Юлия Тулянская Кошка Шрёдингера

Я лениво стучала по клавишам, пользуясь возможностью немного расслабиться. Я не хожу по веб-чатам, но iRC — дело другое. На старом добром канале был только один человек, которого я знала давным-давно, и мы беспечно трещали о том о сем. В частности, обоих беспокоила осень. Она вот уже месяц как совершенно откровенно свирепствовала в нашем городе (а мы на этом канале все из одного города), навевая экзистенциальную грусть.

— Хожу по скверу, — выстукивала я, — под ногами желтые листья, над головой бледное небо, — думаю об упущенных возможностях…

— Та же фигня, — элегически выводил на экран мой собеседник.

Слово "фигня" он писал несколько иначе, чем я сейчас, оно начиналось у него на другую букву, и после буквы шло два характерных символа — "собачка" и знак процента. В таком виде слово "фигня" выглядело особенно выразительным и поэтичным.

Оба мы понимали, что осень — штука такая. Не всякий осознает скрытые в ней механизмы, но завести она может человека довольно далеко.

— Думаю обо всех, кем я не стала. Мне кажется, что они все, — те, кем я обещала стать, но не стала и не стану никогда… все где-то рядом со мной, — стучала я.

— Та же фигня, — соглашался собеседник, являя полное единодушие.

Я вдохновенно стучала дальше (ибо к тому времени основательно наболело).

— А вот еще бывает, взял ты билет на поезд. И едет он по намеченному маршруту, и на стене висит расписание, в котором черным по белому написано: такая-то станция — тогда-то, стоянка столько-то минут. И встречается на пути полустанок с бабушками, продающими снедь, и Гусь-Хрустальный, где можно купить кофейный сервиз, люстру, вазу и что угодно, и все заранее ясно, и тебе действительно реально надо туда, куда этот поезд едет. Ты спокойно пьешь чай, зная, что через два часа будет Муром, а потом за окном раскинется такой-то ландшафт. Тебе хорошо. У тебя есть цель и пункт назначения.

И вдруг какая-то зараза переводит стрелку. Да так переводит, что состав несется как псих совсем в другую сторону, — туда, где нет ни Гуся-Хрустального, ни знакомых ландшафтов, ни бабушек с пирожками, ни вообще остановок. Он несется сквозь незнакомые места, и ты понимаешь, что сейчас 9.00, и должна… должна по тому, уже недействительному для тебя расписанию, быть такая-то станция, а ее нет. Ее вообще нет на этом маршруте следования, ее никогда тут не было и не будет. Она осталась там. Нового расписания на стену не повесили, а старое уже неактуально. И пункт назначения остался там, а новый пункт назначения неизвестен.

А где-то в параллельной Вселенной, там, где никакой гад не перевел стрелку, несется твой поезд, и ты в нем, и сейчас тот ты подъезжаешь, должно быть, к запланированной и давно ожидаемой станции, указанной в расписании. Ты этого никогда не узнаешь.

Написав все это, я окинула экран удовлетворенным взглядом. Собеседник на том конце провода вчитался в мои далеко не скупые строки, видимо, порадовался моей способности образно мыслить и меланхолично вывел: "Та же фигня!".

Тут меня выкинуло с канала, и мой провайдер показал себя во всей красе — подконнектиться было уже больше нереально, и после трех-десяти попыток я оставила это бесполезное занятие.

Наутро собеседник из МИРКа позвонил мне на работу (на работе нам не разрешают сидеть в Инете за счет фирмы, поэтому связаться в аське или МИРКе мы не могли). В отличие от нас, людям из той конторы, где работал мой приятель, все эти блага были доступны в течение дня и на халяву, чем он и пользовался весь рабочий день весьма активно.

— Ир, короче, я лог вчерашнего чата переслал тут одной… Она заинтересовалась. Пишешь ты хорошо.

— Зачем еще? — спросила я.

— Да так… Она занимается проблемами этими. Пригласил ее к нам на канал, ты не возражаешь? Она очень заинтересовалась. Ничего?

— Да мне в общем-то все равно, — ответила я.

Через десять минут я об этом разговоре забыла.

Вечером я открыла, как всегда, кучу окон в Интернете, и среди прочего зашла в МИРК.

На канале никого не было, и я оставила окно открытым, дожидаясь кого-нибудь. Минут через десять я проверила, что там у нас в МИРКе. К своему удивлению, я увидела, что на канале, кроме меня, висит некий новый ник: Koshka_Shre.

— Ты кто? — спросила я, думая, что это кто-то из знакомых.

— Ты Airin? — в свою очередь спросила (спросил, спросило) Koshka_Shre.

— Я-то Айрин, а вот ты кто? — невежливо отозвалась я.

— Кошка Шрёдингера, — ответили мне.

— А кто такой Шрёдингер? — заинтересовалась я. — Надеюсь, он хорошо обращается с домашними любимцами?

— LOL, — ответила Кошка.

— Или это что-то типа Собаки Павлова? — продолжала стебаться я.

— Пожалуй, вот это ближе, — согласилась Кошка Шрё.

К стыду моему, я действительно не знала, что такое Кошка Шрёдингера. Могу я чего-то в этом гребаном мире вообще не знать?

— Айрин, — сказала Кошка. — Дай аську. Надо поговорить…

Я кинула Кошке в приват номер моей аськи и отключила МИРК.

Мало ли о чем Кошке надо поговорить? Я люблю животных…

Дальнейший диалог происходил в аське. Из уважения к тем, кто будет это читать, и кто не знаком со спецификой виртуального диалога, я не буду здесь ставить смайлики и придам диалогу характер обычного, хотя, как вы понимаете, изначально он выглядел несколько иначе по синтаксису и орфографии.

— Я читала твои мысли об упущенных возможностях и разных вариантах событий, — не успев толком авторизоваться, кинула мне сообщение Кошка.

— Ага, — согласилась я.

— Ты очень правильно все понимаешь, хотя и довольно стихийно.

— Как стихийно?

— Ты чувствуешь это интуитивно.

— Что именно?

— Цитирую: "А вот еще бывает, взял ты билет на поезд. И едет он по намеченному маршруту, и на стене висит расписание, в котором черным по белому написано: такая-то станция — тогда-то, стоянка столько-то минут"…

— Постой, это откуда?

— Мне дал Rif. Разве он тебе не говорил, что послал мне лог? Этот лог у меня сейчас открыт.

— Ах, да… Он сказал, что "послал одной". Ты же не предупредила, что ты и есть эта "одна".

— Забыла… Итак, цитирую дальше: "Вдруг какая-то зараза переводит стрелку. Нового расписания на стену не повесили, а старое уже неактуально".

— Ага, и что?

— Погоди, дальше самое главное. "А где-то в параллельной Вселенной, там, где никакой гад не перевел стрелку, несется твой поезд, и ты в нем, и сейчас тот ты подъезжаешь, должно быть, к запланированной и давно ожидаемой станции, указанной в расписании. Ты этого никогда не узнаешь".

— Да… я об этом много думала.

— Так я тебе хочу сказать: это все так и есть.

— ?

— Действительно твой поезд в параллельной Вселенной несется сейчас по старому расписанию, как ты говоришь. Хотя это не совсем точно на самом деле. Это не Вселенная… Люди привыкли слово "параллельная" сразу связывать со "Вселенной".

— Ага, а еще есть параллельные прямые…

— Не суть. Суть в том, как пересесть в нужный поезд, ведь правда? И как сбежать с маршрута, где вокруг — только жуткие промышленные города и адские зловещие факелы ТЭЦ? Или еще хуже — с маршрута, который скоро окончится тупиком? Темным тоннелем, в конце которого нет света? Потому что стрелки переводятся каждый день, и более того — каждый миг. Как тебе это?

— Мне это… ну, страшно.

Пока мы говорили, я открыла окно ее личной информации. Там, мягко говоря, было не густо. "Мертва наполовину", было написано в разделе, где полагается быть сведениями о личности юзера. Ник ее и в аське был Кошка Шрё. Сейчас можно писать ники кириллицей.

— Так о чем ты хотела поговорить? — спросила я.

— О поездах, стрелках и параллельных путях.

— Конкретнее…

— Могу помочь. Избежать перевода стрелок… Тупиков, темных тоннелей…

— Хватит, может быть, уже? — мне стало порядком надоедать это философствование. — Ты что, магичка — из этих?

— Нет…

— Ну а зачем тогда все это говорить?

— Я действительно могу помочь. Ты мне не веришь?

— Нет, конечно.

— Зря. Твой поезд подъезжает сейчас к такому… узлу, развязке… И лучше бы тебе не прозевать, когда опять переведут стрелку! Образно говоря, конечно, но мне твоя образная система понравилась. Я ее решила использовать.

— А какой образной системой ты пользовалась до этого? — спросила я.

Мне, естественно, стало не по себе от упоминания об очередном переводе стрелки.

— Своей, — захихикала она (по крайней мере, смайлик свидетельствовал о том, что она захихикала).

— А в твоей образной системе как обозначается то, что ты называешь теперь "стрелка"?

— В моей… ну, я это называла "переключение". Щелк! И включилась другая программа.

— А кто включает?

— Да кто угодно. Обстоятельства. Выбор. Иногда — внешние факторы. Чаще всего "гад, который перевел стрелку" — сам человек. Ты, я… Причем мы это делаем совершенно неосознанно и потом говорим: "какой-то гад"…

— Все это, конечно, очень интересно, но тут мы бессильны что-либо изменить, — сказала я ей, чтобы, наконец, отделаться.

Тема была для меня слишком близкой и болезненной, чтобы еще раз перемалывать ее со случайной знакомой.

Почему-то еще в достаточно раннем возрасте я представляла, нет, знала, что буду старой. Я уверена, что никто из моих ровесников тогда об этом не задумывался: возраст сорок-сорок пять лет казался порогом, за которым люди уже не живут, — так, доживают, в лучшем случае. Я же знала о собственной будущей старости всегда и втайне надеялась, что, может быть, за то, что я уже заранее много раз пережила ее в предвидении, в разнообразных вариантах болезни и одиночества, даже нищеты, — за это мне Кто-то-Там-Наверху пошлет хотя бы спокойную и счастливую старость (насколько она вообще может быть таковой).

Случались у меня другие предчувствия, когда я заранее видела и представляла, кем могу стать. Проходили годы, я не становилась ни этим, ни тем, но все образы, все так и не сбывшиеся варианты моей судьбы оставались мне дороги, как будто еще ждали меня где-то.

Уже закончив университет и даже основательно забыв все, что я там постигла, я часто ловила себя на мысли: "Когда я буду учиться на таком-то факультете…" На том, на который на самом деле я не пошла, выбрав в свое время другой.

Умом я прекрасно понимала, что учиться я больше никогда не буду. Нельзя учиться на всех факультетах зараз, нельзя стать одновременно художником, музыкантом, математиком, писателем, ученым, оставаясь при этом всегда молодой, вечно влюбленной, вечно ожидающей того, единственного, и вечно встречающей его, и — и еще не забыть стать счастливой матерью. Я все еще ловила себя на мысли-чувстве-состоянии: "Когда у меня будут дети…"

Теперь, к моим двадцати девяти годам, я точно знала, что детей у меня не будет: неожиданная беременность, случайная инфекция, неудачная операция… Не хочу говорить подробнее, но вот уж точно, "какой-то гад перевел стрелку". И при этом постоянное ожидание какого-то (теперь уже точно не моего) будущего, где у меня будут свои дети, меня не покидало.

И я так запуталась во всех этих чужих-своих будущих и несбывшихся настоящих, что порой, особенно осенью, меня просто охватывала непонятная ностальгия о том, чего никогда не было и не будет, но что должно было быть.

Невозможным было еще одно: одновременно ожидать будущего и жить в нем. А ведь ожидание будущего — это и есть счастье. Если бы можно было всегда находиться перед какими-то событиями, чтобы они оставались у тебя впереди, и при этом проживать их, и при этом проживать их все сразу; и к тому же еще предвидеть те повороты судьбы, которые эти события от нас отрезают…

Счастливее всего я была (я имею в виду более-менее взрослую жизнь, конечно) тогда, когда окончила школу и познакомилась со своим первым мальчиком. Это произошло почти одновременно. Передо мной расстилалось бесконечное море будущих. Выбор специальности, любовь, семья, друзья — да тут кто угодно ошалеет от счастья. Потом я поступила в университет и уже на первом курсе поняла, что сделала глупость. Специальность была мне не интересна. Мальчик оказался не то чтобы козлом, — просто уже через два месяца сменил меня на другую девочку, а я нашла себе другого мальчика. Подруги оказались частично высокомерными, частично коварными, частично назойливыми, друзья — ненадежными, здоровье — таким же ненадежным, как друзья, и через два года после школы будущих у меня было меньше, наверное, уже наполовину, а счастья меньше раз в пятнадцать. К окончанию универа будущих осталось считанные единицы, а счастья было совсем мало — как мелочи на проезд за три дня до зарплаты. И вот теперь, боюсь, будущее у меня всего одно (я имею в виду такое будущее, о котором вообще стоит думать), а счастья, объективно говоря, нет. Разве что кто-то еще раз, по-доброму так, переведет стрелку…

В общем, Кошка Шрёдингера задела меня за живое. Тем, что очередной раз растравила душу, и как всегда — неконструктивно. Я сама себе ее могу так растравить, что и делаю регулярно.

Однако, задумавшись, я не сразу заметила, что свернутое на панель управления окно диалога с Кошкой уже давно лихорадочно мигает желтым: она мне ответила, и, наверное, не один раз. Открыв диалог, я прочитала:

— Это вы бессильны. Я до тебя уже полчаса пытаюсь донести, что есть возможность овладеть всем этим. Не прикидывайся глупее, чем ты есть, и не делай вид, что никогда так не думала.

— Иди ты…

— Нда… А еще интеллигентная девушка, — хихикнула, судя, опять же, по смайлику, Кошка Шрё.

— А существует еще игнор-лист, — ответила я довольно абстрактным высказыванием, не содержащим, казалось бы, ничего личного.

— От того, что ты меня выслушаешь, ничего плохого ведь не случится, согласись? — приняв к сведению сообщение об игнор-листе, продолжала Кошка. — А в игнор и ты, и я всегда успеем. Ничего хорошего там нет, в игноре, и никто там нас особенно не ждет. Верно?

Отчего бы не потрепаться с умной девушкой, или кто она там, на философские кухонные темы, будоражащие умы всех неудачников России, а может быть и мира? Впрочем, насчет мира не знаю. Не думаю, что проблема несбывшихся вероятностей особенно тревожит нацию, которая пишет, например, на коробке с кошачьим ошейником от блох следующую инструкцию по применению: "Первое: достать ошейник из коробки…"

Опять же про всех неудачников России — это я погорячилась: к мыследеятельности способен далеко не каждый, кого угораздило стать неудачником. Следовательно, только мыслящие неудачники причастны к данной теме…

— Ладно, — вяло согласилась я. — Излагай свой полночный бред.

— Прими пока за аксиому, — начала она, — что я могу управлять вероятностями.

— Оба-на, — засмеялась я.

— Я же сказала: прими за аксиому. Ну, или, если тебе тяжело представить, что я могу управлять ими, допусти просто, в качестве рабочей гипотезы, такое существо. Которое может.

— Что там допускать. Это Бог. Вы, часом, не…?

— Нет, я часом не. Представь себе существо, которое сумело просечь для начала свои вероятности, все свои возможные будущие, прочувствовать их, просмотреть… Представила?

Такое существо я представить могла. Отчасти я сама была таким существом; лишь отчасти — потому что не всегда понимала: те будущие, что я вижу — это все-таки реальные будущие, которые могли бы быть, или же просто моя фантазия? Но известная способность представлять будущие, как прекрасные, так и страшные, у меня была.

— Представила, это не трудно.

— Хорошо. Какие стояли бы перед этим существом — человеком — задачи, если бы он не просто мог все это увидеть и представить, но и как-то всем этим управлять?

— Не знаю. Дай подумать.

— Думай, а я пока облегчу тебе этот процесс. Если брать образ поезда и железной дороги, то самая первая цель — не попасть на стрелку при неблагоприятном переключении. Когда переводится стрелка, чтобы отправить твой поезд в тундру, в тупик, в тоннель без выхода или на динамит — важно заметить это и не дать переключению случиться.

— То есть, — исключить неблагоприятные будущие?

— Ага. Именно. Оставить только благоприятные. И постоянно следить за тем, чтобы в процессе жизни не набежало новых.

— Чудненько. И как ты это делаешь?

— Это уже вопрос технический. Я пока говорю о задачах. Другая цель, которая стоит перед таким существом… Какая, ты думаешь?

— Выбрать самую лучшую вероятность, и вперед?

— Неправильный ответ.

— ?

— А вот так. Следующая задача — сохранить будущее вечно живым. Вот мы отсекли все неблагоприятные вероятности нафиг. Так?

— Так… Допустим, люди могут сохранять вечно живым прошлое — в воспоминаниях о нем… Но чтобы будущее? — печатала я.

— Прошлое — фигня. Зачем нам прошлое. Прошлое — это у кого будущего нет, — лихо стучала в ответ Кошка. — У нас — будущее. У нас прорва будущего. А поскольку мы отсекли всякую дрянь и оставили только ряд "прекрасных будущих", у нас цель сохранить их вечно живыми и прекрасными. Теперь мы попадаем в такую ловушку. Выбирая какое-то одно, пусть даже самое прекрасное будущее, мы сразу же — сами того совершенно не желая — убиваем все остальные, не менее прекрасные, но и это еще не все. Все гораздо более запущено…

— Куда уж дальше-то?

— Мы убиваем не только все остальные, не выбранные нами будущие. Или вероятности, как ты говоришь. Мы убиваем и то самое будущее, которое выбираем.

— Каким это образом?

— Элементарно. Реализуя его.

— Ну, это понятно…

— Что ж понятного-то? Казалось бы, так классно, вот будущее. Ты выбрала его. Оно тебе нравится. Ты идешь по этой линии вероятности… И начинается! Во-первых, каждый шаг на пути продвижения к этому будущему порождает новые развилки вероятностей, и есть опасность свернуть куда-то не туда.

— Но ты вроде как тут хвасталась, что можешь отсекать лишние.

— Да, могу. И если действительно решиться выбрать одно будущее, убив другие, то надо идти по этой выбранной линии, грубо говоря, с топором в руках. Чтобы отсекать все возникающие по пути ветви реальности. Но и это еще не все. Когда будущее реализуется, оно перестает быть будущим. Умирает как будущее. Его просто больше нет. У кого больше всего будущего? У ребенка, который только что родился на свет. У кого меньше всего будущего? У старика, или у больного, или у приговоренного к смерти, которому осталось жить всего день. У кого будущего нет совсем? У того, кому жить осталось одну минуту. Он реализовал все, данное ему, он вложил свой капитал во что-то одно, и другого вклада ему сделать не дадут.

— Да, добрая ты девочка, Кошка.

— Есть проблема — но есть и выход из нее.

— Выход?

— Я научилась сохранять будущее вечно живым, не убивая его. Я научилась сохранять живыми все ветки реальности, так, чтобы будущее и реализовывалось, и при этом оставалось будущим.

— Ай, не гони. Это, наверное, даже Бог не смог бы.

— Не смешите мои тапочки. Бог-то точно смог бы, только для Бога это вообще не проблема. Другой вопрос, что человек обычно не может. Но само то, что человек, даже вот ты, способен вероятности предвидеть и оперирует самим словом "вероятность", — это говорит о том, что от Бога он тут отличается не так сильно…

— Не гони…

— Отличается количественно, а не качественно. Как новорожденный ребенок от взрослого, например. А не как машина от человека и даже не как животное от человека.

— Погоди, у меня кипит мой разум возмущенный…

— Ты пальцы-то из розетки вынь… Понимаешь, по отношению к человеку и вероятностям обычно хорошо подходит бессмертное выражение: видит око, да зуб неймет. А представь себе, что и око видит, и зуб ймет.

— Да как же он может это… ять?

— Вот и нет, — опять заржала на том конце кабеля Кошка Шрё. — И наш человеческий "зуб", то есть наши отчасти забытые, отчасти утраченные, отчасти еще не развитые способности могут овладеть миром вероятности… Извини за столь серьезный и напыщенный тон.

— Но как технически?

— Елки… Я пока говорю только о том, что, а не о том, как. Например, я сообщаю тебе, что можно кататься на велосипеде или плавать. Что человек может освоить эти навыки. Ты говоришь: как? Я же не буду тебе объяснять, что вот мол, двигая руками так-то, а ногами так-то. Это техническая сторона дела. Допусти, что контролировать поле вероятностей — это один из доступных человеку в принципе навыков.

— Гонишь.

— Не гоню. У всех есть какие-то способности к музыке — но не каждый может написать симфонию. Все могут хоть как-то бегать, но не все участвуют в олимпиадах. Так и здесь, способность хотя бы видеть вероятности есть у всех, а вот управлять ими… ну да, не у всех. Но есть.

— Хорошо. Допустим. Значит, как ты говоришь, наша задача в том, чтобы и сохранить все будущие, не потеряв ни одного, и при этом выбрать и реализовать какое-то одно.

— Да, но даже больше того. Реализовать все и сохранить все.

— Это невозможно.

— Дело навыка.

— Гон. Нельзя идти по двум дорогам одновременно, и нельзя за один срок прожить даже две жизни, тем более пять, десять.

— Да, кстати, — ты интуитивно опять угадала. После отсева неблагоприятных вероятностей действительно остается не так уж много будущих, которые стоит сохранять и контролировать. Именно пять-десять, не больше. Не знаю, почему это так, но так уж получается.

— То есть ты хочешь сказать, что можно жить одновременно пять-десять жизней?

— И при этом стоять у их начала, только вступая в них и предвосхищая каждую из них. И при этом, живя каждую из них, на очередном повороте открывать новые варианты жизней, которые хотелось быть прожить, и включать и их в сферу своего влияния.

— Нереально.

— Реально. Это что еще. Возможно и пересесть в "другой поезд". Представь себе ситуацию. Вот ты замужем… допустим.

— Я не замужем.

— Я знаю.

("А это еще откуда?" — подумала я. Я ей вроде не говорила. Хотя вполне могла разведка донести: Rif же ей наш лог, точнее, мои излияния переслал, мог и о моем статусе сообщить).

— Но представь, что замужем, и давно. И муж хороший, все дела. Но вдруг встречаешь ты мальчика. Опять же именно мальчика, а сама-то ты — допустим — уже такая себе тетенька. И понимаешь, что родись ты попозже да не выйди в каком-то там мохнатом году замуж, — так вы бы с этим мальчиком были бы просто идеальной парой. Можешь представить?

— Представить? Могу.

— И что мы видим у людей в таком случае? Истерики, выдирание себе волос, — ах, где я была раньше, ах, где ты был раньше, ах, почему все так железобетонно сложилось, почему нельзя все открутить назад, почему нельзя все изменить… Кризис среднего возраста. Жизнь прошла мимо.

— Нда… Фарш невозможно провернуть назад. А у не-людей что бывает в таком случае?

— Запускают и эту ветку тоже. А еще лучше — стараются запустить ее в самом начале, предвидеть заранее.

— Крыша едет.

— Да ну, не поверю. Уж будто ты никогда об этом не думала и даже не пробовала ничего делать.

— Делать что?

— Не пробовала управлять вероятностями? Хоть немного?

— Не знаю, дай подумать.

Пожалуй, под громкое определение "управлять вероятностями" подходило только одно мое действие за всю не такую уже теперь короткую жизнь. Три года назад я летом ездила в некий дом отдыха, где было невыносимо скучно. Зачем меня туда понесло, сказать трудно, просто негде было провести отпуск. И почему-то там, в номере на четырех человек, ночью, я вдруг ясно увидела, что теперь, начиная с этого момента, кем-то переведена стрелка, и до старости я ни фига не доживу. Что сейчас во мне зреет некая отвратительная болезнь, от которой я скоро и отправлюсь, как принято говорить, в лучший мир. (Видимо, лучшим его считают по умолчанию, поскольку хуже того, в котором мы живем сейчас, трудно вообще что-нибудь представить).

Я ясно увидела, как это будет, и прочувствовала заранее состояние обреченности, когда путь "поезда" заведомо кончается фатальным тупиком. Удивительно: еще час назад, глядя в будущее, я могла видеть уходящие к горизонту рельсы, переваливающие за окоем и теряющиеся где-то в грядущих десятилетиях. А поезд вдруг свернул в тоннель, а тоннель-то в один конец. И главное, если туда сворачиваешь, назад уже все, — нельзя, опаньки.

Мне стало так страшно, что я молча, беззвучно заорала "нет!" и усилием воли (по крайней мере, я ощущала какое-то усилие, мне было это нелегко, хотя не так уж и невозможно, в общем — вполне по силам) "толкнула поезд мимо поворота в тоннель", или, иначе, захлопнула дверь в боковой чулан и увела свою жизнь вперед, мимо, дальше.

— Было дело, — кинула я Кошке.

— Ну, вот и дивно, значит, поняла, о чем я. И сколько раз доводилось…?

— Пока могу вспомнить только один раз, — скромно сказала я.

— Что-то закрыла или открыла?

— Наверное, закрыла.

— Ну что ж, логично. Обычно, когда человек только начинает этим заниматься, то ему не до жиру, он прежде всего убивает самые мерзкие варианты, которые просто бросаются в глаза… На позитив его не хватает поначалу.

— А ты с чего начинала?

— Я-то? Конечно, с закрытия всякой дряни. Как-то раз довелось реально закрыть один пакостный вариант реальности. Сделала это инстинктивно, как… Ну, как человек, убегающий от погони, интуитивно находит такой путь, на котором его не догонят. Инстинкт самосохранения.

— А потом?

— А потом подумала: вот я, с перепугу, закрыла один из вариантов. Если я могу закрыть, логично предположить, что я могу и открыть? Могу изменить то, что уже открыто, могу "переключить стрелку"? Ведь когда я поутру выхожу из дома в магазин, я сама выбираю маршрут и цель назначения? Почему же я не могу точно так же выбирать варианты жизни?

— Погоди… дураков нет! А что ты делаешь с причинно-следственной связью?

— Не поняла…

— Смотри. Вот ты привела в пример выбор маршрута. Допустим, ночью или вечером накануне где-то раскопали дорогу, и проезд закрыт. Ты об этом не знаешь, но утром, выйдя из дома и выбрав маршрут, ты понимаешь, что, вопреки твоему решению, ты там пройти не сможешь.

— Ну, вот видишь, ты отлично ориентируешься в мире вероятностей… А бывает еще так, что я сама вчера сделала что-то такое, что сегодня вообще не смогу выйти из дома. Например, бросила в стирку единственные колготки или штаны? И утром, гордо и смело собравшись в путь, я понимаю, что еще вчера отрезала себе саму возможность вообще куда-то пойти?

— Вот-вот! И что ты с этим делаешь? Срочно сушишь колготки утюгом?

— Вот это уже ноу-хау. Я же сказала, что на одном, самом простом, уровне управлять вероятностями и видеть их могут почти все, но есть уровень, который доступен не каждому… Можно сказать так: я ухожу назад, в тот момент, когда я постирала колготки, и раздваиваю реальность. В одной я стираю их, а в другой — оставляю сухими. И в этот узловой момент выбора начинают существовать две меня. Одна обречена сидеть дома, другая — идет, куда ей надо.

— Понимаю, ты в переносном смысле…

— Отнюдь… Ты же сама говорила, что тебе кажется, что те, кем ты "не стала", живут где-то рядом с тобой? Твой лог у меня перед глазами.

— Но это же просто ощущение…

— Ты просто делаешь многие вещи бессознательно. А я делаю то же самое сознательно. Поэтому у тебя — смутные ощущения, а у меня — реальное знание. Другие "я" действительно могут жить параллельно со мной, но мой долг — подчищать за собой реальность. Уважай, как говорится, труд уборщиц. Лучше всего, как мы уже говорили, неблагоприятные варианты убивать совсем. Иначе реальность будет загажена тупиковыми, непродуктивными вариантами…

— Постой, реальность разве не одна?

— Щаз!.. Реальность — это совокупность всех вариантов, и не делай вид, что не знаешь.

— Ага… где-то что-то такое проходила… читала…

— Ладно… не буду тебе напоминать, при каких обстоятельствах ты это читала.

— А что? Ты в курсе о моих обстоятельствах?

— Не то чтобы… просто нетрудно догадаться. Ты читала это, но безнадежно забыла, потому что некий вариант реальности не получил развития. И в том варианте, в котором ты живешь сейчас, это знание оказалось тебе ненужным, не получило продолжения.

— А, ну да… Я готовилась к экзаменам по философии, к кандидатским. Но пролетела, как всегда, мимо денег.

— Что, не вышел из тебя молодой ученый?

— Ни молодой, ни старый… Впрочем, если я буду перечислять все, что из меня не вышло, трафик зашкалит…

— Хм… а может быть, наоборот?

— Что наоборот?

— Не "не вышло", а "вышло"?

— ?

— Ну, может быть, как раз из тебя очень много что вышло? Может быть, как раз… погоди, сейчас… вот твой лог, пожалуйста. "Думаю обо всех, кем я не стала. Мне кажется, что они все, — те, кем я обещала стать, но не стала и не стану никогда… все где-то рядом со мной". Цитата из ранней тебя.

— Из поздней.

— Поздняя — это ты сейчас. Вчера, когда ты писала это, была еще ранней, ибо знала мало. Тут Кошка нарисовала пучок смайлов.

— Ну и к чему ты суешь сюда эту цитату из ранней меня?

— Может быть, допусти на миг, что ты ими всеми стала? И все они из тебя вышли.

— Как из шинели Гоголя? — Тут уже смайлы поставила я.

— Как из шинели. Но ты девочка умная, и я тебе дам другой ключевой образ. Куколка и бабочка. На этом, извини, отключусь, хочу, чтобы ты подумала сама, ты вроде это умеешь. Завтра увидимся, и тогда поговорим… ОК?

— Эй, погоди…

— Нет, я серьезно. Тебе надо продумать это самой, я уверена, что ты поймешь принцип. Куколка и бабочка! А остальное договорим завтра. Это важно. Я буду в сети завтра всю ночь с восьми вечера.

— Ну, пока…

* * *

Я не была уверена, что завтра она появится в Сети. Сколько таких случайных знакомств было, и все они куда-то канули. Я привыкла к потерям, к мелким и крупным, и старалась не сильно огорчаться из-за несостоявшихся планов, несбывшихся надежд и расстроившихся встреч. Не пришел кто-то на "стрелу" — и ладно. Обещал написать "потом" — скорее всего не напишет, ну и ёж с ним. Появился в сети новый знакомый, — если надолго, хорошо, но если исчезнет, тоже плакать не станем. "Уж сколько их упало в эту бездну" [17].

Впрочем, если верить версии Кошки Шрё, в параллельных реальностях (ой, нет, реальность-то одна, вариантов много), в других вариантах реальности все эти встречи состоялись, все эти знакомства продолжились, и я кем-то стала, из меня что-то вышло…

Куколка и бабочка. Ай да Кошка! Взломала-таки мои мозги… "Все, кем я не стала, — где-то рядом со мной". Не так! "Где-то рядом со мной", в параллельных вариантах реальности, живут именно те, кем я СТАЛА!

Они настолько рядом, что иногда я чувствую их, как будто они проходят мимо. Более того, они — это и есть я, только я, ставшая тем, другим, третьим. И, может быть, я просто сохраняю с ними какую-то едва уловимую связь?

Опять же, кто "я"? Я одна, разные варианты меня — это только варианты: Айрин-ноль, Айрин-альфа, Айрин-бета. То есть не Айрин, конечно, а Ирина. Основа, инвариант — это Ирина. Может быть, только в этой реальности, где я не стала почти никем, я назвалась ником Айрин. Все остальные Ирины живут сейчас в тех прекрасных далях, которые манили меня всегда, но куда мне-Айрин не довелось попасть.

Куколка и бабочка. Скорее, куколка и бабочки. Из куколки-Айрин периодически вылетают красивые и яркие бабочки, из меня "выходят" Ирина — любимая женщина, Ирина — счастливая мать (это в том варианте, где я не забеременела случайно, и не схватила инфекцию, и не попала под нож хирурга), Ирина — душа компании, Ирина — автор и исполнитель классных песен. Ирина… кто только не… Ирина-счастливая, Ирина-здоровая, Ирина, которая свободна и может ездить по большому миру. Все эти бабочки разлетелись в разное время, точнее, разлетались, высвобождаясь из куколки, оставляя каждая пустую и невзрачную оболочку. И этой оболочкой всегда оставалась я. Они улетали в яркие и радужные варианты реальности, — они становились кем-то или чем-то, а та, которая сейчас осознает себя как "я", вечно оставалась в том варианте, где не происходило ничего, кроме самого минимума.

Я — вернее, Айрин — это усредненный вариант. Не самый плохой, потому что здесь нет катаклизмов, диких конфликтов с людьми, особо страшных болезней (ведь я тогда захлопнула эту дверцу!), острой нищеты, совсем уж жуткого одиночества. Но не происходит здесь и ничего из того, о чем я мечтала. Я — вариант нейтральный, никакой. Видимо, самые плохие варианты тоже где-то есть? Или нет, — может быть, они убиты?

Кто же их убил, если так?

Нет, погоди, сказала я себе. Я не должна называть себя "я". Надо абстрагироваться. Представить, осознать, что настоящая "я" — инвариант — где-то вне этой линии реальности, как и вне всяких других. Я только один из вариантов. Нейтральный, средний, куколка, из которой вылетают бабочки. А где-то над всем этим — над всем этим железнодорожным полотном, над всеми этими коридорами, переходами и системой комнат и дверей, над всей вязью расплетающихся и сплетающихся, убегающих за линию горизонта дорог, — стою настоящая "я", та, которая выбирает, та, которая оставляет благоприятные варианты и убивает тупиковые, та, которая тасует их как карты.

Исток Дорог, как называли наши языческие предки вроде бы Велеса. Не понимаю, что это точно значит, но мне кажется, что именно это выражение применимо к истинной-мне, стоящей у начал всех путей моей (нашей) реальности.

Но впрочем, и это не совсем так. Мы-варианты (допустим эту версию) — ведь мы тоже живем и своей жизнью плодим вероятности. И в наших жизнях тоже то и дело появляются узлы выбора и стрелки, и от одного узелка начинают разбегаться две, три дороги, постоянно открываются в коридорах новые двери. Что же, эта Ирина-инвариант, кто бы она ни была, контролирует и эти наши порождения? Так сказать, варианты второго, третьего и энного поколения? Ведь она ощущает себя всеми нами, но и всеми ими, теми, кто "выходит" из нас? Если бы это было так, она "убивала" бы и наши следующие производные, тех, кто оказывался бы на кривой дорожке. И оставляла бы от каждого расхождения одну-две благоприятные вероятности.

И еще вопрос: кто же настоящая? Когда мы все умрем окончательно? Ведь наверняка в разных вариантах реальности все ОНИ, то есть мы, будем умирать в разное время? Или она всем нам обеспечит невероятное долголетие и пресловутое "умерли в один день"? Тогда, наверное, умрет и ОНА, и мы все соединимся в единую Ирину, которая и есть душа, или дух, или монада?

О, надо же, какое слово я вспомнила! Кошка Шрёдингера явно растормошила во мне уже порядком поблекшие способности к анализу и воззвала к жизни мою былую, теперь изрядно оскудевшую эрудицию. Действительно, нафиг секретарю-референту фирмы, торгующей бильярдным оборудованием, — а я работаю именно этим, — знать слово "монада"? Может, ей еще надо знать слова "экзистенция" или "трансцендентность"?

Я вздохнула. Да, из Айрин не вышло ничего. Но где-то живут другие варианты меня, сильные, талантливые, свободные, состоявшиеся во всех отношениях…

* * *

Следующее утро было утром пятницы. Пятница всегда была для меня днем предвкушения свободы, — хотя последнее время на выходные у меня не бывало никаких особенных планов. В обеденный перерыв я никуда не пошла — выпила кофе на рабочем месте и закусила бутербродом с колбасным сыром. После работы зашла в книжный магазин и где-то около часа присматривалась, играла в игру "что я купила бы, будь у меня деньги". Придя домой, сразу же включила свет, телевизор (чтоб орал погромче) и компьютер, а сама пока пошла на кухню разогревать вчерашнюю картошку.

У меня нет родителей, умерли еще во время моей учебы в университете. Нет детей — об этом речь уже шла. Нет домашних животных. Пусть хоть телевизор орет глупости в пустой комнате, пусть хоть модем привычно воет, обещая хороший и прочный коннект на всю долгую пятнично-субботнюю ночь.

Когда я с тарелкой картошки, залитой кетчупом, села к компу, там уже мигала чуть ли не по всей длине списка аська. Кто-то сообщал, что наступил вечер, кто-то уточнял, что вечер добрый, кто-то просто говорил "привет". И новая знакомая, Кошка Шрё. Висит в онлайне и сигналит желтым. Мол, вот она я. Добро пожаловать в реальный мир веера вероятностей.

— Привет! Ну что, подумала над тем, что я вчера говорила? — спросила она с налета.

— Привет! — отвечала я, наворачивая картошку с кетчупом. — Подумала. Поняла.

— И что ты поняла?

— Многое… — Черт, как неудобно печатать одной рукой, в другой-то вилка!.

— Например?

— Про куколку и бабочку. — Я отодвинула все-таки тарелку с недоеденной картошкой и принялась стучать обеими руками. — Точнее, кажется, бабочек… Про варианты и инвариант.

— Ох ты! Молодец. Слово "инвариант" мне нравится.

— Если я правильно понимаю, ты заняла позицию этого инварианта в своей реальности? В реальности своих "бабочек"?

— Ого! Ты намного умнее, чем даже я думала…

— Ты же сама сказала, что можешь контролировать… контролировать вероятности?

— Правильно догадалась. Правда, я не называла это инвариантом. Не додумалась.

— Значит, некоторые варианты реальности ты просто убиваешь? И некоторых "тебя" не стаёт?

— Да, неудачных, несчастных, больных и одиноких "меня" просто не стаёт. Я их не терплю.

— И ты ощущаешь себя всеми ими… одновременно?

— Тоже правильно. Да, продуктивно ты провела вчерашнюю ночь и сегодняшний день…

— Не особенно. Я не все поняла до конца. Не буду спрашивать, как ты это делаешь технически, — пока мне это не важно. Скажи, так — каждый человек?..

— Каждый мог бы… ключевое слово — "бы".

— Кто же из вас настоящий — из всех этих вариантов? Именно ты, та, кто может все это регулировать?

— Вопрос некорректный. Все — настоящие. Все — и есть я.

— Тупик. Мыслительный тупик. Ну, хорошо, все настоящие, у каждого человека таких настоящих — не знаю сколько — миллионы вариантов, так? Только ты это осознаешь, а другие — нет. Но ведь и у других в наборе вероятностей есть успешные, состоявшиеся, счастливые… ну короче любой неудачник мог бы утешать себя тем, что у него где-то в другом варианте есть удачливый… он же сам.

— Общая сумма вероятностей влияет на личность. Ведь личность — это совокупность всех нас. Если в одной линии вероятности кто-то — негодяй, а в другой он же — порядочный человек, как ты думаешь… каково ему?

— А что, они как-то взаимосвязаны? Это варианты? И порядочный человек может не спать ночами от того, что в другом варианте его "двойник" делает пакости?

— Как-то — да, связаны. Это ведь все равно — одна реальность. Неблагоприятные вероятности имеют тенденцию стягивать ткань реальности на себя.

— Тянуть на себя одеяло? — засмеялась я.

— Типа того.

— И в чем это будет выражаться?

— А будет смещение в сторону неблагоприятного. И даже у порядочного и благополучного человека при каждом следующем узле выбора будет гораздо больше нехороших вариантов… И в конце концов вообще могут оказаться только неблагоприятные, в конечном итоге.

— В общем, как ни крути, в итоге во всех вариантах реальности он окажется несчастным, или хуже того, скверным человеком?

— Вот именно. Это если не "чистить".

— Понятно. Уважай труд уборщиц, как ты выразилась… Кстати, я тебя хотела спросить, как ты вышла на Rif-а?

— Познакомилась в сети.

— А как тебя зовут по реалу?

— Ирина…

— Как и меня… — написала я, и тут руки мои соскользнули с клавиатуры, и я откинулась на спинку вращающегося стула. Тарелка с недоеденной картошкой опасно стояла на самом краю стола и грозила в любой момент оказаться на полу.

Не может быть. Это совпадение.

Но аська уже сигналила: Кошка-Ирина что-то хотела добавить к своему имени.

— Догадалась уже? — кинула она мне.

Я, может быть, и догадалась, но все еще надеялась, что моя догадка — это просто бред, который часто посещает людей во время ночных бдений в Интернете.

— Да ладно. Ты так хорошо, двумя-тремя штрихами, обрисовала НАШУ ситуацию. Про инвариант… Про бабочек.

— Ты хочешь сказать, что ты и есть инвариант?

— Ты сама догадалась, и не говори, что нет… Не поверю, — пришло сообщение из непонятной дали, из другой ветви реальности.

— Постой… Ты где физически?

Пучок смайлов:

— Ты и правда думаешь, что я — фигура в белом над сетью дорог, по которым бредете вы все?

Еще пучок смайлов. Надо сказать, проницательно: именно так я себе это и представляла. Впрочем, если она и есть я, то она прекрасно может знать, как и что я себе представляю. Вернее, я и есть она… Она первична, как материя в марксистко-ленинской философии. Я же вторична, как марксистское сознание, намертво определенное бытием.

О Господи, какой бред… мы обе свихнулись. Играем в интеллектуальную игру, две дуры. Небось, сидит какая-нибудь девица или уже тетка в пустой комнате (в холодильнике мыш повесился, не мышь, а именно мыш, он добытчик, мужик, глава семьи, ему кормить детей, а нечем, вот он и повесился с горя; в кухонном шкафу — только счета за Интернет вместо продуктов питания). А она и изображает из себя властелина реальности, Исток Дорог!

И я, у которой в холодильнике, правда, еще завалялось два яйца и пакетик майонеза (что мыша, собственно, тоже не порадует), ей подыгрываю и ведусь на ее мистификацию.

— Нет, подруга, — пришло из непонятной дали. — В холодильнике у меня лежат несколько салатов, паштет, йогурт и апельсиновый сок. Надо же чем-то питаться! Мышам мужского пола ничего не угрожает. Я вполне довольна и счастлива, и я, естественно, твоя ровесница, тут уж вариантов нет…

— Ты читаешь чужие мысли?!

— Боже упаси. Я отслеживаю свои собственные. Ты и есть я…

— Тихо-тихо. Не надо так нервно реагировать…

— А как мне еще реагировать, мать твою!

— Не забывай, мать у нас была одна. И в моей реальности, кстати, родителей тоже нет. Ведь они умерли еще до того, как я научилась регулировать всю эту бодягу.

— Значит, ты не всегда это умела? — немного начала успокаиваться я. — А я когда появилась? После того, как ты научилась?

— Помнишь, как я… как ты… Ну, короче помнишь этот дурацкий дом отдыха, "Солнечный"? Помнишь реальность смерти?

— Ты тоже помнишь это?

— Ну а как же? Это же была и я тоже… Мы обе были там, и мы тогда были одним. Мы закрыли эту реальность, ты это прекрасно помнишь. Ты вспоминала об этом вчера вечером, — и я тоже.

— А потом?

— А потом получилось раздвоение. Ты — самый ранний отделившийся вариант после того события. Фактически мы с тобой — одного поколения.

— Как же я отделилась?

— Ты не пошла устраиваться в аспирантуру. Ты не пошла — а я пошла.

— Ты, получается, бабочка, которая из меня вышла?

— Нет, я — я… теперь я инвариант. Но тогда да, тогда я была первой бабочкой, вышедшей из тебя. Потом их было много. Я наблюдала за вами. Одна за другой вы… мы… они… уходили в большой мир, а ты оставалась как пустая оболочка… Я была всеми нами… вами… ими… Была и остаюсь, естественно.

— Погоди…

Я просмотрела начало нашего диалога и скопировала две реплики: "Значит, некоторые варианты реальности ты просто убиваешь? И некоторых "тебя" не стает?" — "Да, неудачных, несчастных, больных и одиноких "меня" просто не стает. Я их не терплю."

— Вот этого не понимаю, — продолжала печатать я. — Я вполне подхожу под определение несчастных, больных, одиноких "тебя" — однако же ты меня не… "убила". Это как понимать?

— А, вот что! Ну… во-первых, ты даже не представляешь, какие были бы по-настоящему несчастные, больные, одинокие "я" или, если хочешь, "ты" — если бы я их не убивала. А во-вторых… я как раз хочу попросить у тебя прощения. За то, что тебя оставила.

— Ничего себе! Оставила… Как о несостоявшемся аборте!

— Ну, это почти так и есть. Но тут имеются некоторые обстоятельства. Я не могла не оставить тебя.

— Это почему же?

— Потому что… На самом деле ты не самый плохой и несчастный вариант. Ты — просто нейтральный вариант.

— Да?! А сама пробовала? Так жить?

Пучок смайлов:

— Ты так и не поняла? Я не только пробовала, я и сейчас так живу. В качестве тебя. Это же я живу…

— Да, но я живу только так, а ты живешь, кроме этой жизни, какие-то там еще… красивые и радостные… Там, наверно, у тебя есть любимые мужчины, дети, творчество, наука, что там еще у тебя? Гавайи…

— Не Гавайи, но вариант, где я живу в Швейцарии, действительно есть.

— Отлично! Швейцария! Никто не спросил меня вообще, может быть, я тоже хочу в Швейцарию? Или на Гавайи? Нет, мне вы отвели только эти лужи, грязь, темное окно на девятом этаже, когда я возвращаюсь с работы… Мило!

— Это — равновесие реальности…

— Что еще выдумали?!

— Нельзя иметь только благоприятные, абсолютно счастливые варианты. Реальность начнет… Ну, не могу это никак назвать, кроме традиционного слова "глючить". Начнет приводить сама себя в равновесие. Посыплются, просто-таки попрут неблагоприятные "ветки", так, что только успевай подчищать.

— И ты кинула ей в жертву меня? Как сапоги медведю, когда он за тобой гонится?

— Это… это было наименьшее зло. Твой вариант нейтрален…

— Кому нейтрален, а кому как…

— Ты — нижний допустимый предел благополучия… или верхний — неблагополучия для моей реальности. То, что я отсекла реально — это был кошмар. Ты — не кошмар.

— Я — это кошмар. Ты не можешь понять… У меня никогда не будет детей.

— У других, которых я отсекла, дети были бы, но они потеряли бы их очень рано. Что хуже?

— Иди ты со своим принципом меньшего зла…

— Знаешь, я-то к тебе совсем с другим.

— С чем это? Вот не думала я, что я такая сволочь… оказывается. Ведь ты — это вроде как я… И надо же, как я могу обращаться с человеком! Заставлять его жить невыносимую жизнь!

— Постой, подруга. Я? Я заставляю тебя жить такую жизнь? Ты что-то путаешь… Я просто оставила твой вариант в реальности, не убила его, и все. Все твои выборы ты сделала сама. Ты не пошла в аспирантуру, ты не пошла на курсы, ты не позвонила той женщине, которая хотела помочь тебе с работой, ты не пошла в ту компанию, куда тебя звала Танька, ты не пошла на свидание с Вадимом, ты не поехала в отпуск в Питер, ты не пошла тогда в поход, помнишь? Ты только и делала, что НЕ шла, НЕ поступала, НЕ делала, НЕ ездила, НЕ звонила, НЕ читала, НЕ смотрела, НЕ писала, НЕ, НЕ и НЕ. А все остальные варианты — они отслаивались от тебя, когда ты НЕ делала этого. Они, как раз, все это делали. И, как ты выражаешься, "улетали, как бабочки, в светлую радостную жизнь, оставляя тебя как пустую оболочку". Я лишь не убирала оболочку.

— Ну и что теперь? Я ведь, такая, зачем-то тебе нужна в твоей реальности? Чтобы равновесие мной такой поддерживать? Ты же меня не убила… и теперь не убьешь?

— Теперь — убью, — пришло из таинственного зазеркалья.

Я молчала. Не знала, что ответить, — молча таращилась в экран.

— Ау! — окликнула меня Ирина-Кошка, мой инвариант и вершительница моей судьбы. — Завтра снова тебе позвонит Вадим, и, по своему старому алгоритму, ты не должна была бы пойти с ним на свидание. Но я вмешиваюсь сейчас в твою жизнь и говорю: пойди. Тупо возьми и пойди. Увидишь, что будет потом…

— А… в чем убийство?

— Я убью Айрин-неудачницу. Айрин, в жизни которой ничего не происходит, кроме содержательных диалогов в Интернете.

— А как же равновесие? Ради которого ты держала в своей реальности вариант неудачницы?

— Это мои проблемы. Буду рубить неблагоприятные ответвления до последней капли крови…

— Выходит варианта неудачницы не будет совсем?

— Совсем не будет. Хотя это, повторяю, был не совсем вариант неудачницы, просто — никакой. Вариант оболочки.

— А что же будет с оболочкой?

— Она превратится в бабочку. Не "из нее выйдет бабочка", — а она сама станет бабочкой.

— Ничего себе? А… за что?

— Ни за что. Просто… хочу, чтобы "никто не ушел обиженным".

— Н-да… А условия?

— Без условий. Завтра идешь на встречу с Вадимом, дальше события понесутся, я тебе не скажу, как, но тебе очень понравится. И все, твоя жизнь меняется. Единственное, что тебе будет нужно делать, но в этом ты и сама заинтересована: как увидишь нехорошую стрелку… ну, ответвление в неблагоприятный вариант, — закрывай, или "толкай поезд мимо стрелки", как ты умеешь. Как тогда, в доме отдыха. Сил на это у тебя точно хватит.

— А ты?

— А я? Какая тебе разница? Завтра ты будешь еще помнить меня, а послезавтра я покажусь тебе просто сетевым глюком, а там и…

— Но ты где-то будешь?..

— Буду что?

Пучок смайлов.

— Вообще. Быть.

— Конечно. Я буду жить жизнями своих вариантов.

— А где ты и как живешь сама?

— Смотри личную инфу.

— Там написано "мертва наполовину".

— Ну, можно и так сказать. А можно сказать и не так…

Тут произошел дисконнект. Чертыхаясь, я быстро нажала кнопку "соединение", и пока модем урчал и выл, пока заново грузилась аська, я лихорадочно доедала картошку, а когда все загрузилось, я поняла, что Кошки Шрё уже нет в онлайне. Из офлайна мигало ее последнее сообщение:

— Удачи тебе, Айрин. Я буду очень рада, когда у тебя все сложится хорошо! Мы больше не увидимся, точнее, ты не увидишь меня. Иногда ты будешь ловить мои мысли и чувства, ведь мы взаимосвязаны, — но будешь воспринимать их как свои собственные. Да и какая разница? Счастливо! И не забывай время от времени чистить реальность от неблагоприятных веток. Уважайте труд уборщиц!

Далее следовал пучок смайлов.

* * *

Сегодня суббота. В три часа мне действительно, после двухлетнего перерыва (ох и обидела я его тогда, два года назад, когда отказалась встретиться с ним!) позвонил Вадим, попросил меня о новом свидании. Я пойду во что бы то ни стало, хотя пока не вижу в этом никакого смысла. А дальше — посмотрим.