6. История, дай порулить!

6. История, дай порулить!

Упрощенный канон истории той или иной страны является сложнейшей динамической равнодействующей по меньшей мере трех основных переменных: во-первых, уже устоявшегося представления о собственной истории, во-вторых, научного процесса и, в-третьих, текущей политической ситуации, задачами, объективно возникающими перед страной из-за перемен в мире.

Первая из этих переменных — самая постоянная. Самая косная. Самая инертная. Она менее всего склонна к изменениям. Если бы ее время от времени не подталкивали вторая или третья из перечисленных величин, если бы не давили на нее то и дело в бока медленными, но необратимыми собственными изменениями и не били по темени внезапными неожиданностями — она вообще стремилась бы к покою.

Но нет в мире покоя. Ученые историки, как и ученые богословы, иногда осчастливливают мир нешутейными новациями. То откопают какой-то новый текст или артефакт, то вдруг переведут источник, который в течение веков оставался нерасшифрованным, а там такое понаписано! А то и просто взглянут на старые факты новым, свежим взглядом, или с учетом этого нового источника — и увидят картину, явно отличную от той, что виделась им прежде.

Как правило, эти достижения остаются достоянием узких специалистов. Но бывает и иначе — если они провоцируют по-новому оценить современность. Или если их МОЖНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ, чтобы спровоцировать людей по-новому оценить современность.

Уже приводилось определение, согласно которому в традиционном обществе вера является конечным знанием о мироздании и человеке в нем, а главной социальной задачей — максимально точная, насколько это возможно, организация системы власти, социальной стратификации, хозяйственной жизни, права, типа поведения в соответствии с этой верой. Но в обществе, где религию заменила история, предельным, максимально широким знанием о добре и зле, о мире и месте человека в нем и становится история. А задачей общества становится максимально точная организация в соответствии со своей историей и с тем, что она диктует.

Но в то же время и система власти, и хозяйственная жизнь, и все прочее должны по возможности быть не только продолжением былого, но и реакцией на нынешнее, то есть отвечать реальным, актуальным требованиям времени, потребности как можно лучше решать насущные задачи. Так что третья переменная сама является результатом взаимодействия двух переменных: клокочущего потока текущей из прошлого традиции и со всех сторон бьющих без предупреждения и наотмашь бичей непрерывно меняющихся обстоятельств. Задачка не для пятиклассника: давление в потоке и само по себе скачет, а тут еще в этот поток то валун скатят, то канализацию сольют… Когда наполнится бассейн?

И, главное, чем?

Поэтому третья переменная является самой переменной из трех. Реальная жизнь то и дело подбрасывает каждой стране нешуточные проблемы. Или, еще хуже, очередной вставший у руля бездарный политик сам склонен то и дело — иногда невольно, по недомыслию, а иногда и нарочно, чтобы не дать подвластным людям разглядеть его собственную бездарность и беспомощность — залеплять им глаза задачами невероятной сложности, непосильными, нелепыми, придуманными точно в бреду.

А все это неизбежно отражается на текущей версии национальной истории. Чтобы упрощенный исторический канон был в состоянии помочь решать новую задачу, ненасильственно объединять и координировать общие усилия в новых условиях, то и дело приходится так или иначе его подновлять.

Это подновление, говоря максимально обобщенно, сводится к маскировке новой задачи и актуальных средств ее решения под традицию.

Само по себе подобное подновление отнюдь не преступно. Оно может быть просто неизбежным, объективно востребованным, благотворным, да настолько, что нельзя его не одобрять. Ну, скажем, пока Русь и Орда противостояли друг другу, существеннейшей составляющей их историй был героизм, хитроумие, непримиримость, проявленные татарами в борьбе с русскими, а русскими — в борьбе с татарами. Это естественно. На этих примерах воспитывались лучшие качества обоих народов. Но, раз уж так случилось, что мы теперь вот уже несколько веков живем в одной стране — и что бы там некоторые ни говорили, достаточно успешно живем, — основным содержанием истории неизбежно стали проявленные татарами по отношению к русским и русскими по отношению к татарам дружелюбие, сочувствие, способность действовать вместе и прощать друг друга, несмотря ни на какие превратности вражды. Лучшие качества обоих народов ориентируются уже на эти примеры. А кто начинает воспевать подвиги нукеров, вырезавших русские деревни, или царских ратников, вырезавших татарские поселения, мягко говоря, не приносит своим народам пользы. Разве только какому-то третьему, заинтересованному в ослаблении первых двух.

Объективные задачи человеческих общностей сменились — и сменилось основное послание, содержащееся в историческом каноне. И всякое сознательное усилие, направленное на помощь такой смене, было, конечно, управлением историей, но было правильным, адекватным реальному положению. Вахтенные крутили руль в том же направлении, в каком поворачивала река. И честь такому управлению и хвала.

Но худо, если канон начинает трансформироваться под решение неадекватных, не поставленных жизнью, не вытекающих из реального исторического процесса, нарочито выдуманных, а то и навязанных извне проблем. Под представления, от которых у любого честного историка волосы дыбом встают.

Чем более упрощенный исторический канон соответствует реальной истории и ее реальным тенденциям и чем большее количество действительных исторических фактов он в состоянии учесть, впитать в себя — тем, при прочих равных, более адекватно, более осознанно и взвешенно ведет себя влекомый своей историей в будущее народ. А вот народ, у которого доминирует искаженный канон своей истории, теряет ощущение реальности и ориентировку. Он начинает напоминать на мировой арене обкурившегося обалдуя, который видит стену там, где дверь, а дверь там, где стена, и потому раз за разом набивает себе синяки на всех местах; только, увы, имея вокруг себя не твердые мертвые стены, а живые соседние народы, он набивает синяки не только себе. Начинает напоминать ЛСД-эшника, который так и норовит шагнуть в окошко, чтобы полетать. Ну, а уж если он решит не пешком передвигаться, и не на крылышках, а сядет за руль своего потрепанного «Запорожца» — тут по всей линии его извилистого движения и другим водителям, и пешеходам мало не покажется. Лучше сразу вызывать усиленный наряд ДПС и, увы, труповозок побольше.

Простенький пример. Люди, для которых героем-освободителем является Ватутин, и люди, для которых героем-освободителем является Бандера — это, как ни крути, люди разных стран, потому что у каждой из них — своя, радикально отличная от другой, история. И в силу того, в ходе каких событий разница возникла, эти страны — изначально и непримиримо враждебны друг другу. Если уж распалили их противостояние в безумной попытке рывком заменить одну историю на другую, люди не успокоятся, они будут друг друга долбить, пока одни вконец не задолбят других или пока между ними успокоительно не ляжет государственная граница.

К слову сказать, той же единомоментной замены одной истории на другую в свое время требовали от России наши кроткие демократы — провести антикоммунистический Нюрнберг, немедля и с позором выкинуть Ленина из мавзолея и пр. Сознательно ли они провоцировали катастрофу — или просто ума палата?

Не суть. Суть в том, что, когда и если такая граница между двумя странами с двумя их историями ляжет, тогда уж чья страна окажется исторически успешнее — тот и докажет, чья история правильнее.

Это очень важный момент.

Страна, живущая в качественно искаженной истории, успеха добиться не сможет ни в чем и никогда. Вот граничные условия допустимого руления историей. Задурить мозги людям на некоторое время можно, но толку с того будет все равно чуть, так что лучше и не пробовать. Мы с нашим историческим материализмом, требовавшим за счет собственного народа кормить и поить всех, кто только намекнет нам о своем стремлении пойти некапиталистическим путем развития, выстрадали эту истину, как никто иной. Исторически дезориентированная страна, хоть пуп надорви, будет все делать невпопад — и дружить, и воевать, и ломать, и строить.

Да что там Украина! Что там, в конце концов, СССР! На оселке неадекватной истории калечатся державы и помощнее.

Хотелось бы, конечно, для разнообразия не говорить об Америке, да не выходит. У нас с Америкой вообще очень странные отношения. Как будто мы с нею друг друга на социалистическое соревнование вызвали: кто лучше умеет наступать на грабли. Пока, скажем, мы сидим угрюмо в своем углу, дуемся на весь свет и потираем очередную шишку (Россия сосредотачивается), выбегает Америка: вы не умеете правильно наступать на грабли! Вот мы вас сейчас научим, как надо. Смотрите все! Оп! Ну, естественно, бум по лбу. Тут, очухавшись, чертиком из коробки выпрыгиваем мы: нет, это вы не умеете правильно наступать на грабли. Потому что у вас капитализм! Кто, скажите на милость, может при капитализме правильно наступать на грабли? Вот смотрите, как надо. Опа! Бум по лбу! Америка же, пока мы совершали, как говорят спортсмены, очередной подход к снаряду, как раз успела сосредоточиться и с новыми силами направляется к тем же граблям. Нет, вы не умеете, потому что у вас социализм. Вот мы вам сейчас покажем, как правильно, ведь у нас капитализм. Хрясь! Тут гордо выступаем мы: нет, вы не умеете правильно, только мы умеем, ведь у нас православие! Смотрите, учитесь! Хрясь! Трем шишку, сосредотачиваемся. Царственным шагом, точно «Оскара» получать, к граблям направляются они: нет, вы не умеете, умеем только мы, потому что у вас заскорузлое православие, а у нас больше всего лауреатов Нобелевских премий, у нас самый мощный интеллектуальный ресурс на планете. А ну, смотрите! Хрясь…

Никто, кроме нас двоих, в этот хоровод не лезет. Сколько еще циклов понадобится — один Бог ведает. Хотелось бы надеяться, что у наших на этот раз ума хватит не идти на следующий заход…

Но, впрочем, сейчас мы не о физкультуре, а об истории.

Поэтому начнем от Адама.

Одним из краеугольных камней христианства является комплекс ощущений, переживаний, образов, идей, связанных с понятием избранного народа. Это даже не устойчивый блок, больше. Это архетип христианской культуры.

Возник он как религия одного-единственного племени, постоянно зажатого между тогдашними сверхдержавами Средиземноморья. Именно нескончаемая этническая сдавленность, прессинг постоянной угрозы изначально лишили эту великую религию всякого шанса стать мировой, интернациональной. Это была религия постоянно опасающегося, постоянно мобилизованного, замкнутого на себя этнического меньшинства. После рассеяния — географически разобщенного, но тем более единого духовно.

Идеей богоизбранного народа европейская цивилизация поражена оказалась со времен Ветхого Завета, то есть изначально. Врожденный вывих. Новый Завет вроде бы преодолел племенную ограниченность, но двойственность так и осталась: с одной стороны, несть ни еллина, ни иудея, а с другой — хоть ты тресни, а лет май пипл гоу.

И сами христиане, оторвавшись от иудаизма, в свою очередь ощутили избранным народом себя — избранным пусть не по крови, но по вере. «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас. Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям. Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы».

Скромностью тут и не пахнет, но при чем тут скромность, когда речь идет о выборе единственно верного пути среди множества неверных?

С тех пор в христианском регионе мира концепция избранного народа стала эмоциональной и идейной опорой всякого гонимого меньшинства. Ее как переходящее красное знамя передавали друг другу все вновь нарождающиеся активные группы. Почти всякая кучка еретиков ощущала себя избранным народом, даже когда по ритуалам своим должна была плевать на крест. Протестанты ощущали себя избранным народом, маленьким, слабым среди Голиафов католицизма, но тем, за которым истина и, значит, будущее.

А когда люди начали объединяться не только по конфессиям, шаблон избранного народа стал опорой, духовным мечом и духовным щитом всякого светского меньшинства, которое ощущало себя светочем мира. Ученые в средневековой Европе, кто осознано, кто чисто на эмоциональном уровне, ощущали себя избранным народом. Интеллигенция в СССР, несомненно, ощущала себя избранным народом среди тупых, безмозглых, не знающих и не желающих познавать истину язычников — это видно, скажем, из прогрессорских повестей Стругацких или, скажем, из их же «Гадких лебедей».

Словом, всякое новое, только что народившееся, еще слабое, но чувствующее себя на подъеме, чтобы не погибнуть, не сломаться внутренне, чтобы опознавать в хаосе чуждого мира немногочисленных своих, становилось избранным народом. Это давало силы. Позволяло выстоять. Открывало новорожденным маргиналам реальный путь к развитию и будущему могуществу. Давало право не сокрушенно, но гордо противопоставить себя большинству и прибегать в борьбе с ним к любым, даже самым бесчестным средствам — понятие чести или справедливости для избранного народа лишь звук пустой, ибо перед собой он всегда честен, а остальные не в счет. По примеру Давида: вместо заявленного честного единоборства без предупреждения засветить булдыганом с безопасной дистанции — и вот вам искомая победа, вот вам повод для гордости на тысячи лет. Программа СОИ ветхозаветных времен.

Увы, нацисты — тоже полагали арийцев избранным народом. И большевики явно ощущали себя им. Так что эта идея передавалась в Европе из поколения в поколение не только как переходящее знамя, но и как… м-м… что-то вроде семейного сифилиса.

Очень показательно, что в нехристианских регионах мира не было религиозных войн — войн за истину внутри одной религии. И социальный прогресс не знал ни скачков, ни взрывов, всегда обусловленных тем, что вдруг откуда ни возьмись вылупляется осененное новой идеей меньшинство (лютеране, кальвинисты, энциклопедисты, якобинцы, технократы, ленинцы — несть им числа) и начинает все кроить под себя. И наука, поначалу потешная возня презираемых чудаков со склянками, а потом вдруг гипнотически могущественная каста грозных проливателей огня и серы на любые Хиросимы, не стала на Востоке самостоятельной силой, определяющей облик грядущего. И не было жутких попыток построить тотальное светлое будущее на строго научных, абсолютно рациональных основах, порывающих с вековым мракобесием. То на классовых основах, то на расовых, то на рыночных. И еще много чего не было. Думается, Европа смогла то, чего не смогли иные цивилизации (впрочем, у них были свои достижения, и как оценивать уникальный вклад Европы в мировую копилку — вопрос отдельный) в значительной степени всего-то лишь потому, что у всех ее слабых и гонимых, и у всех, кто ощущал себя таковыми, всегда была на вооружении исполненная трагизма, пафоса и неукротимой внутренней силы роль избранного народа.

Америку тоже создавал избранный народ. Именно избранными чувствовали себя гонимые пуритане, гугеноты и прочие неугодные старой Европе группы. С течением времени ситуация в Новом Свете нормализовалась, всем сестрам было роздано по серьгам, и немногочисленный избранный народ туда приехавших стал просто великим народом там живущих.

И вдруг с девяностых годов прошлого века и по сей день — как с цепи сорвались: избранный народ! Сверкающий город на холме! Бог уполномочил нас!

Вспомнили. И ведь легло на хорошо унавоженную почву — историческая память не слишком-то слабеет за пять-семь поколений. Тем более, что совсем-то уж дух избранничества у них и не выветривался никогда.

Величайшая держава мира, после распада СССР и вовсе оставшаяся не то что вне конкуренции, но даже вне досягаемости, с самой сильной армией, самой сильной наукой, самой сильной экономикой вдруг старательно натянула личину гонимого, находящегося во вражеском окружении богоспасаемого меньшинства.

Конечно, это управление историей, причем механизм — на поверхности; на американском примере просто-таки школяров натаскивать, как рулить упрощенным историческим каноном. Конечно, такое управление заточено под одну-единственную задачу: достижение мирового господства. Конечно, эта задача абсолютно иллюзорна, неадекватна, противоречит всем объективным историческим процессам в мире.

И посмотрите, сколько дров наломал избранный народ за несколько лет. Ни единой сопоставимой силы на планете не было, чтобы сопротивляться этой мощи. Просто неадекватная задача и безответственное управление историей. И вот уже все друзья и почти все сателлиты от них отшатываются, и экономика трещит, и планета ускользает из-под ног… И как теперь избранные выпутываться будут, совершенно непонятно. Хоть бы весь мир-то в ад не утянули. Ведь они успели так скроить мозги своего среднего человека, так преуспеть в управлении историей, что любой, кто не будет им петь об их исключительности, не то что не имеет шансов быть избранным в президенты, но даже самых плохоньких праймериз не выиграет.

За два дня до недавних выборов Маккейн в одной из речей бабахнул: «Для меня всегда важнее всего были национальные интересы Америки». Заметьте: не общечеловеческие ценности. Не права человека. Эту бодягу они оставляют другим, просто-таки навязывают налево и направо для поголовного исполнения. А для себя в качестве ультимативной ценности оставляют национальные интересы. USA uber alles. Дословно.

И ведь десятки тысяч аплодировали…

А вот что заявил Джордж Буш в одном из прощальных интервью, опубликованном 28 ноября: «Я бы хотел быть президентом, которого знают как человека, который освободил 50 миллионов иракцев и афганцев и помог достичь мира».

И кто-то еще будет утверждать, что «1984» с его министерством Правды, которое постоянного лжет, и министерством Мира, которое постоянно воюет, был написан Оруэллом про СССР?

Впрочем, пожалуй, и впрямь не про современную Америку.

В описанном Оруэллом мире, как и в реальном СССР, многие рядовые партийцы, и уж подавно все члены внутренней партии, отдавали себе отчет в том, чем занимаются министерства Правды и Мира на самом деле. Значит, были шансы для осмысленного управления — пусть тоталитарного, но не галлюцинирующего. А вот вожди внутренней партии наших нынешних богоизбранных так долго дурили головы народу, что теперь даже те, кто взбирается на самый верх, будучи плоть от плоти народной (демократия же!), совершенно неспособны трезво смотреть на мир и от всей души полагают оккупацию свободой и войну миром. Конечно, лишь в том случае, если завоевывают и оккупируют они, а не их.

Доуправлялись историей.

Это управление и эти его результаты на наших глазах пришли в непримиримое противоречие с вытекающим из собственного же исторического канона Америки смыслом ее существования, с ее обобщенной культурной грезой: быть образцом для вселенной, приютом всех труждающихся и обремененных, светочем индивидуальной свободы, обществом равных, причем — наилучших, возможностей самореализации, производства и потребления, центром объединения мировой индустрии. И вот — фэйсом об тэйбл.

Иначе и быть не могло, когда традиция в угоду сиюминутной политике была проинтерпретирована неверно и канонические представления о смыслах и опасностях оказались поэтому фатально искажены.