Война вторая По воле украинского народа…

Сталин очень по-своему решил вопрос с Восточной Галицией и Северной Буковиной, которые по секретному протоколу к Брестскому мирному договору, заключенному в 1918 г. между государствами Четверного союза и Украинской народной республикой, становились отдельной «коронной территорией». В 1939–1940 гг. Советы аннексировали эти территории, объявив свершившимися, наконец, вековые чаяния двух частей одного народа об объединении. Так фактически началась вторая война Украины с Россией, и, видит Бог, не Украина ее развязала. В 1945 г. Сталин присоединил к советской Украине еще и Закарпатье. И вторая война Украины с Россией продолжилась в своей специфической, ожесточенной форме.

Но дело, разумеется, не только в «присоединении» территорий: от захватов и эксплуатации колоний не отказывались в течение столетий самые «цивилизованные» государства Европы, так почему же от силовых приобретений должна отказываться сталинская империя? К тому же у сталинской верхушки были для этого дополнительные оправдания — в точности такие же, как теперь у верхушки путинской: нахождение страны во вражеском окружении. Однако у двух государственных образований есть одно принципиальное отличие: оно состоит в том, что СССР после узурпации власти большевиками в 1917 г. действительно находился в кольце врагов, а врагов нынешней России старательно производит сам путинский режим.

Отличие большевистской России от нынешней путинской состоит в том, что СССР после в 1917 г. действительно находился в кольце врагов, а врагов нынешней России производит сам путинский режим.

Но рассказ о следующей — второй войне Украины с Россией следует начинать не с 1939 г., когда Молотов с Рибентропом подписали пакт о разделе значительной части Европы, включая Украину.

Рассказ о второй войне Украины с Россией нужно начинать с трагических событий 1932–1933 гг., когда в Украине в результате преступлений сталинского режима, а именно варварских хлебозаготовок, погибло от голода около 4 млн человек, и это еще без учета числа нерожденных. Характерно, что аккурат в то же самое время Москва старательно закладывала краеугольные камни в здание дружбы двух тоталитарных режимов — СССР и Германии. Именно в 1932 г. советский наркомвоен (министр обороны) Климент Ворошилов договорился с германским генеральным штабом вести совместную разведку против Польши. Уже в следующем, 1933 г., маршал Михаил Тухачевский заявил на встрече с германской военной делегацией: «Нас разделяет политика, а не наши чувства дружбы Красной армии к рейхсверу. Мы, Германия и СССР, можем диктовать свою волю всему миру»[178]. Причем у Тухачевского были свои особенные причины вступать в союз с вермахтом против Польши: именно он в качестве командующего Западным фронтом Советов вчистую проиграл полякам Варшавскую битву в августе 1920 г., и теперь стремился взять реванш.

Между прочим, вплоть до июня 1941 г. обменивались любезностями и Сталин с Гитлером. Так, Сталин, со слов Микояна, на заседании Политбюро однажды осведомился у своих подельников — слышали ли они, что произошло в Германии: «Гитлер какой молодец! Как он расправился со своими политическими противниками!» А Гитлер, в свою очередь, публично заявлял, что «на свете есть лишь три великих человека: я, Сталин и Муссолини. Но, правда, Муссолини — слабейший»[179]. Действительно: у этих без сомнения «выдающихся» личностей было много общего, особенно в отношении к малым народам и странам. Но они же не отказывали себе и в попытках перехитрить друг друга. Правда, хитрости их слишком дорого потом стоили всему миру.

Никита Хрущев, занявший (точнее — отбивший у других претендентов) пост генсека после смерти Сталина в 1953 г., рассказывал, как 24 августа 1939 г. члены Политбюро собрались на даче Сталина в Завидово. Возбужденный диктатор радовался, что перехитрил Гитлера: согласно пакту Молотова — Рибентропа в СССР отныне фактически входили Эстония, Латвия, Литва, Бессарабия, Финляндия. Что касается Польши, то Гитлер занял одну ее часть, а другую, заселенную украинцами и белорусами, — СССР. В результате Советы, по убеждению Сталина, одновременно застраховались от войны с Германией и столкнули лбами государства оси с англо-французским блоком[180].

Но в конце 30-х гг. прошлого века ошибались, кажется, все, кроме бывшего ефрейтора Гитлера. В сентябре 1938 г. ошибались английский премьер Чемберлен и француз Даладье, когда подписывали в Мюнхене договор с Гитлером и Муссолини о передаче Германии чешских Судет: они полагали, что Гитлеру этого будет достаточно для удовлетворения его имперских амбиций. В 1939 г. ошибались и Сталин и Молотов, когда последний ставил свою подпись рядом с автографом Рибентропа: эти тоже думали, что Гитлер дальше не пойдет.

Происшедшее в дальнейшем стало не просто результатом этих ошибок: преступлением сталинского режима стал циничный раздел целого ряда независимых государств Европы будто бы для создания «защитного пояса» вокруг СССР. Пояс не сработал, а прямым следствием раздела, в свою очередь, стала так называемая «Великая отечественная война советского народа против гитлеровской Германии». Однако и эта отдельная война, как и очередная война Украины с Россией, оказалась составляющей чего-то куда более страшного: пактом Молотова — Рибентропа Сталин открыл путь Гитлеру для оккупации Польши и начала Второй мировой войны 1 сентября 1939 года.

«Сталинскую провокацию мировой войны поддержали его приспешники, прежде всего В. Молотов, К. Ворошилов, А. Жданов. Последний, между прочим, еще 3 марта 1939 г. в выступлении на партконференции в Ленинграде заверил делегатов, что Германия угрожает войной лишь странам Запада. Курс советской власти на тот момент был сформулирован так: “Будем накапливать наши силы для того момента, когда расправимся с Гитлером и Муссолини, а заодно и с Чемберленом”»[181].

Между тем, чтобы попасть в узкий круг доверенных лиц советского генсека, нужно было обладать феноменальным раболепием, свидетельства о котором не могли не остаться в истории. Так, про Молотова, например, Уинстон Черчилль писал, что «никогда не видел человеческой личности, которая бы больше всего подходила под описание робота»[182]. На германского дипломата Хильгера «личность» Молотова произвела похожее впечатление: «Сталин мог быть уверен, что никто иной не проявит такой… слепой покорности, как Молотов»[183]. Всех иных, кто стоял по умственному развитию и заслугам перед страной выше Сталина и его подручных, диктатор попросту уничтожал… И именно Молотов, этот покорный «робот» Сталина, проявлял с подачи диктатора такое чудовищное презрение к интересам народов других стран, которое потрясло литовского министра иностранных дел В. Креве-Мицкявича в 1940 г. еще до оккупации его страны Красной армией: «Гениальный Ленин не ошибался, когда уверял, — откровенничал Молотов, — что Вторая мировая война позволит нам захватить власть в Европе так же, как Первая мировая война позволила захватить власть в России»[184].

Пактом Молотова — Рибентропа Сталин открыл путь Гитлеру для оккупации Польши и начала Второй мировой войны 1 сентября 1939 г.

Тем не менее Сталину в то время удалась по крайней мере одна маленькая политическая хитрость. Когда 1 сентября 1939 г. Гитлер напал на Польшу, Сталин во исполнение пакта мог бы двинуть советские войска навстречу в тот же самый день. Но не сделал этого, и вот почему, как полагают многие: «Сталин понимал, что Гитлер хочет переложить вину за развязывание мирового конфликта на обоих… Если бы Красная армия начала боевые действия одновременно с Германией, то Англия и Франция объявили бы войну также и СССР, который оказался бы на одном уровне с агрессивной Германией»[185]. И Сталин двинул войска на свою «договорную» часть территории Польши только 17 сентября — будто бы вынужденно, для защиты страны. Именно эту лживую версию в течение советских десятилетий преподносили детям в СССР школьные учителя, и, похоже, с наступлением путинских времен в России преступное оболванивание продолжится.

…Украина на переговорах Молотова и Рибентропа упоминалась не слишком часто. Зато много раз специально упоминалась Финляндия, после нападения на которую в декабре 1939 г. Москву покинули послы западных стран, а СССР исключили из Лиги Наций. В точности так же все складывалось, когда после оккупации Крыма войсками путинского режима в 2014 г. делегацию России лишили права голоса в Европарламенте.

После нападения на Финляндию в декабре 1939 г. Москву покинули послы западных стран, а СССР исключили из Лиги Наций. После оккупации Крыма в 2014 г. делегацию России лишили права голоса в Европарламенте.

Так новый «отец народов» Путин пробовал пройти по стопам «старого» — Сталина, и не нужно было обладать даром предвидения, чтобы уже в 2014 г. утверждать: и эта очередная попытка «поднять страну с колен» также окажется безуспешной, а пострадают от нее в очередной раз народы, от имени которых, будто бы, совершалось это «поднятие». Вместо возвеличения страна рухнет в пропасть экономического упадка и в конечном итоге — очередного политического хаоса и революций…

Что касается Украины, то во временной промежуток с 1920-го по 1939 г., когда советские войска продвинулись по ее территории на запад, часть Украины называлась Восточной, другую ее часть, под названием Украины Западной, напомним, разделяли между собой Польша, Румыния и Чехословакия. Условными ли были эти названия, отличались ли по существу между собой украинцы, проживавшие на этих разделенных другими государствами территориях страны?

Что касается западных украинцев, то «тем из них, которые оказались под рукой Габсбургов [до 1917 г. — А. А-О], было не на что особенно жаловаться, — пишет историк Яневский. — Дунайская монархия дала им если не все, то почти все: гражданские и политические права, свободу отправления культа, само название их Церкви… гражданские организации, кредитные союзы, — то есть все или почти все, что было нужно этой части нашего народа для продуктивного национального развития. Именно поэтому все без исключения галицкие политические силы сохраняли лояльность к двуединой монархии после ее официального распада»[186]. И это действительно многое объясняет в дальнейшем.

«Ситуация на восток от Збруча была совершенно иной, — сообщает Яневский. — Империя Романовых пошла по пути унификации новоприсоединенных территорий и народов. В этих условиях взгляды субъектов бывшего польского государства на дальнейшие перспективы своего существования разделились. Часть пошла по пути отказа от национальной идентичности, путем полной интеграции в российские имперские структуры, стала важной неотъемлемой частью господствующего слоя. Другая, демонстрируя лояльность, наоборот, выбрала другой путь, а именно — поддержки и развития отличной от имперской национально-культурной идентичности. На уровне политическом такая позиция требовала сформулировать адекватный обстоятельствам места и времени ответ на системный вопрос. А именно: за каким политическим устройством Российского государства последует национальное развитие “украинцев”, если действующий строй такому развитию не только не способствует, а, наоборот, делает все для уничтожения национально-культурной идентичности тех, кому отказали даже в праве на самоназвание, придумав для них прозвища “малороссы”, “хохлы”, “южноукраинцы” и т. п.?»[187].

Что делать украинцам на востоке, если действующий российский строй делает все для уничтожения их национально-культурной идентичности?

Так или иначе, но в условиях оккупации Украины войсками различных европейских режимов, единых лишь в своем стремлении не упускать из рук награбленного, украинский национализм должен был, просто обязан был сформироваться и проявиться в самой отчетливой, жесткой и жестокой форме. Это был лишь вопрос времени.