М. С. ИВАННИКОВА. ЭТО МОЖЕТ КАЖДЫЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

М. С. ИВАННИКОВА.

ЭТО МОЖЕТ КАЖДЫЙ

Мне очень хочется стать знаменитой. Разве это плохо, когда о тебе говорят: «Знатная ткачиха или знатный сталевар»? Это значит, что ты хорошо работаешь. А ребята говорят, что я хвастунишка, зазнайка. Кто из нас прав и как стать знаменитой?

Оля СКРИПНИК,

г. Киев.

Оле СКРИПНИК отвечает знатная ткачиха, депутат Верховного Совета СССР М. С. ИВАННИКОВА.

Профессию свою я не выбирала. Вернее сказать, это она меня выбрала: росла я в деревне и думать никогда не думала о том, что стану фабричной работницей.

В город нас привела беда. Брат, маленький еще мальчишка, поранил глаз. Повезли его в Москву. Врачи сказали, что лечить будут долго. Пришлось заколотить дом, бросить хозяйство и переехать, неизвестно на сколько, в город.

Родители мои, люди солидные, в Москве устраивались основательно. Новую жизнь начали с того, что меня, старшую дочку, отдали в ФЗУ учиться на ткачиху: привыкай, мол, к городскому ремеслу. Почему на ткачиху? Да потому просто, что ткацкая фабрика была по соседству, а при ней как раз открылось училище. Фабрика эта и сейчас существует, и я там по сей день работаю.

В училище мне понравилось: сразу много подруг да еще мальчишки из школы механизаторов водились с нами. Компания набралась большая, веселая, и все вместе сочинили мы такое правило: «Жить самым лучшим образом».

Поначалу касалось это только выходных дней. Народ мы были пришлый и по воскресеньям открывали для себя Москву. «Открыли» кинотеатр «Ударник», и так он нам понравился, что с этого дня нигде в другом месте не желали фильмы смотреть!

В другой раз «открыли» Третьяковскую галерею. Шли мимо, видим: здание старинное, нарядное, а милиционер стоит, охраняет. Подошли поближе, спрашиваем, что, мол, такое.

— Третьяковская галерея, — отвечают. — Картины висят.

— А сюда всем можно?

— Всем, — говорят. — Заходите.

Зашли. Понравилось. В другое воскресенье уж не в «Ударник» отправились, а в Третьяковку.

Это у нас называлось «жить самым лучшим образом»: не терять времени, каждый день узнавать что-нибудь новое.

 

Дни рождения бывают, как известно, хоть не часто, но все-таки каждый год.

Совершеннолетие бывает раз в жизни. У кого раньше, у кого позже.

Я точно знаю день и час своего совершеннолетия. Это случилось, когда я, «фезеушница», получила на фабрике свой крючок.

Крючок, которым работают ткачихи, ничуть не похож на вязальный. Он похож на длинную палочку, на конце — полукруглое отверстие. Крючок для ткачихи — основное орудие труда: им подцепляешь оборванную нитку, им проводишь связанную нить сквозь основу.

Когда ученице давали крючок, это значило, что основные операции она освоила и работать может самостоятельно. Когда мне вручили крючок, я почувствовала себя очень торжественно. Как в день рождения. И мне захотелось отпраздновать этот день, провести его «самым лучшим образом». Только я не знала как.

Мы в это время уже ходили на фабрику. Станки за нами закрепили, но нормы с учениц не спрашивали, быстроты особой не требовали. Я подумала, что «самым лучшим образом» провести время на фабрике — это попробовать работать в полную силу, узнать, на что ты способна.

Подговорила девчонок. Весь день мы работали «самым лучшим образом», а к вечеру узнали, что наша ученическая бригада выполнила норму взрослых ткачих и что у нас совсем не было брака.

 

Я стала настоящей ткачихой, обслуживала десять станков, на фабрике меня хвалили, дома радовались.

И тут началась война.

Во время войны делать все «самым лучшим образом» значило работать не по мере сил и умения, а сверх силы и выше умения. Мужчины с фабрики ушли на фронт, кому-то надо было выполнять мужскую работу — наладку станков. Я вызвалась учиться на помощника мастера, выучилась и ничего — справлялась! Даже трудно было потом возвращаться к станку, снова набирать скорость. Но мирная жизнь началась, а пришли мы к ней раздеты-разуты. Пообносились вконец. И, конечно же, так хотелось, чтоб все были одеты «самым лучшим образом»! Поэтому я с радостью вернулась к ткацким станкам.

Да и не могла бы я расстаться со своей профессией! Очень она мне к тому времени понравилась и казалась почетной. В войну фабрика выпускала диагональ — из нее шили гимнастерки, и мы очень этим гордились: шутка ли — армию одеваем! А теперь пошли легкие нарядные ткани. Идешь летом по улице, увидишь платье, твоими руками сотканное, и, как знакомому, ему улыбнешься. Прохожие оборачиваются: вот, мол, чудачка!

Я подала заявление с просьбой принять меня в члены Коммунистической партии. К этому времени мне казалось, что я научилась думать не только о том, как мне лучше выполнить свои обязанности, но и о том, как лучше организовать работу на всей нашей фабрике.

Работа у ткачихи не то чтобы трудная, а канительная. Чуть зазеваешься — сразу брак. Операций много, и каждая требует большой точности, внимания. Но между операциями кусочки времени остаются — где минута, а где три. Если их не потерять, а припрятать и сложить вместе, глядишь, наберется время на лишний станок. Я попробовала сама, а потом и всем предложила перейти на обслуживание большего числа станков. Продукция фабрики увеличилась, выросли заработки ткачих — тоже не последнее дело.

Когда мое заявление о приеме в члены КПСС обсуждали в райкоме партии, оказалось, что все обо мне знают и давно интересуются моей работой.

Секретарь райкома предложил:

— Принять, не задавая вопросов!

 

Вся страна готовилась к празднованию юбилея Владимира Ильича Ленина.

Я подумала, что, может быть, сумею обслуживать еще одну машину сверх нормы.

Никому об этом не сказала, а положила себе с утра увеличить скорость. Но, как видно, темп взяла слишком быстрый: сбилась с ритма, рука задрожала и — хлоп! — уронила моток ниток на пол. Нагнулась поднять, а уж он весь грязный: наладчики смазывали станок, накапали кругом маслом.

Дело, впрочем, обычное, за смену каждая ткачиха сколько-то мотков почему-нибудь да загубит, к этому мы привыкли. И тут меня как осенило: ведь если следить за порядком построже, если беречь не только каждый моток, а и каждую нитку, которую мы, заправляя в барабан, отматываем не скупясь, — это сколько же пряжи можно сберечь!

К предложению моему поначалу отнеслись с опаской: что там можно, мол, наработать, сэкономив несколько ниточек? Прислали, впрочем, двух экономистов. Стояли за спиной чуть не полную неделю: изучали условия труда. Потом определили: все, мол, верно, экономия должна быть большая. Но и они неточно предсказали: все ткачихи подхватили мой почин, и на сбереженном сырье фабрика не один, не два — четыре дня проработала! День рождения Ленина и еще три следующих.

Такой был наш подарок.

 

Мне часто говорят лестные, красивые слова: «У вас талант, призвание». А мне странно это слышать. Я никогда не хотела стать знаменитой. Просто на каждом месте, где волей или неволей оказывалась, я старалась свое дело выполнять самым лучшим образом.

И вот что я заметила. То, что было самым лучшим для меня и моих товарищей, всегда оказывалось самым разумным и для всей нашей страны, всегда встречало поддержку и радовало людей.

Впрочем, чему тут удивляться? Ведь мы с тобой, мои и твои товарищи — это и есть наша страна! А кто же еще?