Наталья Иванова. Пастернак «Времена жизни»

Наталья Иванова. Пастернак «Времена жизни»

Наталья Иванова «Пастернак «Времена жизни». М.: Время, 2007.

Наталья Иванова — один из известных в России специалистов по творчеству Пастернака. Ее перу принадлежат такие книги о нем, как «Борис Пастернак. Участь и предназначение» и «Борис Пастернак и другие». Монография «Пастернак и другие» легла в основу авторской программы «Пастернак: раскованный голос», вышедшей в 2006 году на телеканале «Культура». «Времена жизни» продолжают исследования судьбы и творчества поэта — от рождения и становления до последнего дня жизни. Особенность этой уникальной книги в том, что Наталья Иванова за каждым душевным терзанием Пастернака, за особенностями его биографии видит причины появления того или иного произведения, видит, как жизнь ведет поэта по его сложному и тяжелому пути. Борис Пастернак предстает перед нами человеком, со свойственными любому достоинствами и недостатками, предстает живым, ищущим, ошибающимся, раскаивающимся, гневающимся, не приукрашенным флером известности и Нобелевской премии, т. е. человеком. Когда читаешь эту книгу, лучше начинаешь понимать Пастернака, принимать его, сопереживать.

Наталья Иванова пишет: «Борис Пастернак обладал даром счастья. Плакал от счастья, даже умирая от инфаркта на коридорной больничной койке. Он не был расстрелян, как Гумилев, не погиб в лагере, как Мандельштам, не был доведен до самоубийства, как Цветаева, не прошел через Гулаг, как Шаламов, не хлопотал о заключенном в тюрьму и лагерь сыне, как Ахматова. Но он не был удовлетворен своей, внешне сравнительно благополучной, жизнью, и сам вызвал свое несчастье, описав собственную вероятную судьбу в судьбе Юрия Живаго. Рискну сказать, что он, в конце концов, сотворил судьбу своих утрат в сотрудничестве с Творцом, полностью искупив видимость благополучия. В одном из писем Цветаевой он сказал: что могло быть счастьем, обернулось горем, — и тем самым заранее набросал вчерне свою судьбу.

«Не я пишу стихи. Они, как повесть, пишут меня, и жизни ход сопровождает их» — слова Тициана Табидзе, гениально переложенные Пастернаком, стали закономерностью и его жизни».

Пастернак жил взахлеб с самого начала и до конца. Еще в юности, когда все не мог выбрать себе профессию, хотел стать художником, композитором, музыкантом, философом. Когда влюблялся в женщин, таких разных и таких (каждая по-своему) прекрасных. И, тем не менее, Наталья Иванова подчеркивает его некую пассивность — тактику поведения «подчинения жизненным обстоятельствам», стремлению к тишине и покою, стремлению уйти от тех или иных конфликтов. Личное знакомство со Сталиным наложило отпечаток на всю его жизнь и творчество, оставило неудовлетворенность самим собой при телефонном разговоре с Иосифом Виссарионовичем о судьбе Мандельштама. Пастернак предъявлял к себе жесткие требования и считал, что иногда малодушничал, шел на уступки, и стыдился этого. Он пережил тяжелейший кризис, когда возникали мысли о самоубийстве — еще в 1929 году. «Хирургические преобразования», проводимые государством, — тяжелейший удар по психике впечатлительного Пастернака. Самоубийство Маяковского 14 марта 1930 года произвело на него страшное впечатление. Ведь Маяковский всегда был для Пастернака притягателен своей мощью и силой. Весной и летом 1929 года была расправа с Евгением Замятиным и Борисом Пильняком по поводу публикации их книг, которые выходили не здесь, а за границей. Поэтому не случайно и любимый герой Пастернака, Юрий Живаго, умирает в августе 1929 года. И после этого, когда тяжелейший кризис преодолен, меняется авторский стиль и появляется новая книга «Второе рождение». Не случайно. Ведь Пастернак тогда умер вместе со своим героем, в 1929 году.

Не совсем красит его история с Ольгой Ивинской, его последней любовью и музой, дважды отбывшей срок «за Пастернака» в лагерях. Он разрывался между двумя семьями, между Зинаидой Николаевной и Ольгой, не мог сделать выбор, потому что любил обеих и никому не хотел причинять боль, а, кроме того, Зинаида Николаевна была женщиной достаточно сильной и волевой для того, чтобы шантажировать поэта и «оставить его при себе». Можно ли ее за это винить? Думаю, нет. Ушедшая к Пастернаку от мужа с двумя детьми, Зинаида Николаевна посвятила поэту всю жизнь и защищала свою любовь и свой очаг как умела. А Ольга, Ольга всегда была ему поддержкой и опорой, мягкой, нежной, романтичной, но по-своему не менее сильной, чем Зинаида Николаевна. И Борис Пастернак, как мог, всегда заботился и о ней, и о ее семье, помогая им материально, содержав их. Да только ли их? Он помогал многим своим друзьям и семьям репрессированных друзей, например семье Тициана Табидзе.

Пастернак всегда считал свою жизнь незаслуженно благополучной и очень мучился этим. Передав свою рукопись на Запад, он сам обрек себя на ад при жизни. Предчувствовал ли он это? Разумеется, да. Это как искупление за благополучность и относительный покой и достаток, а еще за некие вынужденные соглашательства, применяемые к нему угрозы иногда действовали — Пастернаку приходилось подписывать и «расстрельные» документы, хотя совесть его кричала и возмущалась. Было и такое. Но, даже когда он не подписывал — его подпись таинственным образом все равно присутствовала на бумаге. Да и история с Андрэ Жидом, когда Пастернака заставили принародно покаяться за эту встречу…

Биограф, критик, литературовед Наталья Иванова дает объективный портрет Пастернака, не приукрашивая, не принижая. Каждый человек таков, каков он есть. Именно Наталья Иванова впервые нашла характерную черту Пастернака, которую потом разовьет в своей работе о Пастернаке Дмитрий Быков: согласие Пастернака с разными историческими обстоятельствами было согласием, пока он не понимал: что-то не так. А если это понимание приходило, он решительно говорил «нет». Таково отношение Пастернака к послереволюционному времени, к Сталину: поначалу было желание найти что-то положительное, даже некая толика восхищения личностью вождя, его силой и харизмой, но когда он увидел весь этот ужас, то решительно сказал «нет». Когда пошли процессы 1936 года и ужасы раскулачивания, то это перешло в прямое отрицание. Отсюда в романе «Доктор Живаго» резкое осуждение человеконенавистничества, террора, отхода от христианских принципов прощения и участия.

В одном из ранних стихотворений Пастернак скажет: «Я вишу на пере у творца крупной каплей лилового лоска…». И эта капля сорвалась романом «Доктор Живаго», потрясшим всю мировую общественность. Вместе с известностью, признанием, Нобелевской премией (так и не полученной под давлением советского правительства) — вместе со всем этим пришло вынужденное «распятие», душевные терзания, и как следствие всего этого — смерть. Но свободная и независимая русская литература начинается именно отсюда — с романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго».