Монетизация Петра Первого

Век XVII — вообще временем был интересным. Начинался он безрадостно — великой Смутой, когда Россия, казалось, доживает последние дни. А закончился — чеканной поступью Петра.

С одной стороны, он именуется спокойным и стабильным, особенно, когда Русью правил Алексей Михайлович Тишайший. С другой — имеет у историков репутацию «бунташного».

Еще за 14 лет до Медного громыхнул не менее знаменитый Соляной бунт; считается, что он был вызван введением налога на соль, которая в те времена являлась не просто приправой, а продуктом стратегически важным — ее использовали как консервант для хранения рыбы и мяса.

С появлением нового налога соль мгновенно подорожала в четыре раза. Пуд соли, годовая норма на семью, стоил пять копеек, стал стоить — двадцать[43].

Вслед за этим вверх полезли и остальные цены. Нет соли — значит, купцам тяжелее стало возить рыбу и мясо, особенно в теплое время года. А если товар и купишь, его невозможно никак сохранить.

В общем, ничего кроме неприятностей власть от этого налога не получила. В выигрыше остались лишь контрабандисты со спекулянтами: у них соль можно было купить куда дешевле, чем у госмонополиста.

Через год соляной налог пришлось отменять… Однако по нему накопилась недоимка, и ее уперто продолжали взыскивать. Из-за нехватки «соляных» денег правительство сократило жалование стрельцам и пушкарям. Но и эти деньги до армии доходили с большим скрипом; вокруг трона жадно роились мздоимцы, которые даже урезанную стрелецкую зарплату присваивали или отдавали под проценты. («Крутили», как в достославные 1990-е.)

Так серия ошибок, наложившихся одна на другую, и спровоцировала народное недовольство.

1 июня 1648 года, когда молодой царь (Алексею Михайловичу минуло всего 19) возвращался с богомолья, его карете преградила путь толпа москвичей. Настроены они были довольно мирно — всего-навсего пытались подать Государю челобитную на произвол приказных чиновников и начальника Земской управы Плещеева. Но стрельцы жестоко разогнали людей.

На другой же день, 2 июня, группа возмущенных горожан ворвалась в Кремль, требуя выдачи главных «бояр-злодеев». К ним присоединилась и часть обозленных стрельцов. Восставшие подожгли Белый город и Китай-город, разгромили пару десятков чиновничьих домов, кое-кого из ненавистных бояр за-били насмерть. Царю пришлось вступать с бунтовщиками в переговоры[44]…

Все перипетии восстания описывать смысла нет, они довольно известны. В современной истории Соляной бунт, как и Медный, считается едва ли не основным событием XVII века, по крайней мере — знамениты они куда более, нежели многочисленные успехи правления Алексея Михайловича, к коим относятся: присоединение Украины, части Сибири, Дальнего Востока; победы в военных походах; реформа управления и Соборное уложение.

Спроси, к примеру, какие мирные договоры и с какими странами были подписаны при Алексее Михайловиче — большинство толком и не вспомнит, при том, что эти дипломатические успехи имели для России последствия глобальные и беспрецедентные. Зато словосочетание Соляной бунт прочно сидит в нашей памяти.

Только был ли он, в сущности, этот самый бунт — бунтом?

Как и в случае с бунтом Медным, масштабы его потомками изрядно преувеличены. Собственно, это и бунтом-то или восстанием назвать можно только с очень большой натяжкой.

Восстание москвичей выглядело для того времени так же… ну, как если бы в наши дни толпа постояла денек у Кремля с антиправительственными лозунгами и плакатами.

А как же сгоревший Китай-город? Разгромленные дома? Самосуд над боярами? — спросите вы.

Да очень просто. Любые события оценивать следует не с высоты дня сегодняшнего, а по меркам того времени, когда они происходили.

Для XVIII века дуэли — делом были вполне обыденным. Если же сегодня офицеры российской армии начнут палить друг в друга из табельного оружия — это вызовет шок и оторопь.

Работорговля для нас, нынешних, является абсолютной дикостью, не укладывающейся в сознании; до 1861 года же — являлось совершенно нормальной практикой: и у Пушкина были крепостные, и у Лермонтова. (Знаменитая «болдинская осень» названа по нижегородскому селу Болдино, где у Пушкиных находилось родовое имение вместе с крепостными, разумеется. Да и Арина Родионовна — чай, не из дворян была бабушка.)

Это мы не к тому, что нужно оправдывать жестокость и варварство предков, вовсе нет. Просто воспринимать исторические реалии XVII века, взглядом из XXI столь же абсурдно, как играть в подкидного дурака шахматными фигурами на 64 клетках.

Достаточно сравнить масштабы Соляного бунта с тем, что творилось в то же время в соседней Европе, и многое увидится совсем иначе.

1649 год… В Германии только что окончилась Тридцатилетняя война. Католики и протестанты долго делили страну. И поделили… без третьей части населения. Сожженные заживо и посаженные на колья исчисляются десятками тысяч, если не сотнями.

1649… Год начала Английской революции. И тоже — десятки и десятки тысяч жертв.

Для просвещенного европейца той эпохи несколько растерзанных бояр — просто не замечалось хронистами, какой уж там бунт!

Вот в Англии — да, бунт. Точнее, в Ирландии, где в том же (!) 1649 году возжелавшие независимости католики были растерзаны войсками демократа и республиканца Оливера Кромвеля. По разным данным в кровавой бане погибло от 20 до 30 % (!!!) взрослых ирландцев…

Впрочем, для юного Государя «соляные» погромы стали, конечно же, событием из ряда вон выходящим; это был первый социальный кризис при его правлении.

По молодости на решительные и жесткие меры он не отважился, предпочел не подавлять беспорядки железом и кровью, а договариваться с повстанцами полюбовно.

Жалованье «служивым» было возвращено, взыскание «соляной недоимки» отменено. Двоих наиболее ненавистных народу бояр отдали толпе на растерзание. Главу правительства боярина Морозова — сослали в монастырь, даром, что был он воспитателем («дядькой») царя.

Кромвелъ Оливер (1599–1668) вождь Английской революции, лорд-протектор (русск. хозяин, господин-защитник) Англии.

Когда король Карл I распустил парламент, его депутат Кромвель в течение 11 лет вел тихую жизнь сельского хозяина: арендовал пастбища и разводил скот. И ведь все могло этим и кончиться! Но в 1642 году, когда началась гражданская война между парламентом и королем, он вступил в парламентскую армию в чине капитана и собрал отряд добровольцев. А дальше вся его жизнь — бесконечные убийства, казни, резня (в Ирландии жестокость отрядов Кромвеля была просто невиданной), предательство и диктатура. Казнил короля, разогнал парламент, породил финансовый кризис, умер и наверняка попал в ад

Ну, а дальше — как водится. Протяни палец — откусят руку.

Едва только Алексей Михайлович дал слабину, объем требований резко стал возрастать.

Вслед за чернью встрепенулись дворяне. Пользуясь ситуацией, они тоже выставили ряд условий: созвать Земский собор, увеличить срок сыска беглых крестьян, выдать земельное и денежное жалованье.

По стране покатились новые волнения: в Великом Устюге, Курске, Козлове, Пскове, Новгороде. Два последних города стрельцам пришлось даже отбивать у восставших.

Этот печальный опыт Алексей Михайлович запомнит на всю оставшуюся жизнь; 14 лет спустя, когда полыхнет новый бунт — Медный, вести себя он будет совершенно иначе и ни одной уступки смутьянам больше не даст.

Вновь повторим эту аксимому: чем тверже действует власть, тем меньше возникает у народа желания бунтовать и жечь боярские терема.

Правда, справедливости ради следует признать, что реформы, на которые вынудили пойти царя, оказались для Руси крайне полезными; редкий случай, когда не было бы счастья, да несчастье помогло.

Тот же Земский собор, например, созванный для принятия Соборного уложения. Этот документ, утвержденный годом позже, стал первым в нашей истории полным сводом законов, действующим на всей территории страны, и, по оценке ученых, мог «составить славу целого царствования». (Уложение состояло из 25 глав и 967 статей, многие из которых не менялись вплоть до XIX столетия.)

Получается — Соляной бунт оказался на редкость продуктивным кризисом. Власть училась на своих ошибках. Но так было далеко не всегда…

…Сын Алексея Михайловича — Петр Великий — являл полную противоположность своему отцу. Был он в той же степени расточителен, насколько родитель его — бережлив. Петру все время не хватало денег.

Он даже ввел при дворе должность «прибыльщиков»: особых чиновников, чтобы «сидеть и чинить государю прибыли», а также создал специальное ведомство — Ингермандландскую канцелярию во главе с Меншиковым. Судя по разнообразию и обилию тогдашних податей, прибыльщики отрабатывали свой хлеб сполна!

Налоги вводились буквально на все: на печь в доме, на выращивание орехов, на веру, на штаны иноземного покроя, на солому для крыши…

Был, например, налог на бани. 100-процентная взимаемость гарантирована: мы ж не Европа, какой православный раз в неделю, да откажет себе в удовольствие попариться?

Что характерно — несмотря на величину налога (с думных людей и первостатейных купцов — по 3 рубля в год, с простых дворян, купцов и прочих разночинцев — рубль, с крестьян — 15 копеек) бани никто не позакрывал, кряхтели, но платили.

Ментиков Александр Данилович (1673–1729) — государственный деятель петровской эпохи, генералиссимус, президент Военной коллегии (в 1718–1724 и 1726–1727 гг.), де-факто второе лицо в государстве (уезжая, Петр всегда оставлял его на хозяйстве).

Фигура крайне противоречивая. Наряду с явными заслугами отличался поразительным корыстолюбием. Меншикова смело можно назвать первым русским олигархом.

Владел многочисленными заводами, промыслами, огромной недвижимостью, вел торговые операции со всей Европой. Не брезговал взятками и поборами.

После смерти Петра возвел на престол его вдову Екатерину I, обручил свою дочь с петровым внуком и стал фактическим правителем страны. Однако пал в итоге жертвой интриг. В 1727 г. был обвинен зятем в измене и казнокрадстве, сослан из столицы в Сибирь, где вскоре и умер.

В общей сложности имущества у него конфисковали на 14 миллионов рублей, часть из которых хранилась в заграничных банках. Для сравнения — весь годовой бюджет России составлял тогда менее 7 млн руб.

В 1722 году появился знаменитый налог на бороды. Горожане, решившие сохранить растительность, принуждались платить немыслимые деньги — от 30 до 100 рублей ежегодно. Сумма была запредельной. Крестьяне, слава богу, сидя дома, ничего не платили, иначе Петр молниеносно получил бы восстание похлеще разинщины. Крестьянские бороды облагались налогом только в городе. Так что коли поехал, че продать, али купить на базаре — гони копеечку.

Кстати, подати, схожие с петровскими по абсурдности, изобретали и позже. Во время Великой Отечественной войны были введены налоги на холостяков, одиноких и малосемейных.

В 1944-м — появился налог на бездетность; вроде, как сбор дополнительных средств для многодетных матерей. Этот налог, 6 % (!) зарплаты, не имел аналогов в мире, и существовал только в СССР, и почему-то в Монголии.

Но в СССР — эти случаи были единичными, вызванными обстоятельствами чрезвычайными (при том, что налог на бездетность благополучно дожил до распада Союза). При Петре же подати на бороды, солому, гробы, свадьбы, похороны (это не шутка, увы) шли валом, как бы наглядно подтверждая изречение Фомы Аквинского, что налоги — есть дозволенная форма грабежа. (Вот уж — простите за каламбур — действительно похоронные налоги!)

Но вот в 1710 году составили, наконец, государственный баланс, и ахнули. Дефицит бюджета — 500 тысяч рублей! Сумма по тем временам колоссальная.

Как быть? Петр тут же предложил где-нибудь взять взаймы.

У кого-нибудь. Но в России денег ни у кого не осталось, всех уже обобрали. Попытался было царь «тряхнуть» Меншикова. Александр Данилыч отговорился тем, что сам еле сводит концы с концами[45].

Иностранцы денег тоже не давали. Уже знали, что Петр долгов не возвращает в принципе.

Тогда сделали проще простого… Да так, что бюджет стал сугубо профицитным! Подсчитали сумму, необходимую для содержания армии, разделили ее на число податных дворов, и с каждого взыскали то, что причиталось: по 80 копеек — с носа.

С тогдашними льготниками — государственными крестьянами — обошлись даже суровее, чем с остальным людом. Оброк помещикам они не платили. А значит, и денег свободных у них должно быть больше. Петр установил им налог в 1,5 раза выше — 1 рубль 20 копеек. Так задолго до Зурабова (не к ночи будь помянут!) на Руси прошла своего рода монетизация льгот, первая в отечественной истории.

Что 80 копеек, что рубль двадцать — сумма для простого люда оказалась неподъемной. Платить такую подать люди не могли чисто физически. В 1725 году по подушной подати насчитывался аж миллион (!) недоимок; к 1748 году она возросла до 3 миллионов, а к 1761 — до 8 миллионов.

Результатом расстройства экономики стало как бы «исчезновение» примерно четверти всего населения России. Не только из-за смертности (даже умирать было накладно! родственникам пришлось бы платить потом налог на похороны!), но из-за бегства или ухода в разбойники. С 1719 по 1727 год в стране числилось беглых 200 тысяч человек — столько же, сколько в Российской империи всего было дворян и чиновников.

Крупные шайки то ли разбойников, то ли повстанцев, контролировали целые уезды. Иногда, чтобы освободить своих товарищей, они даже штурмом брали города; нередко солдаты из гарнизона уходили потом в леса вместе с ними.

Бывало и наоборот: разбойники, устав от рискового промысла, сами забривались в солдаты. В общем, бардак стоял несусветный.

Уже много после Петра все «царствование Елизаветы было полно местными бесшумными возмущениями крестьян, особенно монастырских. Посылались усмирительные команды, которые били мятежников или были ими биваемы, смотря по тому, чья брала. Это были своего рода пробные мелкие вспышки, лет через 20–30 слившиеся в пугачевский пожар»[46].

Да и сама пугачевщина во многом — следствие дефолта времен Петра. Пример дефолта, который никто никогда не «лечил». Давно известно, что нелеченные болезни — самые опасные и вредные.

Да-да, именно дефолта! При всем своем величии и доблести Петр I просто-напросто довел страну до ручки. Экономика напрочь оказалась подорванной: чем больше изобретал царь налогов, тем хуже обстояли дела.

На ум сразу же приходит еще одна аналогия с современностью — пресловутый налог на богатство, который так рьяно пытаются ввести некоторые горячие головы из «Справедливой России».

Дескать, ЕСН — единый социальный налог — вопиюще несправедлив: и работяга с завода, и миллиардер отчисляют со своей зарплаты те же 13 %; только один — с 5 тысяч рублей, а другой — с 5 миллионов.

Нелишне было бы этим поборникам социальной справедливости вспомнить уроки петровской эпохи: чем жестче налоги — тем меньше их собирают. До введения ЕСН в России ведь тоже действовала т. н. «прогрессивная шкала»; чем больше человек зарабатывал — тем больше платил. Правда, на поверку выходило все наоборот. С появлением ЕСН объем собираемости этих налогов вырос за 8 лет в 12 раз. В 12 (двенадцать!)

Так что памятный всем дефолт 1998 года — отнюдь не новое для России явление. Вся история всех государств и всех финансовых систем — сплошная история дефолтов. Только одни из них были растянуты во времени, а другие — почти мгновенные

И римских императоров, и средневековых королей, и русских царей одолевала одна и та же вечная головная боль: где взять денег для жалованья солдатам и содержание армии.

Петр I проблему эту решить так и не смог. И не он один. Хотя от этого, впрочем, величие его не померкло.

Времена изменились, а проблемы у человечества остались в точности теми же…