Долина трупов

Долина трупов

Во время второго своего вторжения австрийцы захватили вершину горы Гучево и окопались там. Под их уничтожающим огнем сербы шаг за шагом карабкались по восточному склону горы, пока их окопы тоже не достигли узкого гребня. Здесь на вершине дикой горы вдоль десятимильного фронта разыгралась странная «битва над облаками», которая длилась пятьдесят четыре дня и закончилась отступлением сербов только потому, что третье вторжение австрийцев опрокинуло их линии под Крупенью. Но после поражения под Валиевом австрийцы оставили Гучево без сопротивления.

Симпатичный молодой капитан, сопровождавший нас, был некогда офицером комитаджиев, которого правительство послало подготовить мятеж сначала в Македонию, а затем в Австрийскую Боснию и Герцеговину.

— Прежде чем мы завербовались добровольцами в отряды комитаджиев, — сказал он, — правительство направило нас в берлинский и венский университеты изучать вопросы подготовки революций, и в частности итальянского Рисорджименто.

Мы свернули на скверную проселочную дорогу с глубокими колеями, затем на простую тропинку, по которой могли пройти только мулы и пешеходы. Тропинка шла вверх по спирали среди огромных ясеней и дубов и терялась в быстрых горных ручьях и зарослях кустарника. После часа тяжелого подъема мы достигли вершины первой горы, с которой виден был головокружительный пик Эминовых Вод, как окрестили его турки-старожилы. Громадный пик поднимался над маленькой долиной, сверкая свежей зеленью молодых деревьев и ослепительным блеском черных шишковатых скал.

В лощине, расположенной на значительной высоте между холмами, белые дома деревни наполовину тонули в пенистом море цветущих слив. Широко зияли проемы окон, от ветра распахивались и захлопывались двери. Женский голос за невидимой стеной, звучавший пронзительно и монотонно, по временам переходивший в истерические вскрикивания, выводил заунывную песню скорби по мертвым. Капитан остановил свою лошадь и громко позвал хозяев. Через некоторое время из глубины сада появилась худая, изможденная женщина.

— Есть у тебя ракия, сестрица?

— Есть. — Она скрылась на минуту и вернулась с каменным кувшином и сосудом с узким горлышком, предназначенным для питья.

— Что это за место?

— Это деревня Богатое, здешние жители делают ракию.

— Где же весь народ?

— Все умерли от пятнистой лихорадки (тифа).

Мы пришпорили лошадей и поехали дальше. Вокруг царило полное безмолвие, напоенное солнцем, запахом цветущих слив и жужжанием пчел. Плач замер позади. Проезжая дорога кончилась. Впереди простиралась горная тропа, которой обычно никто не пользовался, кроме охотников и козьих стад, пасшихся на вершине Гучева. Теперь же вся она была вытоптана тысячами ног и изрезана колеями от орудий, которые протаскивались через скалы и кустарники.

— По этой дороге армия поднялась на Гучево, — сказал капитан. — Эти следы оставлены пушками, которые мы тащили наверх, — И он указал на нависшую вершину Эминовых Вод. — Лошади тут не годились, быки тоже подыхали от усталости. Поэтому пушки люди тащили на себе — по сто двадцать человек на каждое орудие.

Тропинка шла, извиваясь, вверх по склону горы через прыгающий по камням поток, который мы перешли вброд. Здесь она прерывалась. На другой стороне ручья почти отвесно поднимался глубоко изрезанный склон холма высотой примерно пятьсот футов. Мы спешились и повели на поводу своих спотыкающихся горных лошадок, двигаясь зигзагом от одного земляного уступа к другому и лавируя меж осыпающимися камнями.

— Им понадобилось три дня, чтобы поднять туда пушки, — сказал запыхавшийся капитан.

Так, двигаясь пешком, отдыхая, а на ровных местах проезжая верхом короткие расстояния, мы поднялись лесом, одевающим вершину горы, на высоту примерно тысячи футов. Перед нами была площадка, усеянная медными гильзами, кожаными постромками, клочьями сербской форменной одежды, колесами от разбитых орудийных передков. Повсюду в лесу были разбросаны покинутые шалаши, сооруженные из ветвей и листьев, и пещеры, вырытые в земле, в которых сербская армия жила на снегу в течение двух месяцев. Еще выше мы заметили, что, в то время как нижняя часть деревьев была покрыта листвой, вершины их как бы омертвели. По мере того как мы поднимались, линия омертвения спускалась все ниже к земле, так что вскоре вся верхняя половина леса, там, где злобный град пуль сорвал с деревьев верхушки, представляла собой торчащие вверх изломанные сучья. Затем шли деревья, совершенно лишенные ветвей. Мы пересекли две линии глубоких траншей и поднялись на голую вершину Гучева, на которой тоже когда-то рос лес, а теперь не осталось ничего, кроме расщепленных пней с блестками вбитого в них свинца.

По одну сторону этого открытого пространства находились сербские окопы, по другую — австрийские. Каких-нибудь двадцать ярдов отделяли их друг от друга. Как сербские, так и австрийские окопы прерывались огромными ямами сорока футов в окружности и пятидесяти футов глубиной. В этих местах противником были произведены подкопы и взорваны заложенные мины.

Поверхность земли между ямами была вздыблена беспорядочными нагромождениями глины. Присмотревшись поближе, мы увидели потрясающие вещи: из этих маленьких холмиков выглядывали обрывки форменной одежды, черепа с выпачканными в земле волосами, на которых еще висели клочья мяса, белые кости с гниющими кистями рук, окровавленные ноги, торчащие из солдатских сапог. Нестерпимый смрад стоял здесь. Стаи полудиких собак рыскали на опушке леса. Видно было, как две из них рвали что-то, полузарытое в земле. Не говоря ни слова, капитан вытащил револьвер и выстрелил. Одна собака зашаталась, упала в судорогах и затихла, другая убежала с воем за деревья. И тотчас же из глубины леса со всех сторон раздался в ответ жуткий волчий вой, замерший вдали, за много миль от поля битвы.

Мы шли по мертвым — так густо они лежали, — иногда попадая ногами в ямки, полные гниющего мяса, и давя с хрустом кости. Маленькие углубления внезапно проваливались, образуя глубокие ямы, кишащие червями. Большинство трупов было покрыто лишь тонким слоем земли, частично смытой дождем, а многие вовсе не были похоронены. Целые груды мертвых тел австрийцев лежали на земле в том же положении, в каком их застала смерть в момент отчаянной атаки, — в позах борющихся не на жизнь, а на смерть. Между ними попадались и сербы. В одном месте тесно переплелись два полусгнивших скелета — австрийца и серба. Руками и ногами они сжимали друг друга в мертвой хватке, и даже теперь их невозможно было оторвать друг от друга. Позади линии австрийских окопов шла изгородь из колючей проволоки. Она наглядно показывала, каково было настроение у людей, загнанных в эту мышеловку. Ведь в большинстве своем это были сербы из славянских провинций Австрии, которых под дулом револьвера погнали сражаться со своими братьями.

На протяжении шести миль вдоль вершины Гучева мертвецы нагромождены огромными штабелями.

— Их здесь десятки тысяч, — сказал капитан.

С того места, где мы стояли, открывался вид на сорок миль кругом. За серебряной лентой Дрины виднелись зеленые горы Боснии, маленькие белые деревушки и уходящие вдаль дороги. Кругом расстилались равнины полей, местами желто-зеленые от нового урожая, местами коричневые от пахоты. Среди приветливых деревьев в излучине реки пестрели башенки и дома австрийского города Сворника. Далеко на юг тянулась линия отдаленных вершин Гучева, которая то поднималась вверх, то круто шла вниз. Казалось, они двигались: столько в них было жизни. Параллельно линии гор извивалась, насколько хватал глаз, двойная линия окопов. Между окопами лежала зона мертвого пространства…

Мы ехали мимо находившихся в полном цвету фруктовых садов, мимо больших лесов, где росли дубы и буки и цвели каштаны, мимо высоких холмов, склоны которых то и дело расступались, образуя сотни высокогорных лужаек, покрытых волнующейся, как шелк блестевшей на солнце травой. Повсюду из ложбинок текли ручьи, и прозрачные струи прыгали по камням заросших зеленью ущелий, спускаясь с Гучева, прозванного турками Водяной Горой, — Гучева, пропитанного запахом разлагающихся трупов. Вся эта часть Сербии питалась водой из рожденных на Гучеве источников. С другой стороны горы они стекали в Дрину, а оттуда в Саву и Дунай, орошая земли, где миллионы людей пили эту воду, мылись в ней и удили рыбу. Отравленные воды стекали с Гучева в Черное море…