«Китай не там, Китай на нашей стороне»

«Китай не там, Китай на нашей стороне»

Сначала я вижу мост, и на мосту сидят все бабы с грибами да ягодами… Только за мостом — вот чудеса-то! — будто Китай. И Китай это не земля, не город, а будто дом такой хороший, и написано на Нем: «Китай». Только из этого Китая выходят не китайцы и не китайки, а выходит Миша и говорит: «Маменька, подите сюда, в Китай!» Вот будто я сбираюсь к нему идти, а народ сзади меня кричит: «Не ходи к нему, он обманывает: Китай не там, Китай на нашей стороне». Я обернулась назад, вижу, что Китай на нашей стороне, точно такой же, да еще не один.

А.Н. Островский. Женитьба Бальзамином

В XX веке Россия и Китай прошли в своих отношениях этапы «великой дружбы» и «великой враждебности». Период, начавшийся в 1990-х годах, пожалуй, уместно будет назвать «великой настороженностью».

Китайская миграция в Россию вновь стала особенно болезненной темой с середины 1990-х. Причем миграционная экспансия или просто «нашествие» Китая воспринимались уже как немаловажная часть глобальной «желтой опасности», не исключавшей в перспективе и вооруженного конфликта с отчуждением от России приграничных с Китаем территорий. В общественном мнении выявились антикитайские панические настроения.

Необходимо признать, что ринувшиеся в Россию уроженцы Поднебесной на практике реализовывали известную китайскую стратагему «грабить во время пожара», то есть извлекать прибыль из чужих неприятностей. Развал государства позволил расхищать все подряд, и китайцы стали весьма сговорчивыми покупателями награбленного и жульнически приватизированного. В те смутные годы китайцы совершенно уподобились европейским колонизаторам, которые у простодушных американских аборигенов выменивали золотые слитки на красивые безделушки. Желание российских жуликов получить деньги как можно скорее вполне отвечало устремлениям гостей из Поднебесной. Сотрудник посольства России в Китае Сергей Николаевич Гончаров подчеркивает: «В газетах провинции Хэйлунцзян, граничащей с нашим Дальним Востоком, сообщалось, например, о том, что китайцам удавалось в начале 1990-х годов выменивать три грузовика с картошкой на грузовик с качественной стальной арматурой или же десять грузовиков с кукурузой на новенький пятитонный КамАЗ. Китайские авторы выделяют несколько типов торговцев, предпринимателей и прочей публики, двинувших в Россию под воздействием столь неотразимых аргументов. В современной китайской публицистике, например, достаточно подробно описывается деятельность самых мелких спекулянтов, составивших большинство из устремившихся в Россию китайцев. Начинали они ее с того, что в одном из обычных пекинских магазинов приобретали несколько десятков кожаных курток или пиджаков, несколько десятков пар самых скромных джинсов китайского производства, а также несколько ящиков дешевой, но забористой и пахучей „Водки двойной перегонки" (Эрготоу) крепостью 56 градусов. Сверхзадача состояла в том, чтобы довезти все это до российской столицы в поезде „Москва—Пекин", однако зачастую активное, обносившееся и оглодавшее население сметало все подчистую уже где-нибудь на перронах Иркутска, Красноярска или Новосибирска. Один кожаный пиджак, стоивший тогда в Пекине 150 юаней (15 долларов), в Москве продавали за 900 рублей (60 долларов). Таким образом, уже на первом этапе бизнес приносил 400% прибыли. Затем на эти рубли покупались, например, мужские костюмы фабрики „Большевичка", стоившие в Москве 200 рублей (13 долларов) и продававшиеся в Пекине за 300 юаней (30 долларов). Аналогичные сверхвысокие прибыли приносила закупка таких легальных товаров, как командирские наручные часы, бинокли, драповые пальто и оренбургские платки»[21].

Наверное, каждый россиянин на всю жизнь запомнил возникшие в голодные и сумрачные 1990-е годы китайские «контейнерные рынки», которые появлялись в Москве, Петербурге и практически во всех крупных городах России. На этих рынках можно было купить все что угодно — привезенную «челноками» из Поднебесной продукцию, чаще всего некачественную и порой просто опасную для здоровья, но зато всегда дешевую. И неважно, что очень симпатичные пуховики были густо облеплены вшами, а женские шубы, сшитые, видимо, из дохлых собак, начинали источать жуткое зловоние после первого снега. Все было «дешево и сердито»… Вероятно, именно в эти годы «великой настороженности» в России было безнадежно подорвано доверие к марке «made in China».

Одичавшая пореформенная Россия охотно отоваривалась на «контейнерных рынках», а китайцы сколачивали на русской нищете целые состояния.

Известно, что массово прибывающие в Москву китайцы даже стали давать столичным гостиницам, где чаще всего останавливаются, собственные имена. Так, «Останкинскую» они именуют «Дунфун», «Молодежную» — «Илинь», «Орленок» — «Олун», «Севастополь» — «Оя», «Космос» — «Юйхан», «Измайлово» — «Женьмень»[22].

Естественно, все это способствовало созданию у россиян крайне негативного образа гостей с Востока — мелких торговцев и «челноков». К сожалению, от негативных стереотипов страдают чаще всего ни в чем не повинные люди. Например, у всех на слуху была печальная история восемнадцатилетнего скрипача по фамилии Чэнь, который приехал в Москву на конкурс имени Чайковского и накануне выступления был избит толпой болельщиков, бесновавшейся после поражения сборной России в игре с Японией на чемпионате мира.

Постепенно торговля в России стала приобретать цивилизованные черты, началось наступление и на китайские «контейнерные рынки», все чаще происходили милицейские рейды, завершавшиеся конфискацией товара. Китайцы по-прежнему платили милиционерам щедрые взятки, но работать на нелегальных рынках становилось все труднее и опаснее.