстаг, из подвалов которого тоже выходили капитулировавшие немцы. Все говорило о том, что не сегодня, так завтра наступит долгожданный мир. И Сьянов со счастливой улыбкой вдруг осознал, что ему пришлось быть едва ли не последним парламентером Великой Отечественной войны.
Головная часть колонны спустилась на площадь, миновала ее и скрылась в «доме Гиммлера», а пленные все выходили и выходили…
Более полутора часов продолжалось шествие укрощенных фашистов. Всего их взято в рейхстаге 2604. Во время штурма рейхстага убито и ранено более двух тысяч гитлеровцев.
…Сколько военных парадов видела ты, Королевская площадь! Сколько сводных оркестров слышала, барабанного боя и надрывных воплей! Ты дрожала от топота тысяч вымуштрованных солдатских ног. Наверняка маршировали перед фюрером и многие из этих, что идут сейчас вразнобой, шаркая ногами. Не строй, а похоронная процессия.
Пройдут годы, десятки лет. Из развалин возникнет новая Германия, может, и площади дадут иное название…
Было раннее утро 2 мая 1945 года. Над Берлином поднималось солнце. Сквозь дым пожарищ оно смотрело на город тускло-красным глазом, словно еще не веря, что на земле воцаряется мир,