2

2

Желание Михаила Егорова исполнилось: его зачислили в полковую разведку. За несколько дней успел привыкнуть к армейской обстановке, познакомился с людьми. Уже в тот день, когда прибыл во взвод разведки, рыжеволосый кавказец, услышав, что новичок со Смоленщины, весело воскликнул:

– Вай, так мы же земляки!

Протянул руку и представился:

– Мелитон Кантария.

Михаил ответил на рукопожатие, хотя и понял, что младший сержант шутит. Нет на Смоленщине ни таких имен, ни таких фамилий. И выговор какой-то гортанный…

– Не веришь? Ай, какой бдительный партизан! – рассмеялся Кантария. – По боям земляки. Понимаешь? Я на Смоленщине воевал, много деревень проходил, может, и в твоей был, не помню. Как же не земляки?…

Словоохотливый Мелитон и молчаливый, застенчивый Михаил сдружились. Кантария без устали рассказывал о своей Грузии, о благодатной земле, о цветах и фруктовых деревьях, о целебных источниках…

Часто вспоминал, как в сороковом году уходил в армию. Все село Агу-Бедия, где он работал столяром, вышло провожать. Пели хором. Да, отца совсем по-другому в царскую армию провожали – со слезами, с причитаниями, словно на каторгу.

Первые месяцы службы дались Мелитону нелегко. Очень волновался – плохо знал русский язык. Как команду выполнишь, когда слов не понимаешь? Как военное дело изучать? Но все обошлось хорошо. В полку, который стоял на западной границе, в Литве, встретили приветливо. Новые друзья охотно учили русскому языку. Со временем стал понимать русскую речь, а потом и говорить научился, научился петь русские песни. Жене писал: «Чувствую себя тут, как в родной семье; жаль только вот, что тебя нет, но о тебе, какая ты у меня хорошая и красивая, все мои товарищи знают».

Незаметно прошел год. Среди ночи пол в казарме вдруг задрожал, точно при землетрясении. Выбежали во двор. Над головой вражеские самолеты бомбы кидают. Без команды бросились к пирамидам, разобрали оружие. Восход солнца встретили в окопах на берегу Немана.

Не верилось, что началась война. Правда, одно время разговоры о войне ходили. Пограничники рассказывали: немцев видимо-невидимо к границе придвинулось. Потом немецкие разведывательные самолеты все чаще стали показываться. Последовало разъяснение, что слухи о близком нападении немцев провокационны.

«А как же с самолетами-разведчиками? Дружеские визиты, что ли?» – спросил политрука кто-то из бойцов.

Политрук ответил:

«Наша задача – не поддаваться на провокации».

Окопы на Немане немцы бомбили, в атаку цепью шли, а иные все еще не верили, что это война.

Тяжело было отступать. Над головой с рассвета до темноты самолеты с черными крестами, на земле лязг немецких танков, бронетранспортеров.

Под Смоленском немцам нанесли первый серьезный контрудар. Батальон прикрывал железнодорожный эшелон для эвакуации раненых. Из своего пулемета Кантария немало врагов уложил, но его ранило осколком мины, и он попал в тот самый эшелон, который прикрывал. Ну, а потом госпиталь. Только зимой выписался и попал на Южный фронт. Здесь-то и приметил его капитан-разведчик, спросил, какую воинскую профессию любит. «Лучше пулемета оружия нет». – «А до армии чем увлекались?» – «Охотой. Любил по горам лазить, коз бить, кабанов выслеживать. Но зачем это?» Капитан заинтересовался, расспрашивал, как ходил на диких кабанов, при встрече с которыми даже волк бежит, поджавши хвост…

– Ты, Миша, охотой, случайно, не занимался? – неожиданно спросил Кантария.

– Нет, не приходилось. Рыбной ловлей увлекался. А что, капитан Кондратов – заядлый охотник?

– Да, он ведь твой земляк. В смоленских лесах вырос. Выслушал меня тогда капитан и сказал: «Так вот, товарищ Кантария, будете действовать главным образом холодным оружием, от пулемета придется отказаться». Я не понял тогда. Капитан рассеял мое недоумение: «Берем вас в разведку. Будете на охоту ходить. Только не на диких кабанов, а за «языками»…

Разведка давно влекла Мелитона. Он с завистью смотрел на солдат, отправлявшихся через окопы в ночной поиск. Особенно завидовал, когда те возвращались с пленными. Герои! Теперь и он пойдет в тыл врага. Опасности его не пугают. Вот только с пулеметом жалко расставаться. Но ничего не поделаешь, раз это не подходящее для разведчика оружие.

С Дона часть перебросили на Кубань, куда немцы прорвались летом сорок второго. Фашистские горные части ущельями прошли через Кавказский перевал. Добрались даже до озера Рица, почти до самого дома Кантария. Целый год он был разведчиком в родных краях, ходил в поиски с товарищами, добывал «языков», засекал огневые точки.

А вот в августе сорок третьего чуть не погиб на Кубани. Немцев тогда к морю гнали. Дали разведчикам задание достать сязыка». Взяли одного. Но фашисты заметили, стали преследовать. Мелитона тяжело ранило. Товарищи подхватили его на руки. Зная, что из-за него могут все погибнуть, он потребовал, чтобы его оставили. Тогда Коноваленко, здоровенный казак с Терека, наклонился и сказал: «Ты, Мелитон, молчи и не мешай. Знаем, что делаем». Взвалил на плечи и понес… С трудом отбились от немцев и благополучно пришли к своим. Полгода разведчик провалялся в госпитале. А как только выздоровел, постарался попасть в свою часть: когда друзья рядом – воевать легче.

Понравился Егорову новый друг, шаг за шагом вводил он его в размеренную солдатскую жизнь. И Михаил старался подражать ему во всем.