IV.

IV.

Из «Знамени» Бакланов ушел в 1993 году. Рассказывает, что однажды ночью вдруг подумал: годы идут, в редакции ремонт, надо чинить крышу, надо ремонтировать один туалет и строить другой, женский; жизнь проходит, новых книг давно нет, все силы тратятся на какую-то чепуху - надо уходить. И ушел. Но вообще, наверное, уходить стоило раньше - в девяносто первом, когда у «Знамени» был тираж под миллион и не было проблем с деньгами. Сейчас трудно представить, каково было номенклатурному советскому главреду в первые капиталистические месяцы, но Бакланов справился. Январский номер «Знамени» за 1992 год мог не выйти (либерализация цен, инфляция, полностью сгоревшие сборы за подписку), но вышел, правда, с логотипом Российской товарно-сырьевой биржи Константина Борового на обложке. Боровой к Бакланову приехал сам, в сопровождении какого-то американского журналиста, взявшегося писать о новых русских меценатах. Рисуясь скорее перед американцем, чем перед Баклановым, Боровой дал главному редактору «Знамени» полтора миллиона рублей наличными. Денег хватило только на один номер, но потом появились еще какие-то спонсоры, потом еще, а потом началось бесперебойное соросовское финансирование.

Фонд Сороса пришел в СССР в 1989 году, и Бакланов сразу же вошел (между прочим, вместе с Валентином Распутиным) в его попечительский совет. Так получилось, что консультировала Сороса переводчица Нина Буис, американка из русского купеческого рода Корзинкиных, переводившая прозу Бакланова на английский. Она и порекомендовала Соросу Бакланова, когда тот решил запускать в Советском Союзе свои программы. «Он спрашивал меня: „Что нужно делать, чтобы позиции Горбачева укрепились?“ Я говорил ему: „Поддерживайте гласность“». К началу девяностых соросовские гранты понадобились уже самому Бакланову - и, надо отдать Соросу должное, спасли российские толстые журналы от гибели в условиях рынка.