Страхи давние и новые

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Страхи давние и новые

В марте 2009 года у российского посольства в Пекине появилась толпа безработных китайцев. Собравшиеся пытались проникнуть на территорию российского дипломатического представительства и требовали, чтобы им предоставили бесплатные визы в Россию. Как оказалось, в этот день в Пекине кем-то был распространен слух о том, что якобы на Дальнем Востоке россияне предоставляют всем желающим работу и жилье. Вот безработные люди и ринулись к посольству в надежде обрести заработок. Сообщения о митингах пекинских безработных вызвали нешуточную тревогу россиян, напуганных китайской экспансией. Сегодня стоит серьезно задуматься о том, что, сколь бы парадоксально это ни выглядело, по данным ряда социологических исследований, жители Приморья более дружественно относятся к странам Европы, к Японии, Южной Корее, чем к Китаю, на границе с которым живут. Самый близкий сосед — он же самый дальний.

Страху, что китайцы ассимилируют русских и обоснуются по-хозяйски на Дальнем Востоке, уже больше столетия. Антон Павлович Чехов по дороге на Сахалин много общался с живущими в России китайцами и свои впечатления изложил в письме А. С. Суворину из Благовещенска 27 июня 1890 года: «Китайцы начинают встречаться с Иркутска, и здесь их больше, чем мух». Чехов даже пророчил, что при таком обилии уроженцев Поднебесной «китайцы возьмут у нас Амур — это несомненно». А Дмитрий Мережковский в ужасе перед «китайской угрозой» писал: «Лица у нас еще белые; но под белою кожей уже течет не прежняя густая, алая, арийская, а все более жидкая, „желтая" кровь, похожая на монгольскую сукровицу; разрез наших глаз прямой, но взор начинает косить, суживаться. И прямой белый свет европейского дня становится косым „желтым" светом китайского заходящего или японского восходящего солнца».

Во времена путешествия Антона Павловича Чехова китайцы являлись самой дешевой и мобильной рабочей силой на Дальнем Востоке. Они, во-первых, трудились за самую мизерную оплату и довольствовались самыми убогими бытовыми условиями, во-вторых, были исполнительны и усидчивы, а в-третьих, не страдали алкоголизмом, в отличие от многих русских работников. Естественно, что работодатели чаще всего делали выбор в пользу китайцев, отказывая своим соотечественникам. Это и было главным экономическим обоснованием растущей «желтой угрозы». С подобной проблемой столкнулась Россия и в XXI веке, когда бизнесмену выгоднее принимать на работу «нелегала» из стран «ближнего зарубежья», чем официально трудоустроить русского человека, которому нужно платить достойную зарплату. Точно так же 100 лет назад прибывающие в Россию чаще всего нелегально китайцы составляли конкуренцию русским работникам. Известный общественный деятель, а впоследствии участник Белого движения Спиридон Дионисьевич Меркулов предлагал эффективный способ борьбы с «желтой опасностью» на рынке труда Дальнего Востока: установить для китайцев достаточно высокую минимальную зарплату, ограничить для них продолжительность рабочего дня, навязывать строгое выполнение санитарных норм. И подобная «легализация» мгновенно сделает китайского работника неконкурентоспособным. Однако здравое предложение Меркулова так и не было осуществлено, поскольку многие российские предприниматели были заинтересованы в дешевой рабочей силе из Поднебесной. Китайская диаспора на Дальнем Востоке жила очень замкнуто, и, как отмечает современный исследователь А. Г. Ларин, «характерно, что многочисленные члены диаспоры не испытывали необходимости обращаться к российским властям для решения внутренних проблем. Во всяком случае, китаец никогда не подавал в российский суд иска к китайцу, хотя еще в 1883 году был принят закон о подсудности китайцев российским судам»[23].

Айгунский трактат между Россией и Китаем в числе прочего разрешал китайцам посещение России с торговыми целями.

И уже в начале 1860-х годов купцы из Айгуня открыли свои первые лавки в Благовещенске. Некоторые торговые люди из Поднебесной не довольствовались одним Дальним Востоком и устремились в города Центральной России. С 1867 года была установлена практика налогообложения китайских мигрантов, первоначально их обязали покупать «билеты» на ловлю «морской капусты» и вырубку удельного леса. Затем с китайских предпринимателей стали взимать акцизные сборы, а китайских земледельцев в Приморье обложили поземельным налогом.

В конце 1880-х годов была учреждена четкая процедура въезда китайцев на территорию Российской империи — мигранты из Поднебесной должны были проходить границу в специальных пунктах пропуска, где они получали визу и платили 30 копеек пошлины, обретая право находиться в России в течение месяца. Если китайцу требовалось пробыть в России дольше, ему следовало просить на то разрешение местного начальства, а также получить специальный билет и уплатить 1 рубль 10 копеек за год. Такие правила в 1885 году были учреждены в Приморской области, а в 1886 году — в Амурской. Введение «паспортного налога», который не платили приезжающие из других стран, вызвало недовольство китайских властей[24].

Отношения русских и китайцев на Дальнем Востоке были омрачены и вооруженными конфликтами. В 1867 году российские власти прекратили нелегальную добычу золота китайскими бандитскими формированиями — «хунхузами» на левобережье Амура у селения Илихэ, а в ответ хунхузы развязали настоящий террор в Приморье, чиня поджоги в российских селах. Разбойничьи банды китайцев были разбиты регулярными войсками.

Огромную роль в китайской колонизации сыграло строительство Уссурийской железной дороги, на строительстве которой в 1891 году было занято около 2 тысяч китайцев.

В конце XIX века в России появляются первые «чайна-тауны». Так, в 1893 году во Владивостоке многие китайцы и корейцы были переселены в специально для них построенный квартал.

После поражения России в войне с Японией русское население Дальнего Востока стало чувствовать себя неуверенно и открыто заговорило о «желтой опасности» — уже со стороны Китая. Приамурский генерал-губернатор П. Ф. Унтербергер доносил в Санкт-Петербург, что, по его мнению, «переоценка своих сил может побудить Китай под давлением Японии сделать необдуманный шаг, который вовлечет его в столкновение с нами». «Желтая опасность» также была связана с тем, что китайцы нещадно эксплуатировали природные ресурсы Дальнего Востока — промышляли в тайге охотой, звероловством, сбором женьшеня, организовывали добычу пушного зверя в Уссурийском крае. На китайских хозяев вынуждены были работать многие русские охотники. Приамурский генерал-губернатор Н. Гондатти в 1912 году в докладной записке премьер-министру В. Н. Коковцову писал, что в Приамурье гости из Поднебесной «дают полную волю своим алчным инстинктам» — приучают местное население к опиуму, втридорога продают некачественные товары из Китая, а торгуя в кредит, заламывают бешеные проценты, приводя людей к полному разорению и порой голодной смерти.

Новый виток массового «пришествия китайцев» начался в годы Первой мировой войны, когда в России резко возрос спрос на рабочую силу. Совет министров Российской империи даже вынужден был отменить существовавший тогда запрет принимать иностранцев на казенные работы. В Китае началась активная вербовка для России. С января 1915 года по апрель 1917-го по железным дорогам в Россию было ввезено 159 972 китайских рабочих. Их приток был прекращен Временным правительством уже после Февральской революции. А тем временем из-за начавшейся разрухи на транспорте китайцы лишились возможности вернуться домой, и большинство из них осталось без работы, жилья и средств к существованию. Положение усугублялось еще и тем, что далеко не все китайцы знали русский язык. Уже советская власть в мае 1919 года сумела эвакуировать назад в Поднебесную порядка 40 тысяч китайцев.

Впоследствии и советской власти довелось заниматься привлечением китайской рабочей силы. 2 марта 1928 года на заседании Совета труда и обороны было принято постановление об организованном ввозе 2 тысяч корейских и китайских рабочих для золотопромышленности Дальнего Востока. Однако советско-китайский конфликт лета 1929 года, чему послужило нарушение Китаем договоренности о совместном управлении Китайско-Восточной железной дорогой, осложнил дальнейший ввоз китайской рабочей силы в Советский Союз. Трудовая миграция в СССР вновь стала возможна после образования Китайской Народной Республики. 17 января 1955 года Совет Министров СССР принял постановление «О наборе в Китайской Народной Республике рабочих для участия в коммунистическом строительстве и трудовом обучении в СССР». Организацией вербовки занималось Главное управление трудовых резервов, в составе которого даже возникло отдельное управление по набору китайских рабочих. Мигрантов планировали направить в 22 региона страны, в том числе на стройки Иркутской, Читинской, Кемеровской, Томской и других областей. В Москве было решено, что на китайских рабочих распространяется трудовое законодательство СССР, социальное страхование, пенсионное обеспечение и бесплатное медицинское обслуживание. Перед выездом в Советский Союз рабочим решено было выплатить единовременную безвозмездную ссуду в 200 тысяч юаней. В числе прочих, китайских рабочих принял городок Усолье-Сибирское, куда из Поднебесной прибыло 400 человек. Китайцы трудились на строительстве жилья и промышленных объектов[25]. Однако условия их проживания оказались не самыми благоприятными — во-первых, из-за бытовой неустроенности, а во-вторых, из-за настороженного или порой враждебного отношения местного населения, которое отнюдь не горело желанием на практике реализовывать политический постулат знаменитой песни «Москва—Пекин», где пафосно звучало: «Русский с китайцем братья навек». Братские узы, однако, не ощущались.

Не только Россия испытывала страх перед китайской экспансией. Востоковед Александр Лукин свидетельствует: «Идея о „желтой угрозе", вызвавшая стремление к ограничению китайской иммиграции… возникла не в России. В Германии в своих высказываниях и письмах (в том числе к Николаю II) к ней постоянно обращался кайзер Вильгельм, и она практически стала идеологической основой дальнейшей политики этой страны после Японо-китайской войны 1894-1895 годов. Примерно в то же время во многих странах мира распространяется страх перед массовой китайской иммиграцией, порождаемой ростом численности низкооплачиваемых китайских рабочих. В 1900 году на западе США жило более 100 тысяч китайцев. В этой стране вопрос об ограничении китайской иммиграции стал одной из важных предвыборных тем. В 1882 году право въезда китайских рабочих в страну было приостановлено. В 1888 году президент Г. Кливленд объявил, что китайцы — „элемент, невежественный относительно нашей конституции и законов, не поддающийся ассимиляции нашим народом и опасный для нашего мира и благоденствия"»[26]. Как известно, за свою историю Соединенные Штаты Америки приняли мигрантов больше, чем любая другая страна в мире. Ограничение на въезд азиатов стало сокрушительным ударом по прекрасному мифу об Америке, которая радушно принимает выходцев из всех стран и становится новой родиной для каждого странника, откуда бы он ни был родом.

В России также предпринимались меры по ограничению китайского присутствия в регионе Дальнего Востока. В частности, именно на это был направлен установленный в 1892 году запрет на приобретение иностранцами земли в Приамурье и Приморье. Однако главные меры, на которые шло царское правительство для ограничения «китайского присутствия», находились в сфере регулирования миграционных процессов. Прежде всего здесь необходимо упомянуть генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Николаевича Муравьева-Амурского, заключившего в 1858 году с Китаем знаменитый Айгунский трактат, по которому Амур до самого устья стал государственной границей России с Китаем. Россия получила в свое владение огромный массив Приамурских территорий, и колонизация этих земель, их интеграция в имперское пространство России стала основной задачей генерал-губернатора. Действовал он порой весьма радикальными мерами — однажды распорядился выстроить штрафных солдат, высланных из России на Амур, попарно с забайкальскими крестьянскими девушками и тут же обвенчать их, поскольку для заселения Приамурья нужны были семьи, а не холостяки. Самый надежный способ колонизации Муравьев-Амурский видел в вольном крестьянском переселении, и в составленном им лично проекте правил для переселения в Амурский край он предлагал, чтобы «зашедшие в эти области крепостные люди становились свободными». Однако эти планы не нашли поддержки в столице. Тем не менее усилиями Муравьева-Амурского в течение 1855-1862 годов сюда было переселено порядка 17 тысяч человек. Уже после смерти Муравьева-Амурского он был воспет такими стихотворными строками:

Умом и волею могучей

Нашел Востока ты предел

И сквозь веков немые тучи

Величье россов проглядел.

Ты там, на грани отдаленной,

Родное знамя водрузил.

Заветной мыслью вдохновленный

Великий план осуществил.

Твоим гонимы обаяньем,

Народы шли с родной земли,

С надеждой смелой, упованьем

В твой край бестрепетно пришли.

Второй этап российской колонизации Дальнего Востока был связан с реформами Петра Аркадьевича Столыпина. Переселенческая политика Столыпина привела к более впечатляющим результатам, чем те, которых в свое время сумел добиться Муравьев-Амурский. В 1908 году, выступая перед депутатами Государственной думы, Столыпин говорил: « Отдаленная наша суровая окраина вместе с тем богата, богата золотом, богата лесом, богата пушниной, богата громадными пространствами земли, годными для культуры. И при таких обстоятельствах, господа, при наличии государства густонаселенного, соседнего нам, эта окраина не останется пустынной. В нее прососется чужестранец, если раньше туда не придет русский…» В те же годы генерал Алексей Николаевич Куропаткин писал, что «если бы упразднить русско-китайскую границу и допустить свободное передвижение в Сибири китайцев на равных с русскими правах — сибирские местности могли бы в короткое время окитаиться». Своей переселенческой политикой Столыпин не только решал проблему крестьянского малоземелья и развивал частную собственность на землю, но и обживал отдаленные регионы страны, делал их по-настоящему русскими. Всего с 1900 по 1908 год на Дальний Восток переехало 172 тысячи крестьян из европейских губерний России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.