Глава 24

Глава 24

Очень часто, слушая того или иного собеседника, Артем невольно цеплялся за его слова, задумываясь о чем-то своем, подспудно его волновавшем. Сейчас он пытался понять, почему почти все встречавшиеся до сих пор ему люди — и стар, и млад, говоря о женщине самое разное, часто полярное (кто-то настойчиво советовал держаться от них подальше, кто-то, наоборот, чаще и ближе общаться с ними), неизменно отзывались о них, как о существах роковых, причем с отрицательным смыслом. А ведь по собственным наблюдениям Артема все обстояло наоборот — не женщина, а мужчина часто нес в себе разрушение: его отец, рябой участковый, студент Квазимодо, да и он сам с его нелепой робостью и в то же время необъяснимой агрессивностью…

— Страсть к женщине подобно огню. Если ты его контролируешь, она согревает, если нет — сжигает, — продолжал тем временем Артур Борисович. — Конечно, несуразная моя любовь помогла мне в определенном смысле: я добился своего, дослужился до подполковника. Но не зря говорят, что чужая невеста всегда кажется краше. В действительности все оказалось мишурой: должность, положение, привилегии…

Думал, уйду далеко, и родина перестанет даже сниться мне. А она все снится и мерещится. Родина, как нога или рука, органическая составная человека. А чужбина похожа на протез — каким бы качественным он ни был, никогда не станет полноценной заменой живой части организма… Знаешь, что я любил больше всего в отрочестве? Ездить на лето к бабушке, лазить по тутовым деревьям и лакомиться сочными сладкими ягодами. Особенно мне нравилась немного перезрелая тута, она словно вбирала в себя солнце, в ней чувствовался аромат и вкус лета… А еще я соскучился по вкусу горной родниковой воды… Как это было давно!..

С минуту длилась пауза. Слышался лязг замков и цепей открывающихся и почти тут же захлопывающихся железных дверей. Новый ключник вовсю орудовал своим нехитрым орудием.

— От судьбы, все равно, не убежишь… — Артур Борисович снова закурил. За стеклом разыгралась вьюга. Она, казалось, смеялась над его южными мечтами. — Когда-нибудь в открытом поле ты встретишь маленького человечка. Он посмотрит в упор на тебя суровым взглядом, и ты, по глупости и самонадеянности своей, примешь это за вызов и схватишься с ним. Ты попытаешься свалить его. Но он глубоко врос своими ногами-корнями в землю, и из его крепких объятий теперь уже ты не можешь вырваться… Это и есть твоя судьба, и никуда от нее не деться: ты в ее руках, она — в твоих.

Артур Борисович неожиданно запел, затянув грустную армянскую песню о потерянной любви: "Я полюбил, а яр [3] мою увели…" Артему стало по-настоящему жаль его.

Умудренный опытом земляк, казалось, достигший достаточного успеха в жизни (успеха, о котором Артем еще только мечтал), теперь уже не представлялся ему, как раньше, неким рыцарем без страха и упрека. Теперь глаза его заволакивали слезы. Он плакал, как ребенок…

— Умирать все равно поеду на родину, — как-то обреченно произнес Артур Борисович.

Наконец он посмотрел на полные стаканы.

— Впрочем, что это мы все о грустном?.. Жизнь еще не раз придушит, чтобы напомнить нам о смерти, но отпустит в самый последний момент. Надо быть сильным и готовым ко всему… Вот что я подумал: тебе необходимо продолжить образование, да и диплом пригодится. Готовь бумаги, мы поможем тебе устроиться в университет на заочное отделение. Теребить особо не будут — раз в полгода поедешь сдавать экзамены… Ну давай, за тебя и твои успехи!..

Они чокнулись, выпили, и на миг Артему показалось, что Родина, давно уже ставшая для него абстрактной категорией, вдруг приблизилась, обретя плоть и кровь.