Александр Гордиан А был ли Гагарин?
Беллетрист Даниил Шмустрый еще во времена ученичества дал зарок не начинать текст со сцены похмелья. Он заходил от основ, от земли-матушки, мол, грозовые тучи заволакивали небо, копья молний били в землю — и во втором абзаце, не раньше, являл героя миру. «Вспышка боли озарила затуманненое сознание, и генерал спецназа Егор Шеремет по прозвищу Смерш очнулся в окружении крестоносцев».
Да, как-то так. Шмустрый возделывал жирную ниву провалов во времени и прочей альтернативы, и с зачином всегда имел проблемы. Фантазии не напасешься придумывать, каким бесовским промыслом генерала занесло к псам-рыцарям. Ну, взрыв, молния. Секретный эксперимент, наконец. Банальной пьянки Даниил чурался, как приема нелитературного, а поди ж ты! Жизнь распорядилась по-своему.
Беллетрист отклеил щеку от столешницы и повел головой, слушая звенящую пустоту внутри черепа.
«Эк, меня», — подумал Даниил. — «Погорячились вчера с абсентом!»
Собственно, ничего экстраординарного он не увидел. Лаборатория, советская, предынфарктно-перестроечных лет, судя по оборудованию. Много их, лабораторий, повидал Шмустрый во времена научно-технической молодости.
И все бы ничего, но за приборным стендом вполоборота сидел человек. Смутно знакомый человек. Даниил бочком-бочком как краб подкатился ближе.
Не может быть!
Человек развернулся навстречу. Улыбнулся знаменитой улыбкой.
— Здравствуйте, Даниил Сергеевич, — сказал Юрий Гагарин.
«Мамой!» — была Шмустрому вторая мысль. — «Мамой клянусь, больше ни капли!..»
Примерно в то же время, в Москве на площадь трех вокзалов выпрыгнула из переулка лихая машина шестой модели, ведомая джигитом немолодых годов и приятной наружности.
— В Душанбе, да? В Душанбе тепло! — развлекал пассажира джигит. — А здесь холодно. Двенадцатое апреля, праздник космонавтики — и холодно!
Пассажир цокал языком. Он не знал такого праздника и вообще думал, что космонавты стоят на дорогах с черно-белыми палками. И что им каждый день — праздник.
— Вах! — огорчился джигит и за оставшуюся до вокзала минуту провел краткий ликбез.
— …и сказал «поехали»! Наш парень! — джигит отставил большой палец. — Я его сам видел, руку жал. Он тоже из Душанбе, жил на улице Гагарина — у любого спроси.
Груженный мешками пассажир отчалил в сторону Душанбе, в машину тут же сел новый.
— Куда едем? — спросил джигит.
— В Домодедово, — распорядился новый и мягко пожурил. — Зачем же выдумывать, Роман Абдулсалимович? В Душанбе я бывал только проездом…
А на другом краю Земли, в гостиной собственного дома в пригороде Лос-Анджелеса моложавая женщина, не веря глазам, перечитывала открытку.
— А я говорил, Джен, у тебя получится! — добродушно гудел муж.
— Вау, бабушка! — пищали внуки. — Ты выиграла викторину?! Ты победила Умного Ларри?!
— Ма, ты супер! — обнимал сын. — Мы тобой гордимся! А кто это?
С открытки широко улыбался человек.
Женщина вдруг разозлилась.
— Сашка, — сказала она по-русски, и понял ее только сын. — Это Гагарин! Ты-то мог бы запомнить, хотя бы в детстве!
— Я помню, помню! — всплеснул руками сын. — Это человек, которого ты угадала в викторине. Ну, забыл, извини…
Последним из компании подтянулся бизнесмен широкого профиля Витька Муртазин на собственной парусной яхте «Смуглянка».
В конце апреля «Смуглянка» зашла в рыбацкий порт острова Брахмапутра или Махабхарата — сам дьявол язык свернет от этих названий.
На дощатом берегу «Смуглянку» ждали.
— Эскьюзми! — поздоровался Витька с таможенником.
Таможенник почесал лодыжку заскорузлой пяткой и тоже поздоровался. Наверное.
— Уотер, фуд, рипэйр, — обозначил приоритеты Витька. — Ю андестенд ми?
Таможенник достал из тюрбана бумажку.
— Витька… вас просят… пройти… паж… пожал… уйста.
— Вона как!
Приключения Витька любил. Он сунул в подставленный тюрбан бумажку с Франклином и отдался судьбе.
Брахмапутра (или Махабхарата) оказался ничего так. В меру цивилизованный, в меру экзотичный: аквамариновое небо, зеленая лагуна и разноцветные, торопливо живущие джунгли между ними. Хоть в рекламе снимай!
Деревенька прилепилась к речке, утекающей в море. Витька осматривался, удивлялся, мимоходом схватился за камеру, чтобы снять, как шоколадные женщины в одних только юбках полощут белье и детей в прозрачной как хрусталь воде. А на берегу дремлют философски настроенные крокодилы.
Дорожка, отмеченная фонариками и яркими лоскутами на ветвях, петляла джунглями и закончилась у коттеджа вполне европейского вида. Таможенник сложил руки лодочкой перед чахлой грудью и быстро-быстро закивал тюрбаном. Выказал, значит, уважение.
— За яхтой следи! — подпустил строгости Витька. — Помыть, почистить, чтоб все как положено.
Витька толкнул сетчатую дверь.
— Ты все такой же, Муртаза! — встретили его, и Витька сбился. — Командовать любишь.
* * *
В последний раз они сидели за общим столом двадцать лет назад.
Бледный как сон алкоголика Данька Шмустрый — он и тогда чах над чертежами, не жалел здоровья. Солидный Ромка Саидов, Саид. Он был старше и опытнее других, застал еще Королева и Гагарина. Женька Степанова, профессорская дочка, умница от бога и красавица от черта, неприступная как Шевардинский редут. И Муртазину не выпало. Он тогда всего Северянина зазубрил, репетировал перед зеркалом, а Женька только вздохнула: «Нет у тебя таланта, Муртазин, не старайся!»
И он, Витька Муртазин, от сохи, от комсомольского набора, комсорг и завлаб «Перспективных аэрокосмических систем».
— Женька! — сказал Муртазин с чувством. — Двадцать лет без малого, а ты все хорошеешь! Есть справедливость на свете!
Женька только плечиком повела.
«Удачно выступил», — сделал вывод Муртазин.
— Ребята, давайте ближе к делу, — предложила Женька. — Кто-нибудь что-нибудь понимает?
— Случайность, — проблеял Шмустрый и заискал глазами.
«Ой-ей-ей!» — огорчился Витька. — «Данька-то всё. Никогда пить не умел».
— Случайность — не наша профессия, Шустрый, — отрезал Саид, как это он умел; двигателист, как-никак, железячник. — Ты как здесь?
— Не помню, — тихо признался Данька. — Помню, на кон ехал, а потом как отрезало.
— Я выиграла тур по островам, — прервала неловкое молчание Женька. — В телевикторину. Вот, прилетела.
— А я в кругосветке, — не удержался, похвастал Витька. — Одиночное плавание, экстрим-маршрут, Виктор Муртазин фест — не слышали? Был звонок по спутнику, один… важный человек просил сделать крюк. А ты, Саид?
Саид подвигал желваками.
— Меня сюда привезли, — сухо признался он.
Спросить Муртазин не успел. Сетчатая дверь распахнулась.
— Здравствуйте! — через порог шагнула темнокожая хрупкая девушка в сари; представилась с очаровательным акцентом. — Меня зовут Лаша, я пресс-секретарь светлого Биндусара, великого раджи Маджурикота и наследного посла Галактического Совета на планете Земля.
«Маджурикота!» — вспомнил Муртазин. — «Не Брахмапутра и не Махабхарата»
— Приехали! — вздохнула Женька. — Деточка, какого совета?..
В помещение вступил собственной персоной раджа и посол, как он есть — при бороде, тюрбане и в драгоценностях, стоимостью в годовой бюджет державы средней руки.
Лаша засуетилась, устраивая патрона. Для раджи-посла в красном углу стоял трон, и собравшиеся заворожено наблюдали за процедурой воцарения. Раджа сел, поерзал и заснул.
— С космосом общается! — шепнул Муртазин, интимно наклонившись к Женьке.
Посол нахмурился.
За спиной деликатно покашляли. Витька увидел, как стремительно расширяются Женькины зрачки, и замер, не решаясь оглянуться. Голос! Голос показался смутно знакомым еще тогда, в телефонной трубке.
— Здравствуйте, товарищи! — негромко сказали. — Вы, наверное, меня помните. Майор Гагарин. Да-да, я жив, если не верите, можете пощупать.
Муртазин увидел широкую ладонь и боязливые Женькины пальчики в ней. Женька отдернула руку, будто обожглась.
— Слава богу! — взрыднул Шмустрый, заглядывая поочередно в лица. — А я уж думал…
— Хотелось бы разобраться в происходящем, Юрий Алексеевич, — твердо заявил Саид. — Объясните?
Двигателист, чертяка! Железный человек! Витька украдкой смахнул пот с верхней губы.
— Объясню, — согласился Гагарин и сел за стол.
«Не может быть!» — Витька начал успокаиваться. — «Обманка, ему должно быть за семьдесят».
Гагарин сидел напротив, молодой как в день полета, в новехонькой, с иголочки форме и улыбался.
— Мне трудно находиться здесь, — начал он. — Я жив, но… немного иначе. Поэтому я коротЕнько. Эта очаровательная девушка сказала правду. Есть Галактический Совет…
— Нет! — брякнула Женька. — Если это розыгрыш… это глупо и унизительно.
— Почему, Женя? — удивился Гагарин. — Вы же истово верили в инопланетный разум. Над вами подшучивали даже. Что изменилось сейчас?
— Она всегда так, — обозначился Шмустрый, — когда упрется. Вы рассказывайте, Юрий Алексеевич.
— Да… Совет наблюдает за пограничными цивилизациями и, когда они выходят в космос, начинает процедуру… если хотите, посвящения.
— Мы ее прошли? — спросил Роман.
Гагарин нахмурился.
— Нет, товарищи. Пока нет.
«Все это было так давно», — подумал Витька. — «Какая теперь разница?»
— Процедура сложная, — вздохнул Гагарин. — Боюсь, описать ее не смогу, но представьте… Клондайк! Мы застолбили право на выход, но должны его подтвердить. Нужен еще один полет.
— Мы летаем постоянно, — вырвалось у Витьки, хотя обычно на переговорах он молчал до последнего. — Станция, шаттлы, китайцы подтянулись.
Гагарин покачал головой.
— Нет, Виктор… разрешите без отчества? Совет не признаёт других. Лететь должен я, но… сами знаете, как получилось.
Женька хмыкнула.
— На второй полет накладывается ограничение — пятьдесят лет по местному календарю. Иначе цивилизация считается не оправдавшей доверия и отлучается от космоса. Навсегда.
Жирная тропическая муха замерла на потолке, слушая непривычную тишину.
— Ну… допустим. Что вы от нас хотите?
— Мне нужен корабль, — твердо сказал Гагарин. — И вы его сделаете. Больше некому.
— Я не понимаю, — признался Саид. — Почему мы?
Гагарин с трудом поднялся, ему и впрямь было тяжело здесь.
— Потому что у вас глаза горели, Роман! Я это помню!
* * *
— Я уезжаю, — объявила Женька, когда они снова остались одни.
И не двинулась с места.
— Вдруг это правда? — сомневались все, но сказал Даниил. — Вдруг — навсегда?
— Как это — больше некому? — забрюзжал в ответ Роман. — Сейчас только ленивый не запускает!
— Представляю, как Гагарин приходит в НАСА и просит корабль, — хихикнул Шмустрый. — И говорит, что галактический посол — вовсе не директор уважаемого агентства, а полуграмотный раджа на задворках мира.
— Это как раз понятно, — отмахнулся Роман. — Посольство, наверное, открыли еще до Колумба, лет этак за тысячу. Или за две.
— О чем вы? — не выдержала Женька. — Посольство, НАСА, тьфу! Пятьдесят лет — это через два года. Как вы думаете спроектировать и собрать корабль за два года?! И где? Здесь?
— Да сколько лет-то прошло, Жень! — заспорил Витька. — Технологиям семьдесят лет, если считать от Вернера, не нашего, Брауна.
Не то чтобы он считал, что Женька не права. Просто любил с ней спорить.
— От Циолковского еще больше! — рассердилась Женька. — И от Леонардо, и от китайцев. У наших… американцев, то есть, планы на новый корабль только к девятнадцатому году!
— Ну, это ты загнула, — хмыкнул Витька. — У меня спроси, как такие планы пишутся. Чем больше бюджет, тем шире планы. Сотни миллиардов неприлично осваивать за год, неправильно поймут. А когда жизнь заставила, в НАСА за пять лет подняли с нуля лунную систему.
— Муртазин, я тебе в глаз дам! — пообещала Женька. — Честное слово!
— Они нашу лабораторию восстановили, — вмешался Шмустрый. — Я когда проснулся… там всё, в общем. Ромкина тетрадь, мои схемы.
— Господи! — Женька закатила глаза.
— А я бы сделал, — помечтал Шмустрый. — На ПЛИСах. Сейчас электроника — ого-го! Мне даже не снилось в те времена. А твой движок, Ромка?
— Движок нужно испытывать, — буркнул Саид.
Они с Данькой переглянулись, и Женька все поняла.
— Фантасты, блин, романтики! — чуть не заплакала она. — Седые, плешивые, а туда же…
— Зато ты красивая, — сказал Шмустрый.
— Спроектируем, ладно! Не все еще забыли, — не купилась на лесть Женька. — А старт? А посадка? А кислород и керосин? А титан? А легированная сталь? А монтировать кто будет? Лаша? Вы на какой планете живете, мечтатели? Это же миллиарды, не считая прочего!
— Деньжата, положим, у раджи водятся, — ни к кому не обращаясь особо, сказал Витька. — С титаном и прочим железом тоже решаемо. Есть у меня заводик, на паях с одним гражданином. И керосину не танкер нужно, на один-то полет.
— Я уезжаю! — заявила Женька и не двинулась с места.
— Что мы теряем, в конце концов? — спросил Витька; его словно черт подзуживал. — Ну, вернешься ты к своему стоматологу не через месяц, а через два года. Отдохнешь, я же вижу — устала ты.
— Данька материала наберет на книжку, — улыбнулся Саид. — На хорошую, а то копается, понимаешь, в истории как бомж на помойке.
— А ты на машину скопишь, — отомстил Шмустрый.
— У меня транспортное агентство, между прочим! — взвился Саид.
— А тебе какой резон? — перебила Женька, обращаясь к Муртазину. — Ты вроде как в шоколаде?
Резонов у Муртазина и впрямь не было, зато печального опыта — хоть отбавляй. Тухлый проект, однозначно. Но Женькин язвительный вызов смутил.
— Я ж вас не гнал, — сказал Витька в сторону. — Вы сами ушли, я остался. Год сидел за гроши, а потом… Оборудование там, помещение в центре. Глупо было отказываться.
— А ну тебя к черту! — снова обозлилась Женька. — Комсомольцы-добровольцы. Стихи еще читал… Шустрый, где лаборатория? Посмотреть хочу.
* * *
Работа закипела.
Шмустрый поставил на панель бутылку с ядовитым абсентом и временами отрывался от схем, поглядывая на нее с ненавистью и злорадным превосходством.
Саид первым делом выкинул стул, организовал на его месте лежак и завалился мечтать. Иногда вскакивал, пугая всех безумным взглядом, и начинал строчить в тетрадь. Спал здесь же. Мстительная Женька будила его и сварливо допытывалась:
— Сколько делаем ступеней?
— Оставь меня, женщина! — лениво отбивался Саид.
Женщина носилась по всему острову как привидение, возникая то здесь, то там. Вымеряла, чертила. Таскала за собой перепуганную Лашу и даже пыталась разбудить раджу. Посол Галактического Совета улыбался в бороду и категорически продолжал спать.
Витька поглядывал на суету свысока. Жил на яхте, ловил рыбу и прятался от Женьки. Когда более-менее улеглось, принес и повесил над дверью коттеджа дощечку с надписью «НИИ ПАС».
— Это как? — спросила Женька змеиным шепотом.
— НИИ Перспективных Аэрокосмических Систем, — насторожился Витька.
Женька сняла табличку и с размаху треснула его по башке.
— Напишешь НИИ ГОЛ, — велела она. — Как расшифровать — придумаешь. И если опять замечу с удочкой… лучше сейчас проваливай!
— Ладно! — разозлился Витька. — Брысь работать, женщина. Я сам место подберу.
Муртазин обшарил весь остров до последней отмели, угонял до обморока безотказную Лашу и, наконец, вошел в раж.
— Вот! — одобрил Саид. — Зрю Наполеона в его очах!
— Сколько будем делать ступеней? — могильным голосом спросил Муртазин. — По хорошему спрашиваю!
— Две, — кротко ответил Роман. — Носитель и отделяемая капсула. Я посчитал — вытянем на двух. Организуй испытательный стенд и оставь меня, гяур, мешаешь думать.
— Мне нужен сборочный цех, — подала голос Женька.
— А мне компьютер, — ангельски улыбнулся Шмустрый и посмотрел на бутылку. — Хороший, мощный. А лучше два или три.
— Ладно! — грозно пообещал Витька и убежал искать Лашу.
Спустя час он вышагивал вдоль строя, держа руку на груди за неимением мундира и, соответственно, отворота.
— Бойцы! — крикнул он, и Лаша мелодично прочирикала. — Вы, конечно, ни хрена не понимаете, но дело ждать не будет…
Бойцы, черноглазые пацаны лет пятнадцати-шестнадцати, следили за ужимками дикого сахиба с испуганным любопытством и действительно ни хрена не понимали. Витька, надсаживаясь, орал что-то про миссию, про корабли и просторы и зачем-то про Чапая. Бойцы мялись, ковыряли в носах и службы не знали. Витька погнал их с лопатами на расширение взлетно-посадочной, и через пару дней первый борт сел в аэропорту Маджурикота. Доставил бульдозер.
— Уважаю! — призналась Женька.
— Стенд где? — рыкнул, не просыпаясь, Саид.
— Ладно! — скрипнул зубами Витька и погнал избранных на курсы молодого бульдозериста. За ним вприпрыжку поскакала Лаша.
Через неделю в свежий котлован провалился любимый слон раджи и жил там несколько дней, пока Витька срочным рейсом не выписал многотонный кран.
Назавтра случайным ливнем в котлован смыло кран. Когда отчерпали воду, обнаружили на дне семейство возмущенных крокодилов.
В споре с крокодилами Витька оказался убедительнее. Его начали уважать, а Лаша смотрела почти влюбленно. Она переоделась в практичные джинсы и короткий топ, смущая Витьку блестящим камушком в пупке.
— Муртазин, старый ты козел, — показала кулак Женька. — Испортишь девку — в глаз дам, честное слово!
— Жень, я тебя люблю, — в стопятидесятый раз признался Витька. — А ты любишь стоматологию. Что мне остается?
— Я предупредила!
Вскоре борты начали садиться на просторном аэродроме с регулярностью швейцарского часового механизма. Через месяц Маджурикота при содействии Виктора Муртазина открыл технологию заливки сверхпрочным бетоном и сборки устойчивых металлоконструкций.
— Це добре, — возрадовался Саид. — Мы сюда движочек пристроим, опробуем…
— Стоп! — окоротил его Витька. — Пора прекращать самодеятельность. Объявляю в три совещание, всем побриться, форма одежды… — он покосился на блестящий Лашин пупок, — форма одежды приветствуется. Писателю штаны найдите приличные, а то стыдно, ей-богу.
— Есть, товарищ генеральный!
Витька глянул подозрительно, но Женька говорила всерьез.
Ромкин двигатель взорвался на стенде, не выйдя и на половину мощности.
— Суета сует! — вздохнула Женька и взъерошила Ромкины седины. — Хочешь, я блинов сделаю?
Почерневший Саид не хотел блинов. Он перестал спать и питался насильственно. Женька присматривалась к аптечке со шприцами и витаминами, Шмустрый изучал бутылку нехорошим, задумчивым взглядом. Туземцы шарахались черной тени, бродившей вокруг нового котлована, а Ромкину тетрадь воспринимали не иначе как книгу смерти.
— Глаза горят! — пожаловался Лаше мрачный Витька. — А нужно, чтобы керосин горел. Новый двигатель довести — это не слона из ямы вытащить. Люди нужны и время!
— Суета сует… правильно? — старательно пожалела его девушка. — Хочешь, я блинов напеку? Я умею.
Она провела рукой по Витькиной лысине и засмущалась.
— Замуж бы тебя отдать, красивую, — растрогался Витька. — Языки знаешь, блины печь умеешь. Пропадаешь ты здесь!
— Нет! — засмеялась Лаша. — Не пропадаю!
Утром в коттедж пришел раджа, а с ним Гагарин.
— Роман, — улыбнулся космонавт. — Не падайте духом. Вы же испытывали прототип двадцать лет назад. Позже им занимались и наши, и американцы. Вот…
Он выложил на стол объемистую папку.
— Отчеты об испытаниях. Секретные. Думаю, вам пригодятся.
— С капсулой проблемы, — признался Витька упавшим голосом. — Мы делаем носитель, на корабль может не хватить времени.
— Успеете, — обнадежил его Гагарин. — Сделайте проще, мне же не нужно возвращаться.
Раджа проснулся, и они ушли.
— Ша, братва и девушки, — решил Витька, проводив гостей взглядом. — Теперь всё по науке. Организуем группу по маршевому двигателю, группу по носителю, группу по капсуле и группу по старту. Работаем параллельно. Есть вопросы? Нет вопросов!
— Гагарин липу подсунул, — сказал Витька, оставшись с Женькой наедине. — Никто Ромкиным двигателем не занимался.
— Я поняла, — улыбнулась Женька. — Главное, что Ромка поверил.
Ромкин двигатель снова взорвался, но перед смертью вышел на расчетную мощность. Саид позеленел, аборигены шарахались от его бледной тени. Ромкину тетрадь окурили тайком от злых духов, и Саид каждый раз кривился, приступая к работе. Но, главное, за ним повсюду дрожащим от ужаса хвостиком тянулись четверо смышленых ребят из местных. Саид рявкал на них и всячески гнобил интеллектуальным трудом.
Годовщину встречали дружно, на подъеме.
Ромкин движок, наконец-то, «выдал мощь» и мирно сгорел, отработав аж два ресурса. Саид просветлел.
Женька и Шмустрый раскатали в новом сборочном цехе чертежи носителя в натуральную величину, ползали по ним и склочно делили каждый сантиметр бортового пространства. Женька клялась внуками дать Шмустрому в глаз, беллетрист рычал в ответ прорезавшимся басом.
Муртазин откопал еще один котлован, под старт, напоролся на нефтеносный слой и велел засЫпать — не дай бог раджа проснется! Ожившего Саида Витька запер в рабочем коттедже вместе с приближенными туземцами и поклялся дверь не отпирать, пока капсулы не увидит. Первое время заключенцы слезно просились на солнышко, затем притерпелись. Звуки из-за дверей доносились железные, сочные, правильные.
На двенадцатое апреля Муртазин объявил первый в году выходной.
— Ну, что, пенсионеры, — спросил ядовито, поднимая бокал с кокосовой брагой. — За успех нашего безнадежного дела?
Прибежала Лаша и доложила, что на посадку заходит «ну очень большой самолет». Женька вскинулась, за ней побежали остальные.
Выходной пропал.
Под огромным, в полнеба, «Русланом» собрался весь остров. Онемевший от изумления карго-мастер вытягивал краном прямо в джунгли элементы конструкции, а за стеклами далекой кабины маячили бледные лица ошалевших пилотов.
Женька переселилась в сборочный цех, лично отобрав в помощники сообразительных ребят. Тревожить ее Витька не решался, опасаясь за глаз.
Наконец пришел день, когда Муртазин вернулся со старта и понял, что делать ему нечего. Из срочного все переделал, а на несрочное все равно времени не хватит.
— Испытания? — обманчиво ровным голосом предложила Женька. — У нас с Данькой готово.
— Саид?
Ромка воздел к небу руки, мол, все в руках аллаха.
— На десятое октября назначаю пробный запуск, — решил Муртазин. — Готовьтесь, висельники.
Висельники замолчали, не глядя друг другу в глаза.
— Что-то случилось? — забеспокоилась Лаша.
— Все в норме, — нехотя ответил Витька. — Если считать авантюру нормой. Ну, авантюра же! Из трех двигателей два сгорели, Шустрый черт знает что напрограммировал, и ведь не проверишь. Остальное… — он махнул рукой. — Чувствую, накроется все медным тазом!
— Виктор, ты не прав, — Лаша несмело улыбнулась. — Даже если испытательная ракета взорвется, вы сделаете новую. Потому что умеете и у вас есть Гагарин!
Женька посмотрела на девушку с интересом.
— Я не знаю, как объяснить, — засмущалась Лаша. — Я вам лучше расскажу легенду. Когда-то к нашему острову приплыла огромная акула. Рыбаки называли ее Белая Смерть, потому что акула переворачивала лодки и уносила людей. Рыбаки перестали ходить на лов, женщины боялись, дети плакали от голода. И тогда проснулся раджа. Он взял острогу и в поединке один на один победил акулу! Женщины сложили песню, дети пели ее, а рыбаки снова вышли в море. Они больше не боялись акулы! Они стали победителями. А у победителей все получается, рано или поздно. Руки опускаются у побежденных.
— Ай, хорошо сказала! — удивился Данька. — Как писатель ответственно заявляю.
Лаша смутилась окончательно и сбежала, выдумав срочное дело.
— Вы вот что… седина в бороду, — негромко предупредила Женька. — Бесов своих придержите. Я девочку с собой заберу, когда Юру запустим. Нечего ей здесь делать!
Ракета, которой в спешке не придумали названия, взлетела точно по плану, совершила положенные маневры и выбросила на орбиту макет обитаемой капсулы.
— Данька, гони макет в атмосферу! — скомандовал Муртазин, не чувствуя ничего кроме стариковской боязливой усталости. — Всем спасибо, всем спать.
Утром его разбудила Лаша, распухающая от важных новостей.
— Вот! — жестом фокусника девушка сорвала покрывало с упаковочного ящика. — Доставили ночью, по приказу светлого раджи.
Витька, не веря глазам, коснулся пальцами гермошлема.
— Скафандр Юрия Гагарина, — похвасталась Лаша. — Точная копия. Обещали, что в рабочем состоянии.
— Принеси мне… чем вы это рисуете? — Муртазин взял ее за ладошку, украшенную тонким узором.
— Ага… а зачем?
Витька заклеил белым скотчем буквы «СССР» на шлеме и маркером наметил поверх:
— «Земля»! Так будет правильно.
* * *
Они едва уложились в срок!
Последние мартовские недели практически не спали, навалившись миром на доводку орбитальной капсулы. Саид один за другим жег маломощные двигатели на испытательном стенде. Шмустрый метался от компьютера до корабля, слепо натыкаясь на препятствия. Витька монтировал жизнеобеспечение, а Женька ползала по корпусу, проверяя изоляцию и качество сварки.
— Какой он маленький! — ужасалась Лаша, видимо представляя себя в этой ореховой скорлупке даже не в космосе, а посреди привычного океана.
— Меньше — не больше, — ворчал Роман.
В ночь перед стартом центр управления посетили светлый раджа и Гагарин. Раджа мирно заснул на троне, а космонавт долго бродил среди плотно смонтированного оборудования. Мечтательно улыбался, касаясь спящих приборов.
— Отдыхайте, Юра, — предложил серый от усталости Муртазин. — У вас завтра трудный день. А мы к утру будем вывозить и заправлять носитель.
— Завтра… До сих пор не могу поверить, — признался Гагарин. — Так хочется слетать еще хотя бы раз.
В пять утра Женька подняла носитель с закрепленной капсулой на стартовый стол и начала заправку.
— Что это?! — из последних сил озверел Витька, указывая на ярко-красный узор на белоснежной ракете. — Опять шаманство?
— Это название, — испугалась Лаша. — Мы с Женей решили…
— Переведи!
— Человек победивший, — тихо ответила девушка.
— Можно, — буркнул Муртазин.
Он ушел на берег и долго смотрел в спокойный мощный океан.
К полудню все собрались в ЦУПе. На троне спал привычный как предмет обстановки посол инопланетных цивилизаций. Данька суетился у приборов — наступил его день. Женька деловито раскладывала на столике коробочки с лекарствами.
— Да-да, Муртазин! — посмотрела она с вызовом. — Я старая больная женщина. У меня сердце, нервы и внуки.
— Женька ты, Женька, — вздохнул Муртазин.
— Юра на месте, — доложил Саид, железный человек. — Люк закрыт, носитель заправлен, все системы в норме. Ваш выход, товарищ генеральный!
Витька принял у него микрофон.
— Внимание! — сказал он на весь островной мир и прилегающие окрестности.
Остров напряженно слушал отсчет и Витькины команды. Притихли джунгли, и даже птицы, казалось, замерли в полете. Игла ракетоносителя с маленьким человеком на острие, куталась в испарениях. В этом мареве чудилось, что она дрожит в предвкушении рывка. Стоит, опираясь на удерживающие пилоны, и ждет только слова, чтобы сорваться в неприступное синее небо.
— Предварительная! — командовал Витька, поражаясь твердости собственного голоса.
Ракета дрогнула — или Витьке померещилось на огромном экране. Клубы пара обернулись вспышкой, из которой рванула жадная струя.
— Есть предварительная!
Муртазин всей шкурой чувствовал, что друзья рядом. Что ракета не подведет.
— Промежуточная!
— Есть промежуточная!
Земля ушла из-под ног, вернулась и забилась мелкой дрожью. Ракета встала на огонь, и держало ее только притяжение родной планеты. Но что такое притяжение для «Человека победившего»?
— Главная!
— Есть главная! — выкрикнул Данька.
Секунды растянулись до бесконечности. Замысловатая вязь медленно поползла по экрану — ракета поднималась, минуя камеру наблюдения.
— Ну, пожалуйста, милая, пожалуйста! — рыдала Лаша на родном языке, и все ее понимали.
— Есть контакт подъема! Есть отрыв! Поехали! — Данька охрип.
— Поехали! — взревел Саид.
— Поехали! — завопила Женька, срывая голос.
— Поехали! — оглушил джунгли Витька.
— Поехали! — последним засмеялся Гагарин, и Витька лишь теперь осознал, что никакая не икона, а молодой азартный парень лежит сейчас на многометровой пламенной струе. Лежит между небом и землей, и плевать ему на бессмертие, а нужно только сделать, вырвать, победить! Вытянуть не пламенем, так волей неподъемную махину туда, где небо черное и до звезд рукой подать.
— Десять секунд! — прохрипел Данька. — Телеметрия — норма.
— Спокойнее, ребята, спокойнее!
Куда там! Ракета уже превратилась в яркую звездочку на небосклоне, джунгли начали приходить в себя, а страсти в ЦУПе только накалялись. Не было станций слежения, не было спутников, и лишь ниточка телеметрии соединяла рвущую пространство ракету и беспомощных людей за приборами.
— Легли на траекторию, — сообщил Данька и встревожился. — Температура двигателя растет!
У Женьки затряслись губы, и она сжала их рукой.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!.. — шептала зареванная Лаша.
— Десять секунд до разделения, — мертвым голосом доложил Шмустрый. — Температура критическая…
Метроном сломался. Витька следил за стрелкой, но она не двигалась, и вместе с ней остановилось сердце. Десять секунд, господи! Стрелка перекинулась, отсчитывая первую, и опять замерла.
Муртазин закрыл глаза, чтобы не видеть, как Женька кусает руку.
— Есть разделение! — выдохнул Данька. — Есть! Включился двигатель второй ступени…
— Ва-а-а!.. — железный человек Ромка Саидов сорвался в пляс, не то в лезгинку, не то в танец с саблями. — Ва-а-а, не подвел, любимый! Отработал, родной!..
Где-то далеко разом утихло пламя, гигантская труба носителя дрогнула, отбрасывая от себя крошечную капсулу, и лениво завалилась вбок, в сторону облаков и океана.
— Юра, как ты? — всхлипнула Женька, забыв все правила и наставления.
— Лечу! — прорвался сквозь помехи голос полный восторга и ужаса, какой только и бывает у людей, умеющих летать.
— Двадцать секунд до выхода на расчетную орбиту! Телеметрия — норма!
— Десять секунд! Норма!
— Выход… Нет телеметрии!
Писк радиомаяка оборвался. Шмустрый вскочил, заметался пальцами по кнопкам.
— Нет телеметрии! Никакой! — Данька чуть не плакал.
В отмеряемой метрономом тишине как горох посыпались таблетки.
— Должна быть! — выкрикнула Женька, роняя аптечную баночку. — Ищи!
— Нет же!
— Убью!
— Нет… — Данька отступил, бессильно опустив руки.
Витька медленно обернулся. Раджа спал, насупив строгие брови.
— Это значит… всё? — Лаша шевельнула белыми искусанными губами.
У Витьки челюсти свело. Не мог он это вслух произнести!
Нет телеметрии…
Динамик кашлял, хрипел и свистел помехами.
Потом замолчал.
— Спасибо вам, ребята! — сказал Гагарин из невозможного далека.
* * *
Данька и Саид улетели первыми, раджа организовал им чартер до Москвы. Следом — мрачная Женька, она долго разговаривала с Лашей, но садилась в самолет одна. На прощание Женька сунула Муртазину визитку, распорядилась «звони!» и расцеловала в щеки. Ловко уклонилась от ответных нежностей.
Витька Муртазин вернулся на яхту, обошел ее в тоскливом недоумении — зачем это все? Какой Муртазин-фест? И начал готовиться к отплытию. Его провожали всем островом, бросали в воду цветы. Лаша расплакалась, впрочем, и Даньку с Саидом и особенно Женьку она тоже провожала слезами.
— Не плачь, милая Лаша, — уговаривал ее Витька. — Ты замечательный человечек, у тебя все будет хорошо. Вспоминай нас иногда.
«Смуглянка» прошла несколько тысяч миль, прежде чем Витька Муртазин понял, что так и остался дурак-дураком, несмотря на пять десятков лет за плечами. Он отвернул с маршрута, в конце которого его ждали слава и деньги, и погнал усталую «Смуглянку» к ближайшему острову с работающим аэропортом.
Через неделю, раздираемый эмоциями Муртазин спустился по трапу в аэропорту Коломбо, откуда утром на Маджурикота вылетал шестиместный самолетик местных авиалиний. Да, прошло время, когда остров принимал «Геркулесы» и «Русланы»…
В поисках ночлега и пропитания Витька набрел на ближайший отель из разряда «пять звезд и армия тараканов» и почти не удивился, спустившись из номера в ресторан.
Точнее, он на это рассчитывал. Еще точнее — ждал и надеялся.
— Я вам говорила — объявится? — спросила Женька у Саида и Даньки. — Легок на помине. Привет, Муртазин!
Данька улыбался от уха до уха, Женька пыталась сдерживаться. И даже железный Саид немного раздвинул губы.
— Здорово, ребята, — Витьке стало хорошо; вот так сразу, без компромиссов хорошо. — Какими судьбами?
Он присел за общий столик.
— Мы с Ромкой помозговали, — затараторил Шмустрый как по писаному, видно не раз и не два репетировал. — А вдруг с Юрой — это была не крайняя проверка? Что мы знаем об этом? По сути ничего! Раджа, который посол, спал как медведь все два года…
— На Луну они нацелились, Муртазин, — вздохнула, перебивая, Женька. — Говорят, американцы со второй программой в пятьдесят лет не уложатся. Без нас, говорят, никак. У них уже и двигатель готов.
— Мы не знаем ни-че-го! — вмешался Саид. — А вдруг?
— Подождите… — растерялся Витька, припоминая, что Армстронг жив, что «Апполоны» прилунялись с завидной регулярностью; и главное. — Как вы это представляете? Одно дело — выбросить капсулу на орбиту, но Луна… Это уже за гранью! Авантюризм показан в разумных дозах, не больше.
— У нас профессия такая, за гранью! — отрезал Ромка. — Нерешаемых задач не бывает, бывают нерешенные.
— Понятно, что в одиночку не потянем, — поддержал друга Шмустрый. — Будем привлекать.
— Лешку можно, Соколова, — наседал Роман. — Сидит на пенсии, а ведь железячник от бога.
— Андрюха Кузнецов, — вспомнил Шмустрый. — Мобилки ремонтирует, что ли. Мне бы по электрике кого…
— Дом престарелых, — опять вздохнула Женька.
— А мы разве молодые? — заглянул в ее глаза Витька.
— Да, Муртазин, — серьезно ответила Женька. — Мы молодые, тебя вон не узнать, человеком выглядишь. Мы еще сами полетим, как мечтали, дури хватит.
Саид с Данькой увлеченно вспоминали старых друзей, но Муртазин их не слушал.
— Зачем ты вернулась, Жень? — спросил он прямо.
— Я слабая женщина, Муртазин, — криво улыбнулась Женька. — Я про Луну не думала. Я поняла, что это были самые лучшие годы, и сделала большую глупость. Нельзя возвращаться в прошлое, можно все испортить.
Витька задумался.
— А меня просто тянет, — признался он. — Ромка правду говорит, мы шагнули за грань. Я так думаю, что обратно дороги не будет. Куда не спрячься, а все равно вернешься на Маджурикота. Наверное, ты не права. Извини.
— Ох, Витька, Витька, — женщина спрятала лицо в ладонях. — Три месяца прошло! Знаешь, чего я боюсь? До ночных кошмаров просто. Что мы прилетим, а там… ничего. Разобрали на хозяйство. Или — хуже! Стадо туристов, и каждый что-нибудь откручивает. Как будто руки мне откручивает!
Витька промолчал. Отогнал воспоминание, как отгружал в девяносто втором прототип Ромкиного двигателя в скупку цветных металлов. Он тогда думал, что это никому, то есть вообще никому, не нужно. А зачем тогда ему?
Ранним утром маленький самолетик кружил над островом, запрашивая посадку. Витька Муртазин сидел возле иллюминатора, но не видел ничего, разноцветные круги ходили перед глазами. Он только старался, чтобы счастливая улыбка — оттого что любимая Женька сидит рядом, обнимает и прячет на его плече лицо, только бы не смотреть на клочок земли под крыльями — чтобы эта пацанья улыбка не выглядела слишком уж идиотски. Как-никак пятьдесят. Какой-никакой, а генеральный. Ребят можно не стесняться, вон и Данька улыбается хорошо, и Ромка молча одобряет, но внизу нужно выглядеть солидно.
— Старт на месте, — разглядел главное Данька. — Сборочный тоже… кажется.
Аэропорт встретил пугающей тишиной и безлюдьем. Экскаватор, бульдозеры, грузовики стояли на огороженной площадке, как и три месяца назад, но Витька сразу понял — брошенные. Работая с железом, он научился различать усталость и обиду ненужных механизмов.
Женька тихо застонала. Витька обнял ее за плечи.
— Склеп! Только таблички не хватает, — процедил Шмустрый. — Зря мы приехали, ребята.
— Не каркай! — оборвал его Муртазин и повел всех на поиски.
Они ткнулись в запертый коттедж, в котором прожили два насыщенных года. Дорожку к нему жадные джунгли уже засеяли травой. Вышли к ЦУПу, подергали гигантских размеров замок на двери.
— Сборочный? — предложил мрачный Саид. — Или стенд посмотрим?
— В сборочный, — решил Витька, потому что с той стороны ему чудились признаки жизни.
В сборочном цехе и впрямь что-то происходило. Падало железо, гремела музыка, смеялись люди. Молодые жизнерадостные голоса.
— Спортзал? — ухмыльнулся Шмустрый. — Или дискотека? Я за спортзал.
Они вошли под высокие своды, смонтированные вахтовиками-индусами и лично Витькой — вот здесь он едва не навернулся с высоты шестого этажа. Переступая порог, Женька закрыла глаза, то тут же передумала. Твердо шагнула и только подрагивающие губы выдавали ее.
Шагнула и пошла, как зомби.
На гигантском стапеле лежала ракета.
Маленькая ракета, чуть побольше тех, что Витька запускал в кружке ДОСААФ в неправдоподобно далекой юности. Несуразная в огромном цехе, да еще выпотрошенная — провода свисают, двигатель разобран. А вокруг десяток ребят из тех, что слушали Витькину зажигательную речь два года назад, повзрослевших, увлеченных, с горящими глазами. Только музыку они зря, отвлекает. Ракета — дело тонкое, нежное. Как женщина внимания требует.
Гостей заметили, и музыка захлебнулась.
— Здрасьте… — сказал Данька обморочным голосом и оглянулся на Саида.
Ромка стоял бледен. Муртазин тоже почувствовал, что им не очень-то и рады.
Толпу парней растолкала всполошенная, перемазанная чем-то техническим…
— Лаша, здравствуй! — поздоровалась Женька.
Лаша смотрела испуганно и виновато.
— Здравствуйте, — сказала очень тихо, и если бы не акустика высоких сводов, ее бы не услышали. — Мы только попробовать…
Витьку заклинило, и его друзей тоже.
Лаша не поняла их молчания и расстроилась. Но за испугом — Муртазин все же изучил ее, наивную, за два с лишним года — Витька разглядел вызов.
Лаша заговорила, и с каждым ее словом истончался страх и укреплялся вызов.
— Мы хотели попробовать, — сказала девушка, глядя исподлобья. — Сами. Великий раджа нам позволил. Мы взяли кое-что из ваших материалов… двигатель, блок управления. Книги. Неужели нам нельзя?!
— Да мы только… — растерялся Данька и умолк, потому что бледный лицом Саид основательно придавил ему ногу.
Лаша смотрела в глаза, а Витька молчал. Не мог слова выдавить, в груди застряла не то стенокардия, не то…
«Старый ты дурак, Муртазин!» — Витька сглотнул. — «И правда думал, что никому, что склеп…»
— Можно! — пришла на помощь Женька, милая, умная, все понимающая Женька. — Конечно, можно! Это будет ваша Ракета, девочка.
Губы Лаши дрогнули, расслабились парни за ее плечами.
В красном углу, на троне, спал и ласково улыбался в бороду раджа, мудрый и великий как свет далеких звезд.