Глава 2. Великие образы трилогии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2. Великие образы трилогии

Режиссер Никита Михалков с оператором во время съемок фильма «Утомленные солнцем-2»

Прежде чем понять причины, по которым фильм «Утомленные солнцем-2» вызвал такую жгучую ненависть у определенной категории людей, надо понять, что же Н. С. Михалков сказал этим фильмом. А сказал он прежде всего то, что и в жизни человека, и в жизни государства всегда присутствует Промысел Божий.

Понять жизнь человека, как и жизнь государства, суть исторического явления можно только учитывая этот Промысел. При этом Михалков блестяще показывает, как Он влияет через человека на судьбу исторического явления, в данном случае Великой Отечественной войны. Весь фильм Михалкова – это ряд притч, имеющих колоссальный глубинный смысл.

По определению современного словаря, притча – это «жанр эпоса: небольшое повествовательное произведение назидательного характера, содержащее религиозное или моральное поучение в иносказательной (аллегорической) форме».

Почему режиссер выбрал такой прием? Ответим словами Евангелия: «И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им? Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано, ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; и сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите – и не уразумеете, и глазами смотреть будете – и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем» (Мф. 13:10–17).

Сегодня большинству современных людей невозможно «в лоб», напрямую говорить о Божьем Промысле в истории, именно потому, что «они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют», то есть сегодня у многих утрачена духовная оптика. Раньше для русского дореволюционного человека она была естественной и само собой разумеющейся.

Помните, как у Лермонтова в «Бородино»: «Не будь на то Господней воли – не отдали б Москвы». Но большевистская духовная нейтронная бомба лишила русского человека его вековой связи с Богом. Нашему народу так долго внушали, что победу он одержал под руководством Коммунистической партии, благодаря то Сталину, то Хрущеву, то Брежневу, а в либеральные времена – благодаря штрафникам и зекам, что о Боге он совсем и позабыл.

Поэтому Михалков пытается тонко об этой связи напомнить, восстановить надломленное основное звено всего мироустройства.

«Утомленные солнцем» нельзя рассматривать только как фильм о Великой Отечественной войне, сталинизме, ГУЛАГе и т. п. Прежде всего это фильм о пути русского человека к самому себе, то есть к Богу. «Утомленные солнцем» – это фильм о причинах русской мощи и русской немощи, о причине, почему мы, которые, казалось, должны были в 1941 году неминуемо проиграть и исчезнуть, в 1945-м вошли в Берлин и стали победителями.

Н. Михалков делает особый акцент на искупительном значении в жизни нашего народа и сталинского террора, и самой Великой Отечественной войны с ее страданиями и гибелью миллионов. За грехопадением 1917 года, за кошмаром братоубийственной войны, за расказачиванием и продотрядами неминуемо должно было наступить наказание и искупление. Измена Богу всегда приводит человека на путь страданий и сделок с совестью. В картине мы это можем наблюдать в полной мере.

Ведь в ней почти все герои являются отрицательными, хотя внешне они обаятельные, симпатичные, располагающие к себе. Но когда мы начинаем вглядываться в их образы, понимаем, что эти люди поражены страшным грехом, который в народе всегда звался «иудин грех», то есть предательство.

Возьмем главного, как может показаться, героя – комдива Котова. Это человек, который в 1917 году совершил тяжкий грех: предал историческую Россию, пошел служить ее губителям. Причем служил им не за страх, а за совесть: лично убивал священнослужителей, топил в баржах офицеров, травил газами тамбовских крестьян.

Никита Михалков в роли комдива Котова в фильме «Утомленные солнцем»

Изначально Котов – это собирательный образ красного карателя: Тухачевского, Лациса, Котовского. Он часть дьявольской системы, готовый выполнить любой ее приказ, отречься от всякого, на кого она укажет, даже от любимой жены Маруси, на которую он донес в застенках НКВД. Позже Котов будет ссылаться, что сделал это, потому что его пытали, но его вечный враг Митя верно замечает: «Были те, которые прошли через все и не подписывали».

Впрочем, насколько Котов действительно любил свою жену? Ведь он фактически «отбил» ее у Мити, представителя ненавистного ему сословия, которому, тем не менее, он тайно завидует и поэтому пытается мстить всеми имеющимися у него способами. Даже окружил себя родней жены, этими «вчерашними», которые полностью зависят от него, их гонителя. Перед ним, вчерашним плебеем, они вынуждены унижаться, лебезить, заискивать, чтобы иметь возможность даже не «по-человечески» жить, а просто существовать в физическом смысле.

То есть эти люди тоже предают самих себя, свою честь, своих предков, свою Россию, которую такие вот котовы залили кровью и погубили. Эти «дачники» отдают в жертву Котову даже свою дочь, уговаривая Марусю выйти за него замуж, только чтобы сохранить свой мирок, с прислугой и вкусными обедами. Единственное, что есть светлого в Котове, – это его любовь к его дочери Наде. Она бескорыстна и чиста, поэтому во всех сценах с Надей Котов трогателен и трагичен.

Ингеборга Дапкунайте в роли Маруси в фильме Никиты Михалкова «Утомленные солнцем»

Другой герой – Митя, белый офицер. Ради возможности жить спокойной жизнью в России согласившийся на сотрудничество с большевиками. Он отправляется по их заданию в Париж и губит своих вчерашних боевых соратников – белых генералов.

Пока Митя выполнял это задание, Котов женился на его невесте. Митя возненавидел Котова, обвиняя его в том, что он отнял у него все: жизнь, профессию, любовь, родину и веру, заставив переступить через честь и совесть.

Но на самом деле все это сделал он сам, Митя, своей изменой, прежде всего самому себе, пойдя на службу в НКВД. Пока Котов наслаждался местью повергнутому классу, Митя готовил месть самому Котову, выполнив задание системы и отправив комдива в ее застенки.

Митя тоже собирательный образ – генерала Скоблина, Слащева, Эфрона. Митя продался дьяволу, и тот крепко держит его в своих когтях. Бывший русский офицер, присягавший Белому Царю, отдает честь портрету красного царя, именно после совершения очередного кровавого дела, несовместимого с понятиями офицерской чести. Всплывающий портрет Сталина в красной окантовке над ржаным полем, – это новая лжехоругвь нового лжебога, которому служит теперь Митя. Этот «бог» теперь будет все время направлять Митину жизнь, и никуда от него не скрыться, не спрятаться, даже покончить с собой он Мите не дает.

Митя – пленник Сталина. Кадр из фильма Никиты Михалкова «Утомленные солнцем-2»

Потрясающая сцена, когда Митя вынужден играть на Ближней даче Сталина старинный вальс. Наверняка его играли в детстве до революции Митины родители, и вот теперь безжалостная система вторгается даже в эти чистые светлые воспоминания и топчет их, и ничего поделать против этого Митя не может.

«Играйте, играйте», – говорит Сталин Мите всякий раз, когда он хочет прекратить музицировать. Это «играйте» звучит как невыносимая пытка.

Наконец, Маруся предала свою любовь к Мите, вышла замуж за Котова, не любя его, а вскоре после его ареста и якобы гибели поспешила сойтись со своим бывшим женихом, фактическим убийцей своего мужа. Причем делает она это снова под влиянием родни, которая после исчезновения Котова искала нового покровителя для своего благополучия. Маруся давно исчезла как личность, она никого не любит, основой ее жизни является животный страх и борьба за выживание в этом чудовищном мире.

Хозяин. Кадр из фильма Никиты Михалкова «Утомленные солнцем-2»

Образ Мити, продавшего душу дьяволу

Мир этих людей похож на мир рептилий, пожирающих друг друга. Однако они не являются каким-то исключением из правил. Страшный образ красного царя, предтечи антихриста, парит над всей Россией, и по существу, этому лжецарю отдает честь не один Митя, но и подавляющая часть народа. Режиссер очень точно воссоздает атмосферу того страшного времени, где каждый человек поставлен перед выбором: либо сохранить свою жизнь и свободу, либо предать близких ему людей. Девочка-пионерка, отрекшаяся от своего «физиологического отца» и с упоением пишущая доносы на свою подругу; пионервожатый, отрекающийся от своего брата, – они являются частью Системы. Так же, как и Котов, Митя, Маруся, да и сам Сталин. Большинство выбирает предательство и тем самым укрепляет античеловеческую Систему. В большом богословском плане это выбор между Спасителем и Иудой, и большинство выбирает последнего, обрекая себя, своих близких и весь народ на тяжкие мучения.

На этом фоне есть только один положительный чистый образ – это Надя. Она любит своего отца, и эта любовь не дает ей отречься от него в 30-е годы, заставляет пойти на, казалось бы, безумный шаг – искать его неизвестно где, на огромном фронте Отечественной войны.

Никита Михалков с дочерью Надей после получения кинопремии «Оскар» в номинации «Лучший фильм на иностранном языке» за фильм «Утомленные солнцем»

Божки партийной элиты

Но именно эта внешне безумная любовь в результате и побеждает. Именно она, чистая бескорыстная любовь в конце концов спасает Котова, не от смерти физической, но от смерти духовной. Надя – это символ русской души, русского воскресения, русской победы. Надя – это главная героиня фильма.

Михалков об этом прямо говорит: «Главная героиня фильма – Надя. Война через судьбу девочки».[9]

Работая над картиной, в интервью 2002 года режиссер развивал эту мысль: «В этой картине было бы важно для меня провести через войну эту девочку, дочку комбрига Котова. И это тем пронзительнее и сильнее, что девочка не верит, что отец погиб, и он действительно не погиб, он где-то воюет. Он же убежден, что ее нет уже, но он все время к ней обращается, в самые тяжелые моменты своей жизни на фронте, так или иначе она все время перед ним возникает».[10]

За готовность к жертвенной любви Господь протягивает ей Свою длань. Надя первая, кто возвращается к вере отцов, кто искупает грех предательства и отступничества. Потрясающая сцена ее крестин на мине, когда бездумная машина смерти становится на какой-то момент купелью Вечной Жизни. Не в прекрасном храме крестится Надя, без хора и преемников, как это было бы каких-нибудь 30 лет назад, но в холодном море, под рев несущихся немецких бомбардировщиков, под оглушительные разрывы бомб.

И священник, крестивший ее, не одет в праздничную фелонь, он без епитрахили и креста, он вообще не похож на священника: без бороды, с бритой головой, к тому же калека – без ног. Но искупление – это всегда крест, через страдание, мученичество – искупление. Сцена на мине – это роды новой христианской души и одновременно отречение от сатаны. Это потрясающе показано в сцене, когда рядом с чудом выжившей, выброшенной на берег Надей, на которую священник успел надеть крестик, шлепается языческий идол в виде бюста Сталина. Его выбросило взрывной волной с корабля, который был подорван той же миной, на которой спаслась Надя. На этом корабле спасались члены обкома со своими «святынями»: хрустальной люстрой и бюстами (идолами) вождя.

Война занимает колоссальное место в «Утомленных солнцем». Но она интересует Михалкова в первую очередь не как историческое событие, а как событие духовное.

«Принципиально важно понимать, что это не документальная картина», – предупреждает ее создатель. На примере Великой Отечественной войны режиссер дает православный взгляд на войну и на восприятие русским народом войны как явления.

«Это кино – попытка разобраться в том, почему мы выиграли войну, – рассуждает Н. Михалков. – Как могло случиться, что в результате гигантская, мощнейшая немецкая армия была разгромлена? Я не верю, что без Божьего Промысла была возможна такая победа».[11]

Но проявление Божьего Промысла Михалков видит не только в огромной исторической Победе России над нацистской военной машиной, но и в жизни каждого солдата, человека.

«Бог индивидуален, – утверждает Н. Михалков. – Он для всех и для каждого».

Если так можно сказать, Михалков «детализирует» Божий Промысел. С предельной ясностью он показывает, что у Бога ничего случайного, все закономерно. Одно событие, доброе или злое, влечет за собой другое событие, затем третье, четвертое, до тех пор, пока цепочка Божьего замысла не доходит до своего логического конца.

Нелегкие думы Котова. Встреча с Системой. Что впереди?

Это замечательно показано в эпизоде с комаром. Вот он рождается на дне какого-то болота, вот он летит над окопом, выбирая свою «жертву», приноравливается к одному солдату, другому, третьему, но каждый раз что-то мешает ему. Наконец он садится на лицо одного из бойцов, другой боец пытается убить комара и наклоняется вперед, и тут же на том месте, где была его голова, образуются три огромные дыры от пулеметной очереди, которую дал в сторону русских окопов немецкий пулеметчик. То есть комар стал невольным и бессознательным проводником воли Божьей в отношении конкретного человека.

Н. Михалков об этом сказал так: «Может быть, этот комар и родился для того, чтобы спасти этого человека? Поразительно! Как работает Божественная связь между человеком и насекомым…».[12]

Война является духовным лекарством для Котова. Он, попадая в штрафроту, коренным образом меняется. Вместо красного комдива, беспощадного, жестокого, появляется боевой товарищ, заботливый и верный, в силу возраста и опыта опекающий однополчан и получающий от них любовное прозвище Батя. Неоднократно совершающий подвиги, представленный к наградам, Котов отказывается от перевода в обычную воинскую часть, ибо шестым чувством понимает, что эта штрафрота и есть его спасение.

Митя и Котов: враги и жертвы

Но Система и здесь не дает ему покоя. Она находит его для того, чтобы снова использовать в своих дьявольских планах. Недаром Котов, еще даже не увидев ищущего его Митю, начинает внюхиваться в воздух: «Серой запахло». Запах серы, как известно, считается признаком присутствия дьявола.

Дьявол идет за Котовым, он не забыл о нем, он нашел его даже здесь, в штрафной роте, и для Котова лучше погибнуть в безумной атаке на «Цитадель», чем снова оказаться в его когтях. Но Бог не дает ему погибнуть, ибо самопожертвование Котова вызвано не покаянием, а лишь страхом перед Системой. Штрафрота помогла ему вновь стать человеком; страдания, переносимые им на фронте, были нравственно оправданы. Пытки, причиняемые Системой, ужасны для Котова именно полной своей бессмысленностью.

Перед Котовым все время встает вопрос: за что его так терзают свои? На фронте он ежечасно рискует жизнью, но этот риск оправдан, и поэтому Котов ведет себя мужественно и стойко. Но, когда он оказывается вновь в руках Мити, в кандалах, перед лицом новой неизвестности, мужество полностью оставляет его. Потрясающая игра Н. Михалкова дает нам возможность наблюдать за этим.

Мы видим Котова в Митиной машине, трясущегося, жалкого, плачущего.

«Я же все подписал, что вы велели, – убеждает он Митю. – Не могу я обратно в тюрьму. Ты ж не знаешь, что это такое», – рыдает он.

А ведь еще 10 минут назад мы видели Котова, мужественного, несгибаемого, возвращающегося из мясорубки у «Цитадели» на захваченной немецкой бронетехнике. Почему же его образ так кардинально преобразился? Потому что под «Цитаделью» Котов воевал с внешним врагом, явным и понятным, а встреча с Митей означала неизбежность вновь оказаться в застенках Системы, страшной, чудовищной, но его, Котова, Системы, которую он создавал в Гражданскую и в 30-е годы, которой он служит верой и правдой и против которой он воевать не мог и не хотел.

Поэтому в этих условиях жизнь для Котова теряет всякий смысл. Котов не верит в Бога, не видит в своих несчастьях Его Промысла, а потому он продолжает верно служить Системе, даже тогда, когда она «несправедливо» его преследует и мучает.

О том, что Котов остался верным Системе, свидетельствует его поведение после того, как Митя отдает ему планшет с генеральскими погонами и приказ Сталина о восстановлении в звании и возвращении наград. В считаные секунды Михалков вновь меняет облик своего героя. Слеза, которая катится по щеке Котова, – это не слеза раскаяния, не слеза осознания сделанного и не благодарность Богу. Это слеза жалости к самому себе и слеза торжества восстановленной, как он считает, справедливости.

«Вот так», – говорит он, торжествующе глядя на Митю. На его разбитых губах появляется кривая улыбка, но как она не похожа на улыбку Бати, любимца и друга своих товарищей! Дрожащий плачущий штрафник исчезает, его место занимает генерал-лейтенант Котов, ничего не забывший и так и не понявший, что с ним произошло.

Он сразу начинает действовать как часть Системы, повелевать, приказывать. И этот характерный жест – когда он показывает лампасы на брюках милиционеру, чтобы тот понял, что перед ним генерал. В этом жесте и властолюбие, и самоутверждение, и чувство собственного превосходства. Но вот Котов на Ближней даче у Сталина. В который раз Михалков полностью меняет внешний и внутренний облик Котова. Перед нами вновь дрожащая часть Системы, трепещущая перед ее хозяином, готовая выполнять любые его приказы.

Возвращение в Систему: генерал и вершитель судеб

Об образе Сталина в «Утомленных солнцем-2» следует сказать особо. Как и все герои фильма, он несет в себе колоссальную смысловую нагрузку, гораздо большую, чем просто образ реального Иосифа Сталина. Это не исторический фильм о вожде, не документальное исследование.

«Передо мной не стояло цели отразить роль Сталина в истории, – говорит Михалков, – «Утомленные солнцем-2» – картина не о Вожде, а скорее о той роли, которую он сыграл в жизни конкретных персонажей, о человеческой истории и военной трагедии. Эти линии могут и должны быть сильнее «сталинского вопроса».[13]

Все свое внимание художник сосредоточил на сущности Сталина как явления в жизни народа и России. Если для Чиаурели в «Падении Берлина» был нужен мифологизированный образ Верховного главнокомандующего, почти небожителя, то Михалкову нужна другая сторона личности диктатора.

Бес за левым плечом

Режиссер рисует перед нами дьявола-искусителя. Образ его дан в темных тонах, само лицо его темное, глаза почти всегда опущены вниз, но когда Сталин исподлобья смотрит на собеседника, они зажигаются каким-то желтым светом. Тихий приглушенный голос, медленные движения. Цепкие пальцы, шумное с присасыванием глотание чая.

Когда смотришь эти сцены, невольно вспоминаешь образы нечистой силы Булгакова из «Мастера и Маргариты». Сатана всегда внешне абсолютно логичен. Но эта логика, как и вся сущность дьявола, искусительна. Сталин указывает Котову на опасность новой гражданской войны, которая может начаться после победы, когда вернувшиеся с нее фронтовики столкнутся с отсидевшимися в тылу или, еще хуже, в оккупации обывателями. По сталинской логике, этого нельзя допустить ни при каких обстоятельствах. Единственный способ – это послать на «Цитадель» 15 тысяч «трусов», отсидевших в тылу, «вооружив» их черенками от лопат.

«Это будет страшная атака. Я знаю. Но на эту «черную пехоту» немцы потратят пули, предназначенные для наших советских солдат. Честных солдат. На примере этих 15 тысяч мы дадим урок остальным миллионам, заставим их проснуться и понять, что у нас только одна дорога – дорога к победе», – говорит Сталин.

Отправить эту «черную пехоту» на штурм «Цитадели» должен будет Котов.

На самом деле Сталин вовсе не думает о ситуации после войны, его задача – навсегда привязать к себе Котова. Повязать так, чтобы уже не отпустить никогда. Далее следует монолог вождя, который подтверждает, что даже бесы вынуждены иногда говорить элементы правды, преследуя при этом свои, враждебные Богу и человеку цели.

Объясняя Котову, почему он избрал для проведения этой кровавой акции именно его, Сталин говорит:

«В 17 лет ты взял в руки оружие и пошел на защиту революции. В 19-м году ты собственноручно зарубил священника из Беженского монастыря, который укрывал белогвардейцев. В 21-м под Керчью ты потопил баржу с белыми офицерами, а в 22-м ты приказал пустить отравляющий газ на тамбовских крестьян. Ты все правильно сделал. Кто еще такое мог сделать, не дрогнув?»

То есть дьявол в образе Сталина говорит Котову: ты свой, сделай для меня очередную черную работу, «эту операцию можешь сделать только ты». И тут же следует соблазн: «После этого ты получишь армию».

Но с другой стороны, устами того же Сталина Господь дает понять Котову, за что были ему ниспосланы такие тяжкие страдания и почему перед ним сейчас ставится вновь очередной выбор между Добром и Злом. Котов впервые в своей жизни услышал этот Глас Божий и внутренне осознал, что для него появляется единственная возможность искупления. В тот же самый момент в застенках Лубянки, арестованный и приговоренный Системой к смерти, Митя убивает мотылька, который, словно ангел-хранитель, каждый раз свидетельствовал ему о Божьем Промысле.

Все последние сцены фильма, по существу, можно считать одним большим действием: покаянием, искуплением и воскрешением. Н. Михалков с потрясающей силой показывает, как жертвенный порыв Котова не только спасает его душу, но и сокрушает, казалось бы, неприступную «Цитадель». За символом «Цитадели» стоит не только конкретная нацистская Германия. Это весь апостасийный[14] Запад, апостасийная Европа, в который раз пришедшие в Россию грабить, мародерствовать, порабощать.

Это сытая Европа – в образе холеного немецкого пулеметчика, слушающего классическую музыку, нежно заботящегося о белой мышке и хладнокровно, ради развлечения, расстреливающего русских. Эта Европа полностью уверена в своей мощи и в своей безнаказанности. Вооруженная до зубов, спрятавшаяся за мощными стенами «Цитадели», ей ли бояться скопища этих восточных варваров, готовых каждый день класть сотни своих жизней, бесполезно штурмуя ее? Начальники «Цитадели» не удивляются, когда видят толпы русских с палками в руках во главе с генералом, идущих к стенам крепости. Для них это очередное безумство.

Но на самом деле это не безумство, а великий искупительный подвиг, который совершают все – от Котова до последнего «черного пехотинца». Потрясающий кадр, когда какой-то пожилой человек просит отпустить его домой, у него больная жена. Котов отвечает: «Не могу я тебя отпустить. Меня самого не отпускают».

Дьявол держит крепко, он хочет заставить Котова совершить тяжкое преступление: бросить этих ни в чем не виновных людей на смерть, под жерла немецких пушек. Среди этих обреченных и их фактических палачей, включая Котова, нет никакого единства, только ненависть друг к другу.

Эта ненависть вырывается проклятием одного из «черных пехотинцев», которое немедленно пресекается особистом (потрясающе сыгранным С. Маковецким), убивающим кричащего штыком. Но в этот момент Котов принимает решение, он возглавит этих людей и лично поведет их на смерть.

Здесь происходит первое чудо: полная ненависти толпа объединяется вокруг Котова, и вместо «черной пехоты» на праведный бой идет великий русский народ, Святая Русь. Идут все, под разухабистую песню, но в этой внешней разухабистости слышны мотивы великого смирения и великой силы. Звуки песни, словно волна, накатываются на музыку Вагнера с немецкой пластинки и заглушают ее.

В этот момент единения с Котова спадают цепи дьявольской Системы, он больше не принадлежит ей, грех искуплен. Спаситель сказал: «Нет больше той любви, если кто душу свою положит за други своя» (Ин. 15–13). Котов являет эту любовь и потому прощен Господом.

Но прощены и спасены и все остальные, кто пошел за Котовым, кто тоже положил душу «за други своя». И вот эти люди, идущие на верную смерть, вооруженные палками, становятся свидетелями второго чуда: несокрушимая «Цитадель», которую никак не могли взять в течение столь долгого времени, ради которой положили столько человеческих жизней, вдруг взрывается сама, разносится на куски, становится прахом, так, словно ее вовсе никогда не существовало.

Образ оккупанта

Поразительно, насколько мысль Н. С. Михалкова совпадает с тем, о чем думали, чем жили люди той Великой войны. Вот стихотворение Анны Ахматовой, посвященное победителям, нашим воинам, снявшим блокаду Ленинграда в 1944 году:

Сзади Нарвские были ворота,

Впереди была только смерть.

Так советская шла пехота

Прямо в желтые жерла «Берт».

Вот о вас и напишут книжки:

«Жизнь свою за други своя»,

Незатейливые парнишки —

Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки,

Внуки, братики, сыновья!

В который раз Н. Михалков показывает зрителю «механизм» Божьего Промысла, когда совершенно незначительные и, более того, внешне не связанные друг с другом события приводят к результату всемирного масштаба. Как маленький комар спасает конкретного человека от смерти, так маленький паучок и мышка становятся причиной гибели несокрушимой «Цитадели».

Холеная западная цивилизация завоевателей и большевистская Система не учитывают и не берут во внимание этих «комариков», «паучков» и «мышек», потому что обе эти силы не верят в Божий Промысел, не веруют в Бога и Его Всемогущество. Вряд ли думает о Боге большинство тех, кто идет с палками на «Цитадель». Но они вольно или невольно исполняют главный Божий закон – закон жертвенной любви.

Так называемая людоедская «целесообразность», в жертву которой должны быть принесены тысячи ни в чем не повинных людей, оборачивается жертвой во имя любви, перед которой бессильны все цитадели с их фюрерами и вождями.

Мы как-то редко задумываемся, почему могущественная, вооруженная до зубов, обладавшая огромным боевым опытом германская военная машина, в 1941–1942 годах захватившая большую часть исторической России, дошедшая до Москвы, Волги и Кавказа, после Сталинграда не смогла одержать ни одной победы на Восточном фронте, а после Курска в 1943-м предпринять ни одного крупного наступления. Конечно, исторически это объясняется появившимся у Красной армии и ее командования боевым опытом, улучшением качества военного снабжения, ростом производства танков, самолетов, артиллерии и т. д.

Однако все это вместе взятое не может ответить на вопрос: почему германские генералы столь быстро «поглупели», а советские столь быстро «поумнели»? Верующий человек не может не увидеть в этом особого Промысла Божьего, не может не признать, что в сознании народа и армии, как плоти от плоти этого народа, произошло качественное изменение. Это не была больше «красная армия товарища Троцкого», родившаяся в позоре февраля 1918 года, но это была, по своей сути, русская армия, одетая в русскую форму, входившая в освобожденные города под звуки «Славься» Глинки и благословляемая православным духовенством. Именно это качественное изменение духа нашей армии и позволило сломать хребет нацистской военно-государственной машине.

То же самое произошло в 1812 году, когда «Великая армия» Наполеона, не проигравшая ни одного сражения, попросту растворилась в снегах России. В отличие от Сталина, присвоившего победу себе и Коммунистической партии, император Александр I хорошо понимал, кто выиграл войну: «Господь шел впереди нас, – заявил после победы царь. – Он побеждал врагов, а не мы!»

На памятной медали в честь 1812 года царь повелел отчеканить слова: «Не нам, не нам, а имени Твоему!»

Во все времена на Русь приходили завоеватели во много раз ее сильнее и многочисленнее. Но каждый раз звучали в сердцах русских бессмертные слова святого благоверного Великого князя Александра Невского: «Не в силе Бог, а в Правде», и каждый раз победа оставалась за Русью, подтверждая слова Христовы: «Не бойся, малое стадо. Я с вами до скончания века» (Лк. 12, 32; Мф. 28, 20). Когда смотришь на народ, идущий на штурм «Цитадели», на поднятые вверх белые палки, то видишь перед собой рати Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, видишь штыки героев Полтавы, Бородина, Шипки, героев Перемышля и Луцка, тех самых героев, которых в феврале и октябре 1917 года предали и оклеветали. Между прочим, во время Великой Отечественной войны это чувство единения с героями Великой России ощущалось весьма остро. Вспомним того же Симонова, когда он описывает горечь отступления 1941 года:

В бело-зеленых мундирах,

Павшие при Петре,

Мертвые преображенцы

Строятся молча в каре.

Плачут седые капралы,

Протяжно играет рожок,

Впервые с Полтавского боя

Уходят они на восток.

Из-под твердынь Измаила,

Не знавший досель ретирад,

Понуро уходит последний

Суворовский мертвый солдат.

Гремят барабаны в Карпатах,

И трубы над Бугом поют,

Сибирские мертвые роты

У стен Перемышля встают.

В сцене штурма «Цитадели» мы видим «дубину народной войны», о которой писал Лев Толстой. Эта дубина поднимается «со всею грозною и величественною силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил», опускается на врага и «гвоздит» его до тех пор, «пока не погибнет все нашествие».

Миг искупления

За жертвенный подвиг Котов награжден встречей с Надей. Встреча эта, с человеческой точки зрения, так же нелогична, как паучок и мышка, Котову она кажется настолько невозможной, что он решает, что обознался. Только звуки танго «Утомленное солнце» заставляют его поверить, что перед ним действительно Надя.

Однако долгожданная встреча с Надей длится одно мгновение: искупление грехов Котовым еще не завершено. Перед ним снова выбор: спасти свою жизнь или жизнь дочери, наступившей на мину. Но на этот раз Котов даже не размышляет. Он ведет себя как православный русский человек, которого он вновь обрел в себе после долгих лет дьявольского рабства. Котов должен погибнуть, ибо, если бы он остался в живых, он получил бы от Сталина армию, и кто знает, в какие соблазны втянул бы его демон с желтыми глазами. Котов, безусловно, погибает на мине, спасая тем самым Надю. Но почему тогда в конце фильма мы видим его вновь во главе танковой колонны, со Звездой Героя Советского Союза?

Понять это мы можем из сцены с безумным немцем и старухой на развилке дорог. Кто эта старуха и кто этот безумный немец, постоянно орущий и указывающий направление «вперед» советским танкам? Старуха – это, безусловно, Россия, а немец – искалеченная душа Европы. Сравним этого безумного немца с холеным немцем из «Цитадели». Там, в «Цитадели», словно в скорлупе, скрылась душа некогда христианской Европы. Она не чувствует ни сострадания, ни боли, ни совести. Сладко ест, сладко пьет, слушает музыку и заботится о белой мышке. Все это вместе приводит эту Европу к гибели. Пуля советского снайпера символизирует не просто гибель немецкого пулеметчика, но освобождение души Европы.

Больная дума Европы

Оболочка падает, и оказывается, что перед нами маленький душевнобольной человечек, которого спасает и прикрывает все та же великодушная Россия. Она просит своих сыновей не делать зла этой Европе, а освободить ее от себя самой. Ведь Гитлер и нацизм – это порождение апостасийной европейской цивилизации. Но это могла сделать только русская армия. И мы видим перед собой именно русское воинство, живых и павших. Символами этого воинства являются и живая Надя, и погибший, но искупивший свой грех Сергей Котов.

Таким образом, если подытожить главные идеи трилогии Н. С. Михалкова, то их можно свести к следующему:

1. Историю Великой Отечественной войны, как и историю в целом, нельзя понять без осмысления и принятия Божьего Промысла как в жизни человечества, страны, так и в жизни отдельного человека. У Бога нет ничего «случайного», и, говоря словами Н. Михалкова, кто «верит в случай, тот не верит в Бога».

2. Война явилась следствием отступничества в 1917 году большей части нашего народа от Бога. Эту войну можно было выиграть только путем невероятных страданий, покаяния и искупления.

3. Великий подвиг нашего народа заключался в том, что он смог в годы войны в своем подавляющем большинстве осознать искупительную сущность войны и не поддался соблазну сведения счетов с советской властью, а встал грудью на защиту Родины.

4. Только Россия, омытая кровью, смогла спасти Европу и весь мир от античеловеческого «Нового мирового порядка», который нес гитлеровский Третий рейх.

5. Главное, чем обеспечивается победа в войне, – это не пушки и танки, а то, во имя чего люди готовы отдавать свои жизни, то есть Дух армии.

Было бы странным, что такие идеи, да еще так талантливо реализованные Н. С. Михалковым в фильме, не вызвали бы острого неприятия со стороны русофобских и враждебных России сил как внутри ее, так и за пределами. Началась невиданная травля кинофильма.

Великая победа

Данный текст является ознакомительным фрагментом.