Механизм воспроизводства

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Механизм воспроизводства

Хотели как лучше, получилось как всегда.

Виктор Черномырдин

Элементы демократии в нашей стране пытались ввести неоднократно: Екатерина Великая, Александр I, Александр II, Михаил Горбачев. Но каждый раз они или отступали, что объяснялось не отсутствием у них искреннего стремления к реформам, а приходившим к ним с опытом понимания того, что они не в состоянии вести империю в желаемом направлении. Обсудим механизмы, препятствующие такому переходу, механизмы воспроизводства русской Системы в ее неизменном виде.

Власть. Нашей власти никто не нужен, она вполне самодостаточна. Она может делать и говорить правильные вещи, может даже все знать и понимать, но граждане должны тихо и благодарно стоять в сторонке, что соответствует вековой традиции, которую власть упорно пытается продолжать.

Военный регламент Петра I, действовавший до конца империи гласил: «Его Величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен; но силу и власть имеет свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воли и благомнению управлять».

Для сегодняшних представителей власти характерен подход к управлению страной, как к инженерной задаче, который даже не предполагает включенности или сопричастности граждан. Все, что рождается за пределами власти, безоговорочно ею отвергается.

Основной и излюбленный способ контроля ситуации — не позволять возникнуть третьей силе, обрезать возможность для маневра, постоянно ставя людей и организации перед необходимостью выбора: на чьей ты стороне? Вам могут предложить выступить с резким заявлением, стать доверенным лицом, спровоцировать конфликт. Власть специально поддерживает представителей крайних партий и крайних взглядов, чтобы постоянно демонстрировать: без нас ты пропадешь. Задача власти — не дать сформироваться центру: ты с нами или ты маргинал.

Интеллигенция. С началом любых реформ предъявляет требования всего и сразу. Получив желаемое, не останавливается на достигнутом. Агрессивно навязывает чисто умозрительные теории, проявляет полное непонимание механизмов функционирования государства, отрицает закономерности исторического пути народа. Этих детей отмоем или новых родим? Процесс реформ становится неуправляемым.

Ричард Пайпс: В начале XX века в России не было предпосылок, неумолимо толкавших страну к революции, если не считать наличия необычайного множества профессиональных и фанатичных революционеров. Именно они, всегда выступающие в оппозиции, не приемлющие реформы и компромиссы, убежденные, что для того, чтобы изменить хоть что-то, следует изменить все, — стали катализатором русской революции.

Национальное устройство. Россия изначально строилась как империя с входящими в нее подчиненными народами. Россия — империя каждой клеточкой своего тела, эта информация присутствует в названиях улиц, в стиле оформления городов и органов власти, в бюджетном процессе, в транспортной инфраструктуре. Национальные культуры существуют и развиваются при условии признания приоритета русской культуры, и достигнуто такое положение силой оружия. Россия — компактная (не в смысле размеров, а в смысле связности) империя: все рядом. Можно быть демократичным в метрополии, если колонии далеко. Вводя элементы демократии в стране, власть сталкивается с требованиями национальных территорий о равноправии или о выходе из империи, поэтому возникает угроза территориальной целостности.

Требование справедливости. «Справедливо!» — говорят чрезвычайно редко, чаще говорят: «несправедливо!», имеется в виду, что обделили. Социальная справедливость — это распределение ресурсов по сословиям в соответствии с их важностью для государства. В этом смысле рынок принципиально несправедлив: «грубый, неграмотный торгаш» всегда будет получать больше учителя или врача.

Справедливость в ее российском сословном понимании противоречит идее правового государства, ведь формальными правовыми средствами справедливости не добиться. Общественное мнение горой стоит за героев, которые неправовыми методами борются с несправедливостью.

Торможение перемен. Существует всеобщее опасение радикальных изменений, большинство чувствуют, что попытка создания другой устойчивой, менее консервативной конструкции в России — предприятие чрезвычайно рискованное. Общество не испытывает иллюзий по поводу существующей государственной власти, но при этом все помнят, что такое безвластие, и знают, что с устранением государства возникает не гражданское общество, а власть бандитов. Привычка терпеть до последнего родилась из осмысления исторического опыта народа: когда делают как лучше, то всегда бывает хуже.

За пять лет в России меняется все, а за 200 лет — ничего. Как писал Алексей Константинович Толстой, «земля наша богата, порядка в ней лишь нет». Стихи звучат сегодня также актуально, как и полтора столетия назад, предыдущий опыт никогда не востребуется.

Мне представляется, что вывод может быть только один: мы не хотим жить по-другому. Смысл нашего существования — борьба, а не результат. Соперников волнуют не реальные перемены в стране, а процесс, выяснение того, кто круче, отработка боевых качеств.

А.С. Пушкин:

Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане,

Средь грозных волн и бурной тьмы,

И в аравийском урагане,

И в дуновении Чумы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.