Франция

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

По сути дела, распоряжения оккупационных властей в зоне оккупации, равно как и законодательные положения в свободной зоне, требовали, чтобы евреи сами заявляли о своем "неарийском" происхождении.

В результате наиболее дальновидные из них, особенно если у них было преимущество в виде нетипичной фамилии, воздерживались от подобных заявлений, что позволяло им избежать особых угроз и опасностей, вызванных фактом рождения в той, а не в иной постели.

Но эта простая предосторожность была принята лишь незначительным меньшинством не только потому, что она была практически невозможна для людей с фамилиями Леви, Каэн и Блок, но главным образом потому, что для здравого смысла простых смертных ужасные последствия переписи были совершенно невообразимыми. Фиаско существ, наделенных разумом, были ли они иудеями или христианами, министрами или консьержами, французами или немцами, когда они столкнулись с безумием фюрера, которому подчиняются как богу, красной нитью проходит через всю историю геноцида и даже в наши дни оказывается причиной споров и несогласий по этому поводу.

Эта психология получила свое отражение в рассуждении капитана СС Лишки по поводу одного французского еврея, у которого нашлись высокопоставленные заступники:

"Я не могу освободить его, потому что еще один раз французы скажут, что среди немцев нет настоящих антисемитов кроме фюрера".

Вернемся к механизму депортаций. Во Франции положение зарегистрированных евреев постоянно ухудшалось вследствие ряда мер, принимаемых с одной стороны властями Виши, а с другой – людьми Эйхмана. Прежде всего речь идет, особенно во время первого года оккупации, об антисемитской пропаганде, увольнениях, отставках и конфискациях, так что возникла, особенно в Париже, особая порода жуликов и мошенников на почве этого неоантисемитизма. В результате в феврале 1941 года непосредственный начальник Лишки полковник СС Кнохен писал:

"Оказалось, что почти невозможно воспитать у французов антиеврейские чувства, которые бы опирались на идеологическую базу, тогда как предоставление экономических преимуществ легко привлекает симпатии к антиеврейской борьбе. Интернирование около ста тысяч иностранных евреев, проживающих в Париже, может дать возможность многим французам подняться из низших слоев в средний класс".

Это интернирование не заставило себя ждать. Под контролем бюро IV В 4 префектура полиции составила подробную картотеку; в мае 1941 года около трех тысяч шестисот бывших польских и чешских евреев были арестованы и отправлены в два лагеря, организованных французской жандармерией в департаменте Луаре. Аналогичная операция была проведена в августе, и с этого времени возникло специфическое напряжение между администрацией Виши, не хотевшей интернировать и выдавать французских евреев, и людьми из IV В 4, в принципе враждебных к подобным нюансам и всегда действовавших в оккупированной зоне по собственному усмотрению. В результате, в феврале 1943 года полковник Клохен мог гордиться следующим достижением:

"Евреи, имеющие французское гражданство, которых арестовали за то, что они не носили звезду, или по другим причинам, должны быть депортированы. Буске (Г-н Рене Бускс в то время исполнял обязанности государственною секретаря по делам полиции в правительстве Пьера Лаваля.) заявил, что французская полиция не будет выполнять это распоряжение. На наш ответ, что этим займутся немецкие войска, французская полиция прореаги-ровата организацией облавы и арестовав 1300 иностранных евреев. Эти евреи были переданы немецкой полиции с заявлением, что они должны быть депортированы вместо французских евреев. Совершенно очевидно, что в подобных случаях депортации подлежат обе категории евреев".

Характерно, что парижский отдел IV В 4 не поставил в известность Виши, когда в декабре 1941 года была арестована тысяча "видных" французских евреев, которые были отправлены в "лагерь медленной смерти" в Руалье около Компьеня. В том же месяце евреев, содержавшихся в департаменте Луаре, перевели в лагерь Дранси в предместье Парижа. Все тот же декабрь был отмечен вводом в действие в Польше вблизи Хелмно первого лагеря смерти. Однако в случае западных стран механизм депортации наталкивался на препятствие в области транспорта, поскольку германский военный кризис, вызванный тяжелыми боями во время зимней кампании под Москвой и в других местах, был прежде всего кризисом снабжения и материально-технического обеспечения. Благодаря этому евреи Франции, а также Бельгии, Нидерландов и самой Германии получили многомесячную отсрочку.

Более того, проблема транспорта стала постоянной, так что часто отдел IV В 4 не мог обеспечить отправку эшелонов согласно плану. Иногда случалось, что эшелоны уходили не полностью загруженными из-за отсутствия жертв. В одном из подобных случаев, когда в эшелоне, сформированном в Бордо, насчитывалось лишь сто восемьдесят евреев, Эйхман впал в ярость и пригрозил своим подчиненным в Париже "подвергнуть депортации всю Францию". Все это достаточно полно проясняет психологическую основу того ожесточения, с которым его сотрудники выслеживали евреев.

Лишь в июле 1942 года префектуре парижской полиции было поручено организовать массовые облавы для депортации иностранных евреев; однако благодаря предупреждениям некоторых чиновников, сотрудничавших с Сопротивлением или просто гуманно настроенных, добрая половина из намеченных двадцати пяти тысяч жертв смогла ускользнуть.

Остается добавить, что в том же июле власти Виши со своей стороны передали немцам около девяти тысяч иностранных евреев, но в дальнейшем масштабы подобных операций сильно сократились. После протестов французской католической церкви летом

года и тем более после поражения под Сталинградом весной года двойная игра политиков и чиновников на всех уровнях привела к тому, что люди Эйхмана не могли рассчитывать на содействие администрации и французской полиции, в том числе и в оккупированной зоне (В июле 1943 года эсэсовец Ретке, бывший тогда начальником бюро IV В4 в Париже, сообщил Эйкмаиу, что отныне их деятельность могла эффективно осуществляться во Франции Лишь при поддержке немецких войск.

1942 ). Именно по этой причине, по крайней мере частично, общее число французских евреев, погибших в газовых камерах, не превышает ста тысяч человек.

Эти трагические события все еще продолжают и через сорок лет оказывать воздействие на французскую политическую жизнь. Незнание породило или усугубило некоторые скандалы. Так, в ходе президентской кампании в апреле-мае 1981 года министр финансов Морис Папон, который при нацистской оккупации исполнял обязанности генерального секретаря префектуры Жиронды, был обвинен в депортации евреев, тогда как другие документы были предъявлены в его защиту – он сумел спасти некоторых из них. Однако в обоих случаях он лишь подчинялся приказам правительства Виши относительно различий, которые следовало соблюдать между иностранными и французскими евреями. Если хотели найти для г-на Папона смягчающие обстоятельства, то следует также сослаться на недостаток информации: полная и всеобшая осведомленность относительно участи депортированных евреев возникла лишь после освобождения Франции; до этого информация была довольно противоречивой.