Прохиндей

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Прохиндей

Посвящается всем тем, которые себя узнают в этой сказке.

В некотором царстве, в тридевятом государстве стоял среди степей широких один славный город. И жил в нем один тоже прохиндей. Большой плут и мошенник, и сидеть ему б за его плутни в их остроге — но уж больно ловок был. Умел от судей откупиться, подъехать куда надо на кривой козе — и, главное, вовремя дать деру.

Всех служб сменил не счесть, но не служил путем нигде. А так — прикинется стражем порядка, станет стеречь чье-то добро — его же и сопрет. При этом еще громче всех кричит: «Держи вора!» — и со слезами на глазах за честность ратует.

И до того наловчился дурить славных горожан, что те однажды даже выбрали его главой их города. Но он и тут проворовался в пух, и чтоб не загреметь в острог, опять же ловко дунул, плюнул — и дал деру.

Потом в чужих краях менял работы, все ища такой, чтоб не работать, только класть в карман. И когда уже и вся чужбина его плутовство узнала, а свой город призабыл — он восвояси возвращается. И сразу же за старое: врать со слезами на глазах и сулить всем золотые горы — чтоб на своей кривой подъехать снова к городской казне. Но понимал, что во второй раз это у него без колдовской подмоги не пройдет.

А в том же городе в хоромах из малинового кирпича как раз жил колдовавший на заказ трехглавый дракон. Одна его голова писала, вторая говорила, а третья, самая ужасная, и говорила сразу, и показывала. Ударил по рукам с ним прохиндей — и ну через его три горла охмурять народ.

А там еще был один сказочник, тоже умевший ловко, но без прохиндеевой корысти, загибать. И решил он прохиндею с его заказным драконом помешать. Сочинил одну сказку про кота, надувшего мышей; другую — как хитрый лис свою любовь к курятине за любовь к курам выдавал. Все в тех коте и лисе сразу же узнали прохиндея — и пальцем на него показывать. Затрясся он как лист — и со всех ног к трехглавому. Все, раскусили, говорит, пора уносить ноги по добру по здорову!

Но тот ему: «Да не дрожи ты так, удрать всегда успеешь, а на что три горла у меня? Как вдарим из всех трех по этому сказителю — от него мокрого места не останется. Ты только лапу дополнительно позолоти». А прохиндей и так уже немало на ту лапу дал, жалко ж кидать коту под хвост — он и додал еще в надежде все-таки свою аферу довершить.

И тут дракон через свои три жерла как на сказочника налетит: мол где это видано, чтоб наших славных горожан уподобляли всяким курам и мышам! Долой из города клеветника! Скажем «нет» грязным писакам этих врак с их дедушкой Крыловым — который, сволочь, научил приравнивать людей к разным скотам и прочим гадам!

И кой-какие околдованные горлопаном горожане ему даже поддались: зачем нам эти сказки про животных, в которых не дай Бог узнать себя? Еще в какой-нибудь мартышке — ладно, но ведь там еще и пауки, и змеи есть!

Задумался тут сказочник — видя, куда метит чудище: сам кладезь мудрости народной ради прохиндеевой аферы закопать. Думал он, думал, как его от злыдней тех спасти — и сочинил вот эту сказку.

И когда прохиндей с драконом ее прочли, увидели, что крыть им нечем, совесть одолела — да и сдохли с горя.

Но это все, конечно, сказка. На самом деле совести в них не водилось отродясь, они и дальше кляли сказочника за его сказки — что де слишком уж правдивые. И за эту вот — больше всего.

Но потом сдохли все равно — поскольку никакая ложь на свете долго не живет, а рано или поздно заболеет и помрет.

Вот тут и впрямь сказке конец.