Г. Т. БЕРЕГОВОЙ ТЫ ЗОВЕШЬ СЕБЯ ЮНЫМ ЛЕНИНЦЕМ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Г. Т. БЕРЕГОВОЙ

ТЫ ЗОВЕШЬ СЕБЯ ЮНЫМ ЛЕНИНЦЕМ

На письма ребят отвечает дважды Герой Советского Союза летчик-космонавт СССР Г. Т. БЕРЕГОВОЙ.

Спрашивают, все время спрашивают отцов ребята:

«А каким ты был, когда тебе двенадцать лет было? А когда четырнадцать?»

Я в свои двенадцать лет, помню, все ждал той минуты, когда мой отец присядет чуток передохнуть и я с ним. А вдруг начнет вспоминать? Что-нибудь припомнит из жизни?

Отцу я всегда завидовал и крепко, как мальчишки умеют, им гордился. Старый партиец с 1918 года, он прожил свою жизнь верно, сурово и прямо.

А недавно письмо получил я, и в нем знакомый вопрос от незнакомой девочки: «О чем вы мечтали лет так в тринадцать-четырнадцать?»

О чем думается, о чем мечтается в отрочестве?

Среди самых разнообразных раздумий и самых невообразимых мечтаний всегда есть главные, любимые, постоянно возвращающиеся: «Что я могу, кем стану?»

Эти вопросы объединяли всех нас, ребят далекой поры — начала тридцатых годов.

Эти же вопросы, оказывается, волнуют и вас, сегодняшних ребят, в не меньшей мере.

Об этом говорят ваши письма.

Что ж, они вовремя, эти вопросы.

Когда пришла пора мне делать выбор дороги в будущее, долгих поисков не потребовалось: мой выбор был сделан — авиация. Старший брат Виктор уже летал, а я страстно мечтал летать, как мне кажется, всегда!

Мальчишки тридцатых годов бредили небом. Мы знали тогда, кто и сколько совершил полетов на льдину лагеря Шмидта, сколько вывез людей.

Для ребят нынешнего поколения все это история. А для нас — начало взросления.

Отважная семерка первых Героев Советского Союза была тогда кумиром всех мальчишек.

В детстве мы все, как один, были убеждены, что авиации принадлежит будущее, что подвиг можно совершить только в авиации и что формы лучше, чем форма военного летчика, нет во всем мире.

 

Один мой приятель мальчишеских лет сочинил клятву. В ней очень красиво говорилось, что он во что бы то ни стало покорит стихию великого и безбрежного пятого океана.

— Покори для начала стихию сна, встань в пять часов, — говорили ему. (В шесть начинались занятия в аэроклубе.) — Что ты все время просыпаешь?

Парень обещал клятвенно:

— Во! Голову на отсечение, клянусь!

Он был славным малым, этот парень, но летчиком он так и не стал.

Я тогда смутно догадывался, что клятвы себе и клятвы товарищам были нужны ему, чтобы взнуздать свою довольно хилую волю.

В школе он слыл «героем» — ему все было нипочем: прыгнуть из окна, бросить бумажного голубя перед носом учителя. А вот встать в пять часов он не мог.

Сегодняшний мальчик Андрей Новиков из Костромской области пишет в своем письме: «Учусь я неплохо, без троек. В отряде меня, в общем-то, уважают. Все помнят, как осенью отряд, которым я командовал, в трудной обстановке сумел добыть знамя и победить в «Зарнице». А сейчас командиром, видно, мне не быть. Мне говорят: «Дисциплина у тебя, Новиков, хромает». Да я и сам знаю, что хромает, но ничего поделать с собой не могу...»

Вот какие дела.

 

— Что такое дисциплина? — спросил я одного знакомого мальчика.

Сначала он не знал, что ответить. Видно, не думал никогда об этом. Но походил-походил и сказал:

— Это когда делаешь не то, что хочешь, а то, что надо.

Вся хитрость, весь смысл, вся глубина понятия «дисциплина» заключены в одном этом словечке «надо».

В школе учиться — надо. Работать в отряде — надо. Эти главные «надо» состоят из сотен других каждодневных «надо».

Например, по заданию отряда надо написать статью в стенгазету. На уроке — понять объяснения учителя. Сидеть на уроке и сосредоточенно слушать — дело трудное, утомительное, серьезное.

Выдержки не хватает, упорства, н е  х в а т а е т  в о л и.

Но разве можно в этом признаться? Даже себе. Ни за что на свете!

Буду скрипеть партой, буду мяукать, буду пускать бумажных голубей. Накажут? Не страшно! Зато я смелый! Зато отважный, зато бесстрашный, смотрите, какой!

Всех обмануть, и себя в первую очередь, утешить себя, оправдаться перед собой — вот для чего эта демонстрация смелости, независимости, отваги. Надо скрыть, забыть, вытеснить из головы неприятные, зловещие догадки: «Значит, я слаб, ничего не могу?»

Бить стекла и кошек — какая тут смелость? Прикрытие слабости. А часто и трусости. Готовы ли «храбрецы» открыто заявить: «Это сделал я»? Смелость в надежде на безнаказанность — подлый обман.

Не верь такой смелости. У настоящих людей она вызывает презрение.

 

Но вот человек понял, что слаб, понял, в чем слаб, и начинает действовать.

Достав страшно непонятную книжку, с невероятным трудом продирается через одну страницу, другую. Сидит часами в неудобной, скрюченной позе.

— Зачем?

Удивляется:

— Как — зачем? Вот развиваю в себе выдержку.

— Получается?

— Не очень...

И не получится.

На вспышке энтузиазма можно осилить и больше, чем себе назначил. Но первый пыл угас, и тут-то дело пошло хуже.

Воспитывать характер как самоцель, делая то-то и то-то, чтобы только воспитать волю, мужество, выдержку, — так не получится.

Надо увидеть цель, настоящую, серьезную, большую цель, очень захотелось ее достигнуть, и это стремление, устойчивое, постоянное стремление во что бы то ни стало добиться поставленной цели, притянет все заложенные в тебе силы, организует их и приведет в действие.

Помнишь Камо? Легендарного революционера-подпольщика Камо, которому в обстановке любой опасности — и, главное, постоянной опасности — ни разу не изменило самообладание. В самые критические минуты, идя на страшный риск, он в одном был уверен всегда — он в себе был уверен до конца.

Что питало мужество Камо? Цель, ради которой он сражался.

Помнишь большевистского комиссара продовольствия Цюрупу?

Каждый мешок хлеба для голодающего Петрограда приходилось добывать и защищать в бою. Комиссар продовольствия доставлял в Петроград эшелоны с хлебом и падал в обморок от голода.

Что стояло за ежедневным героизмом большевика Цюрупы? Создание цели, во имя которой боролся Ленин и партия, во имя которой жил и боролся он сам.

Таких примеров можно привести сотни, тысячи, если обратиться к делам и дням нашей партии, к судьбам ее верных борцов.

Сознание цели, ради достижения которой была создана Лениным наша партия, ради достижения которой она боролась и борется, рождает у ее борцов самоотверженность, и мужество, и самодисциплину.

Это дисциплина особого рода. Добровольная, сознательная. Суть ее в том, что здесь «надо» сливается с «хочу». Они действуют вместе, подкрепляя и усиливая друг друга.

 

Не знаю, кем собирается стать Андрей Новиков и ты, мой читатель, но знаю: кем бы вы ни стали, ваша работа будет нужна народу. И все ваши победы, подвиги, достижения будут тем значительнее, чем теснее ваша цель связана с сегодняшними делами в вашем пионерском отряде.

Организация юных пионеров — замечательная организация. В ней требуют, должны требовать друг от друга самого главного — воли, мужества, стойкости, выдержки, упорства. Но важно, чтобы ее требования к тебе стали твоими требованиями к себе. Добровольными, сознательными. Чтобы требование отряда — «надо» стало для тебя — «хочу».

«Пионерский отряд, — говорила Надежда Константиновна Крупская, — детская организация, которая хочет довести дело Ильича до конца. Вот почему пионерам надо воспитывать в своих рядах не принудительную, а добровольную дисциплину».