Первенец великих строек

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Первенец великих строек

По обе стороны дороги от Ростова-на-Дону до поселка Цимлянского, как вода в половодье, колышутся хлеба. Их не окинешь, не обоймешь радующимся взглядом. На них смотришь и не насмотришься! Разумом сознаешь, что все зримое тобою на пути в триста километров — лишь частица урожайного богатства страны, но и то, что встает перед глазами, кажется необъятным. Так в далеком детстве казался огромным и необозримым тот небольшой уголок мира, в котором ты когда-то жил…

И до чего же ныне, в этот неяркий, лишь изредка озаряемый солнцем день, смягчены краски, обычно по-южному резкие и рассыпаемые в июле природой с расточительной щедростью! Вдали, за грядами могильных курганов, на северо-востоке в полнеба встает грозовая туча. От земли тянется вверх радуга, но, не в силах просечь угрюмую, черную толщу туч, она стоит на горизонте прямыми невысокими столбами, немощная и почти бесцветная.

По обочинам дороги вьется пепельно-сизая каемка полыни — былой и грустной красы донских степей. Ее почти всюду вытеснили хлеба, властно, по-хозяйски подступающие к самым бровкам дорог, и осталось ей, горькой, доживать свой век разве только на колхозных выгонах, по проселкам да по опушинам и склонам лесных оврагов. За полынью сразу же иссиня-зеленой стенкой поднимается стогектарка зреющего овса, дальше — желто-бурое, в тусклых пятнах, поле то ли запоздало доспевающего ячменя, то ли пшеницы. Еще дальше — нескончаемо щетинится подсолнечник, и вдруг червонным золотом засияют под солнцем тяжело застывшие волны полегшей, осиленной ветрами озимой пшеницы. По ней натужно ползут два самоходных комбайна, и солнечные блики играют на их темносерых боках.

Здесь неровны степи, но очень далекая для взгляда, еле видимая окаемка горизонта…

В самой низине широкого лога туманная голубизна густеет, по ту сторону склона переходит в сиреневую тающую дымку и на гребне, километрах в двадцати от дороги, неуловимо для глаза сливается с небом. И лишь величавый сторожевой курган подошвой своею отмечает невидимую линию горизонта.

По правобережью среднего Дона много их, сторожевых и могильных курганов. Древней границей стоят они на высотах Дона, как бы озирая и сторожа задонское займище, откуда некогда шли на Русь набегами и войнами хозары, печенеги, половцы. В течение веков по левому берегу Танаиса — Дона двигались с юго-востока полчища чужеземных захватчиков, и вехами по их пути, как нерушимые памятники древней старины, остались курганы.

Затоплена водой Цимлянского моря древняя хозарская крепость Саркел, разгромленная еще Святославом. И странное чувство охватывает душу, и почему-то сжимается горло, когда с Кумшатской горы видишь не прежнюю, издавна знакомую узкую ленту Дона, прихотливо извивающуюся в зелени лесов и лугов, а синий морской простор…

Здравствуй же, родное Донское море, созданное волею большевистской партии, которую она вселила в сердца людей нашей великой родины, вложила в их богатырские руки!

Навечно здравствуй, Волго-Дон, — блистательное творение разума и труда советского народа!..

По Волго-Донскому судоходному каналу, которому присвоено имя создателя нашей партии, нашего Советского государства, бессмертное имя Владимира Ильича Ленина, идут караваны судов с углем, лесом, хлебом, машинами, бумагой — богатствами страны, текущими по новой и могучей водной артерии нашей родины.

* * *

Мы, современники и свидетели начала свершений грандиозного плана покорения природы, в состоянии делать пока только беглые зарисовки виденного нами. Но явится писатель, который создаст произведение, достойное великой стройки.

Сколько подвигов, сколько проявлений мужества и самоотверженности советского человека — мирного строителя, а когда надо, то и воина, — запечатлено в истории создания Волго-Донского судоходного канала! Сколько бессонных ночей, сколько раздумий, сколько энергии вложено в мощное тело плотины Цимлянской ГЭС, в канал, в шлюзы, во все сооружения Волго-Дона! И точно так же, как вся страна участвовала в изготовлении оборудования, машин и механизмов для Волго-Дона, так и все многонациональные сыны и дочери родины участвовали в гигантской стройке, в претворении в жизнь мысли настоящего и чаяний тех, кто жил когда-то до нас и думал о благе народа.

У нас стало обиходным и повелось называть создание Волго-Донского канала извечной мечтой русского народа. Об этом думал Петр Первый, думали передовые люди Руси, но их думы были бесплодны. И недаром астраханский губернатор князь Голицын, которому было поручено Петром руководство работами по прорытию Волго-Донского канала, изуверившись в осуществлении предпринятого труда, писал: «Один бог управляет течением рек, и дерзко было бы человеку соединять то, что всемогущий разъединил».

Но вот пришли спаянные волею Коммунистической партии люди и создали то, что некогда казалось дерзким и неосуществимым.

Мечту, которая стала в наше время всенародной, воплотила в действительность большевистская партия, и недаром, как в Отечественной войне, на каждом участке стояли сотни коммунистов. Они вели массы в бой, на покорение стихийных сил природы, на создание и завершение великой народной стройки.

* * *

Нам памятны слова товарища Сталина: «Великая энергия рождается лишь для великой цели». Вот они, созидатели великой энергии, служащей великим целям строительства коммунизма.

Инженер Федор Иванович Резчиков, начальник четвертого строительного района Цимлянского гидроузла, горьковчанин, чем-то отдаленно — обликом лица ли, складом ли рабочей фигуры — напоминающий своего великого земляка. Улыбаясь, слегка волнуясь, он рассказывает:

«Была у меня бригада Алякина, около двадцати человек. Сам он родом из Молдавии. Большинство строителей бригады оттуда же. Работали на редкость хорошо, но этого мало: в дни паводка прошлого года, когда взломный лед грозил разрушить ледорезы временного железнодорожного моста, они с ломами прыгали на лед и крошили его, чтобы спасти мост. Работали, как саперы на фронте.

В начале зимы как-то ранним утром вышел я на берег Дона. Подходит ко мне очень древний старик казак и спрашивает:

— Строишь, сынок?

— Строим, отец!

— Ну, как думаешь, выйдет?

Отвечаю:

— Если большевики задумали, обязательно должно выйти.

Старик нахмурился:

— Строй, сынок! Видишь, верба красная — значит, и зима будет теплая, но весной гляди: после взломной воды пойдет теплая, ее бойся, она вас накупает. Это только в книгах пишут, что Дон тихий, а как весной взыграет — зверь! Любую преграду порушит. Как бы он не поломал, что вы делаете, гляди в оба!

Повернулся и ушел.

Ледоход нам наделал тревог и бед. Казалось, все было предусмотрено инженерной мыслью. Но паводок был так неожиданно высок — по свидетельству старожилов, самый большой за семьдесят последних лет, — что только соединение могучей техники и героизма наших людей предотвратило стихийное бедствие. По нескольку суток не спали, спасали плотину и временный мост. Вода подходила под настил моста, и ледорезы трещали так, что было просто страшно. Дед оказался прав: когда начался паводок, полая вода понесла хворост, бревна, срубленные в пойме Дона деревья, и заторы, образовавшиеся у свай моста, грозили катастрофой. Лед мы рвали толовыми шашками, но хворост и деревья, принесенные водой, нельзя было порвать толом. Алякинцы, так звали мы строителей из бригады Алякина, с топорами и пилами прыгали на заторы и, по пояс в бешено клокочущей воде, рубили и пилили стволы деревьев, рубили наплав хвороста, чтобы дать воде доступ в междусвайное пространство».

Нет сейчас на строительной площадке ни Алякина, ни его товарищей, но дело, которое они сделали, навсегда останется в памяти тех, с кем и для кого они работали.

Высочайшая насыщенность строительства самой совершенной техникой вовсе не исключила применения тяжелого физического труда, иногда связанного с большим риском. В паводок прошлого года потоки воды устремились к котлованам шлюзов и ГЭС. Они вымывали гравий дорог, разрушали пульповоды земснарядов, намывавших земляные дамбы. Спасая затопленные водой пульповоды, строители работали по горло в ледяной воде. И они сделали то, что делали без приказов, по собственному почину и желанию. Они спасли правобережную часть плотины и перемычку котлована Цимлянской ГЭС.

Когда, отводя течение Дона под водосливную плотину, засыпали старое суженное русло реки, перекрыть его было тяжко…

Ночь, темь, озаряемые светом электрических фонарей и прожекторов, у автомашин стоят тысячи людей. Это не только строители, это и жители местных хуторов и станиц, пришедшие помочь своим посильным трудом тем, кто строит и создает.

С командного пункта начальник строительного района Резчиков, на минуту выглянувший из окна дощатой будки, видит и не поймет: то ли ковши экскаваторов загружают машины, то ли руками тысяч людей в несколько секунд заполняются доверху камнем тяжелые машины. Только искры летят от удара камня о камень. Только искрятся глаза тех, кто перекрывает русло своей реки для того, чтобы жить было проще, жить было легче.

Между прочим, с нашими кинематографистами произошел юмористический конфуз. В расчете на то, что закрытие прорана будет произведено за 60 часов, они не успели использовать возможность запечатлеть для кино это историческое событие, потому что Дон был перекрыт в течение одной ночи, за восемь часов. И когда на заре их изумленным взорам предстала каменная гряда, перегородившая Дон, начальник политотдела строительства гидроузла Алексей Гаврилович Черкасов, человек отнюдь не лишенный веселинки, утешал их, отчаявшихся, с притворным сочувствием:

— Ну, конечно, безобразие! Рассчитывали сделать за шестьдесят часов, а строители подвели: взяли да и сделали за восемь. Чем же я могу вам помочь? Разрыть и снова начать? Сделано прочно, и стоит ли это рушить? Сочувствую, но в вашей беде я плохой помощник…

Как полководец на поле боя, взволнованный, но собранный в тугой сгусток воли, стоял с инженерами на берегу начальник строительства Василий Арсентьевич Барабанов, и плакали старики, видя уже не прежний, а укрощенный и поставленный на службу народу Дон…

Милое, простое, рабочее лицо ленинградца Сергея Григорьевича Петрова. Он участвовал в монтаже 16 электростанций, работал на крайнем севере, на крайнем юге нашей страны, на востоке ее и западе. Он изъездил всю страну, прожил в ней большую рабочую жизнь, и, по сути, его по-человечески жалковато… Раз в году ему удается быть в своем родном городе, в своей родной семье. Но если надо строить, он строит. Ребята его, которые учатся в средней школе, не в состоянии менять школу и переходить на воспитание туда, где работает кочующий отец. Он бывает поглощен каждым строительством, каждая турбина, пущенная в ход, — его детище. И сегодня вытирает он паклей руки, глядя на новую турбину, уже, быть может, с привычной думкой: собираться на Тахиа-Таш.

Их множество, таких умельцев с золотыми руками.

* * *

Величайшим творением народа встают перед глазами сооружения Волго-Дона. Горным отрогом поднимается над донским займищем самая большая в мире, тринадцатикилометровая земляная плотина. Красавица ГЭС посылает электроэнергию в промышленные центры юга и станицы Задонья. По Донскому каналу текут воды в глубь засушливых степей.

От Дона к Волге на высоком водоразделе пролегла чудесная шлюзовая лестница, по которой идет и идет нескончаемый поток грузов.

Но зримое здесь, на Волго-Доне, — лишь частица того великого, что создается и будет создано на нашей великой земле во имя народного счастья.

О таком размахе строительства на благо народа не может мечтать ни одна капиталистическая страна. Иностранные инженеры в свое время составили проект преобразовательных работ на Средиземном море. Они предлагали перегородить Гибралтарский и Дарданелльский проливы плотинами, понизить уровень моря, тогда из-под воды освободились бы огромные массивы плодородной земли. Электростанция на Гибралтарской плотине могла бы стать могучим источником электрической энергии, способной превратить шесть миллионов квадратных метров пустыни Сахары в цветущий сад. Все работы обошлись бы в пятнадцать раз дешевле стоимости первой мировой войны. Но в условиях капитализма такие стройки, способные принести колоссальные выгоды человечеству, неосуществимы. Капитализм хоронит на «кладбищах проектов» плоды научной и инженерно-технической мысли прогрессивных умов.

«Куда ни кинь, — писал Владимир Ильич Ленин, — на каждом шагу встречаешь задачи, которые человечество вполне в состоянии разрешить немедленно. Мешает капитализм. Он накопил груды богатства — и сделал людей рабами этого богатства. Он разрешил сложнейшие вопросы техники — и застопорил проведение в жизнь технических улучшений из-за нищеты и темноты миллионов населения, из-за тупой скаредности горстки миллионеров».

Разительный пример хищнического разорения трудового народа являет собой хваленое гидростроительство в Соединенных Штатах Америки. Сооружая на реке Колумбия электростанцию Гранд-кули, которая, кстати, строится более двух десятков лет и еще не полностью закончена, алчные торгаши, бизнесмены и государственные деятели не скупились на рекламу о «грядущих золотых днях» сельского хозяйства штата Вашингтон. На эту приманку набросились тысячи фермеров со всех концов страны. Они ринулись в «долину плодородия» за обещанным счастьем, на последние средства купили земельные участки — и стали жертвами беззастенчивого обмана. Бедствующие земли так и не увидели орошения, а разорившиеся фермеры, проклиная коварные приемы капиталистических дельцов, бросали бесплодные участки и снова уходили искать призрачное «счастье». И ныне река Колумбия отдает свою энергию не жаждущей влаги земле, не простым людям — труженикам, а поджигателям войны, которые готовят атомные бомбы для истребления человечества.

Наш Волго-Дон — это стройка подлинного мира и счастья народа. Он оросит и обводнит два миллиона семьсот пятьдесят тысяч гектаров засушливой земли. Он вольет новую энергию в нашу бурно растущую социалистическую промышленность, приведет в движение сотни электротракторов.

* * *

Со строительством Волго-Дона было связано переселение многих казачьих станиц и хуторов, расположенных в затапливаемой зоне. Но переселение не нанесло им никакого ущерба, не разорило их, как это было с фермерами в долине реки Колумбия. Советское правительство проявило отеческую заботу о казаках-колхозниках, об их сегодняшнем дне и завтрашнем будущем.

Казаки-переселенцы получили немалые деньги за дома, за базы, за колодцы, за каждую яблоню и вишню в своих старых усадьбах. Государство помогло колхозникам транспортом, строительными материалами, предоставило ряд льгот, отвело им приусадебные участки на берегах тогда еще не созданного моря.

Понятно, не легко было покидать старикам насиженные места. Перед уходом на новое поселение не один из них целовал землю, на которой родился он сам, его отец, дед и прадед.

Но прошло немного времени, и переселенцы обжились на новых местах, успели привыкнуть к молодому морю.

Так было и с хутором Соленовским. Сейчас на том месте, где когда-то стоял этот хутор, высятся плотина, гидростанция, шумят турбины, а соленовцы живут неподалеку, у самого берега моря.

Хутор Соленовский имеет давнюю добрую славу. В 1918 году все казаки-хуторяне ушли в красный партизанский отряд, а потом в числе первых организовали колхоз, назвав его именем павшего в боях командира партизанского отряда Черникова. В годы Отечественной войны сотни соленовцев сражались на фронтах, громили гитлеровских захватчиков. Потом многие хуторяне самоотверженно работали на стройке Волго-Дона.

Соленовцы поселились по соседству с колхозом «Цимлянская дружина», и старожилы-«дружинники» — плотники, столяры, кровельщики, кузнецы — по-братски помогли новым соседям.

Соленовцы перенесли в центр нового хутора прах четырех прославленных партизан: Алексея Черникова, Василия Терскова, Моисея Ермакова, Василия Фролова.

Общими силами построили добротные деревянные дома овдовевшей солдатке Евдокии Курбатовой, инвалидам Терентию Курочкину и Александру Скорбатову, которые до переселения жили в невзрачных хатенках.

Соленовский колхоз имени Черникова пустил на новом месте крепкие корни. Уже растут на заселенной земле сады. Еще не цветут они, но будут цвести!

Будут ветры с востока гнуть кроны молодых яблонь и груш, будут орошаемые земли задонской степи колоситься буйными хлебами, будет расти на радость матери-родине молодое поколение строителей коммунизма!

Будут созданы сооружения, еще более величественные, еще более прекрасные, чем Волго-Дон. Но в сознании людей Волго-Дон останется первенцем великих строек. А первенцев матери, хотя они в этом и не всегда признаются, всегда любят и нежнее и больше.

Родной народ, для кого устремлены все помыслы и заботы нашей мудрой большевистской партии, создатель того, что служит для мира и счастья, радуйся своим великим творениям!

В тяжелейших условиях еще не завершенной гражданской войны, империалистической интервенции, жестокой разрухи советские люди приступали к осуществлению гениального ленинского плана электрификации страны. За два первых года было введено в действие только двенадцать тысяч киловатт новых энергетических мощностей. Еще крайне малы были результаты. Но, подымая советский народ на гражданский героический подвиг, Владимир Ильич говорил:

«12 тысяч киловатт — очень скромное начало. Быть может, иностранец, знакомый с американской, германской или шведской электрификацией, над этим посмеется. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним».

Создавая великие сооружения, мы радуемся, мы улыбаемся, но это не самодовольная улыбка, а улыбка победителей, улыбка тех, кто уверенно глядит в грядущее счастье человечества.

Цимлянский гидроузел. 1952