По прозвищу «Зверь»

Мы так часто слышим фразу «победа далась слишком дорогой ценой» («одна на всех — мы за ценой не постоим»), что даже и не задумываемся над ее смыслом. В нашем представлении цена — это 27 миллионов человеческих жизней, сожженные города и села, разграбленный Петродворец, Хатынь, Бабий Яр.

Оно, конечно, так. Однако у любой войны есть и цена в прямом смысле слова. 2 триллиона 569 миллиардов рублей — ровно столько стоила советской экономике Великая Отечественная война. Цифра точная, выверенная еще сталинскими финансистами.

Самая масштабная в мировой истории битва требовала столь же гигантского финансирования, но денег брать особо было неоткуда. Уже к осени 1941-го немцы захватили более половины экономически важнейших районов страны[62].

Правительству опять пришлось включать печатный станок, но не в полную силу, дабы не провоцировать и без того дикую инфляцию. Количество запущенных в оборот новых денег выросло за годы войны в 3,8 раза. Это, вроде бы, и немало, хотя нелишне будет напомнить, что во время другой войны — Первой мировой — эмиссия была в 5 раз больше: 1800 %.

Даже в таких суровых условиях власть старалась жить не только сегодняшним, но и завтрашним днем: война рано или поздно закончится, надо думать о будущем экономики…

Немного отвлечемся. В который раз упоминаем мы про «перегретый печатный станок». Разные эпохи, разные страны, разные политические системы, а ошибка одна и та же. Чем больше денег, тем быстрее они дешевеют. Финал неизбежен: инфляция.

Но неужели никто до нас этого не понимал? Неужели добрая половина правителей на протяжении 4 веков упрямо наступала на одни и те же грабли по глупости своей и дремучести? Экономика все ухудшалась, а они с маниакальным каким-то упорством продолжали шлепать новые и новые бумажки.

Да нет, конечно. Каждая власть, увеличивая эмиссию, не желала ничего плохого, она лишь оттягивала и без того ужасный конец.

Переживающая тяжелые времена экономика — все равно, как мучающийся с перепоя организм. Вброс наличности — тот же утренний опохмел. Он откладывает развязку, но и усугубляет ее. Понятно, потом будет только хуже, зато на какой-то период мучения отступят.

Далеко не каждый властитель найдет в себе силы разорвать этот порочный круг. Отказ от опохмела чреват людским недовольством, а вот обратное вызывает как раз народное умиротворение. Но ненадолго — до следующего похмельного утра. Так и начинается запой…

В этом смысле Сталину было проще. Он не привык заигрывать со своими подданными. Да и война оправдывала любые тяготы, тем более что добрую часть экономического бремени власти переложили на плечи народа.

Сразу после нападения Гитлера гражданам запретили снимать со сберкнижек более 200 рублей в месяц. Были введены новые налоги и остановлена выдача ссуд. Повышены цены на алкоголь, табак и парфюмерию. У населения прекратили принимать облигации государственного выигрышного займа, одновременно обязав всех рабочих и служащих покупать облигации займов новых, военных (всего их было выпущено на 72 миллиарда рублей).

Отпуска также были запрещены. Компенсации за неиспользованный отпуск поступали на сберкнижки, но до конца войны получать их было нельзя.

Сурово, ничего не скажешь. Но по-другому поступить, наверное, было нельзя. В результате все 4 года войны госбюджет на одну треть формировался за счет средств населения.

Но Сталин не был бы самим собой, если бы не думал при этом на несколько шагов вперед.

В 1943-м, когда до победы оставалось два долгих года, он поручил наркому финансов Звереву подготовку будущей послевоенной реформы. Работа эта велась в обстановке строжайшей секретности, полностью знали о ней только два человека: Сталин и Зверев.

Имя Арсения Зверева сегодня известно разве что узкому кругу специалистов, в числе творцов победы оно никогда не звучит. Несправедливо это.

Война — это ведь не только выигранные сражения и битвы. Без денег любая, пусть даже самая героическая армия не способна стронуться с места. Мало кто знает, например, что государство щедро оплачивало своим солдатам совершенные подвиги. За сбитый одномоторный самолет летчику платили тысячу, за двухмоторный — две. Уничтоженный танк оценивался в 500 рублей.

Несомненная заслуга сталинского наркома в том, что он сумел молниеносно перевести экономику на военные рельсы и сохранить, удержать на краю пропасти финансовую систему. «Денежная система СССР выдержала испытание войной», — с гордостью писал Зверев Сталину. И это — абсолютная правда. Четыре изнурительных года могли вовлечь страну в кризис, пострашней послереволюционной разрухи.

Зверев Арсений Григорьевич (1900–1969) — многолетний советский нарком-министр финансов (1938–1960).

У Сталина был удивительный, просто звериный нюх на толковые кадры. Очень часто наверх он выдвигал людей, не успевших еще толком себя проявить. Бывший рабочий «Трехгорки» и командир кавалерийского взвода Зверев — из их числа. В 1937-м он работал всего-навсего секретарем одного из райкомов Москвы. Но у него было высшее финансовое образование и опыт профессионального финансиста. В условиях дикой нехватки кадров (кресла освобождались почти ежедневно) этого оказалось достаточно, чтобы Зверев стал сначала зам. наркома финансов СССР, а спустя 3 месяца уже наркомом. Как и все хорошие бухгалтера, был он очень упертым и неуступчивым. Зверев осмеливался перечить даже Сталину. И вот показатель отношения: вождь не только спускал это, но и частенько с наркомом своим соглашался

Даже те, кто не любил Зверева — а таких насчитывалось немало, так как был он человеком жестким и властным, полностью оправдывая свою фамилию — вынуждены были признавать его исключительный профессионализм.

С первых же дней работы он не стеснялся открыто говорить о недостатках, резко диссонируя с общим тоном восторженного советского патриотизма. В отличие от других, Зверев предпочитал бороться не с мифическими врагами народа, а с неумелыми директорами и нерасторопными финансистами. Он отстаивал строгий режим экономии, добивался ликвидации потерь продукции, воевал с монополизмом.

Зверев — один из немногих, кто осмеливался спорить с самим Сталиным, и нередко вождь с ним соглашался.

В своих мемуарах нарком-министр торговли СССР Павлов (не путать с ГКЧПистом!) приводит один такой случай. В начале 1950-х Великий кормчий приказал Звереву обложить колхозы дополнительными налогами.

«Сталин полушутя-полусерьезно сказал ему:

— Достаточно колхознику курицу продать, чтобы утешить Министерство финансов.

— К сожалению, товарищ Сталин, это далеко не так, — некоторым колхозникам, чтобы уплатить налог, не хватило бы и коровы, — ответил Зверев.

Сталину ответ не понравился, он оборвал министра и сказал, что он, Зверев, не знает истинного положения дел (…) и повесил трубку… Занятая Зверевым позиция, как и следовало ожидать, вызвала раздражение Сталина».

Гнев вождя — это было очень и очень серьезно. Все знали, что Сталин скор на расправу и боялись его до рези в желудке. Тем не менее, Зверев настоял на своем. Была создана целая комиссия в ЦК. Она подробно разбирала все «за» и «против», многие откровенно мандраживали, но Зверев привел такие железные аргументы, что Сталин в итоге вынужден был признать его правоту. Более того, он согласился урезать прежний сельхозналог на одну треть…

Уже с середины войны Зверев начал постепенно восстанавливать экономику страны. За счет режима жесточайшей экономии он добился бездефицитного бюджета на 1944 и 1945 годы и полностью отказался от эмиссии.

И все равно — к победному маю в руинах лежала не только половина страны, но и вся советская экономика.

Без полноценной реформы обойтись было невозможно: на руках у населения скопилось слишком много денег — почти 74 миллиарда рублей, это в 4 раза больше, чем было до войны.

То, что сделал Зверев — ни до него, ни после повторить еще не удалось никому. В рекордные сроки, за одну лишь неделю, из оборота было изъято три четверти всей денежной массы. И это без каких-либо серьезных потрясений и катаклизмов.

Спросите у стариков, какая из реформ — Зверева, Павлова или Гайдара — запомнилась им больше всего, ответ известен заранее.

Обмен старых рублей на новые проводился с 16 декабря 1947-го в течение недели. Деньги меняли без каких-либо ограничений, из расчета один к десяти (новый рубль за старую десятку). Хотя понятно, что большие суммы моментально привлекали внимание людей в штатском. С этим были связаны многочисленные махинации, когда работники торговли и общепита, спекулянты, черные маклеры легализовывали свои капиталы, скупая в огромном количестве товары и продукты.

Несмотря на то, что подготовка к реформе держалась в секрете (сам Зверев, согласно легенде, даже запер в ванной собственную жену и приказал сделать то же заместителям), полностью избежать утечек не удалось.

Накануне обмена в столичных магазинах было раскуплено большинство товаров. В ресторанах стоял дым коромыслом; денег никто не считал. Даже в Узбекистане с прилавков смели последние запасы неходовых прежде тюбетеек.

У сберкасс выстроились очереди; при том, что вклады переоценивались вполне гуманно. До 3 тысяч рублей — один к одному; до 10 тысяч — с уменьшением на одну треть; свыше 10 тысяч — один к двум.

Впрочем, в основной своей массе люди пережили реформу спокойно: у среднестатистического советского гражданина больших денег отродясь не водилось, да и к любым испытаниям он давно привык.

«При проведении денежной реформы требуются известные жертвы, — писалось в постановлении Совмина и ЦК ВКП (б) от 14 декабря 1947-го. — Большую часть жертв государство берет на себя. Но надо, чтобы часть жертв приняло на себя и население, тем более, что это будет последняя жертва».

Одновременно с реформой власти отменили карточную систему и нормирование, хотя в Англии, например, карточки продержались аж до начала 1950-х.

Между прочим, перемены к лучшему этим не закончились. Ежегодно и почему-то 1 апреля правительство опускало цены (Павлов же с Горбачевым, наоборот, их подняли).

Зная все это, очень занятно сегодня слушать либеральных публицистов, рассказывающих ужасы про послевоенную экономику. Нет, жизнь в те времена изобилием и сытостью, конечно, не отличалась. А где было лучше?

И в Англии, и во Франции, и в Германии — да вообще, в Европе — было в финансовом смысле не слаще, а то и куда тяжелее.

Из всех воевавших стран Россия первой сумела восстановить свое хозяйство и оздоровить денежную систему; и в этом несомненная заслуга министра Зверева, забытого героя забытой эпохи…

Уже к 1950 году национальный доход СССР вырос практически вдвое, а реальный уровень средней зарплаты — в 2,5 раза, превысив даже довоенные показатели.

Наведя порядок в финансах, Зверев приступил к следующему этапу реформы — к укреплению валюты. В 1950 году рубль был переведен на золотую основу — его приравняли к 0,22 граммам чистого золота. (Грамм, стало быть, стоил 4 рубля 45 копеек.)

В те времена популярнейшая басня Сергея Михалкова «Рубль и доллар» (он написал ее в 1952-м) о встрече двух противоборствующих валют звучала на полном серьезе, безо всякой иронии:

…И всем врагам назло я крепну год от года.

А ну, посторонись — Советский рубль идет!

Зверев не только укрепил рубль, но и снизил его отношение к доллару. Раньше курс был 5 рублей 30 копеек, теперь стал — ровно четыре[63]. Вплоть до следующей денежной реформы 1961 года эта котировка сохранялась в неизменности.

К проведению новой реформы Зверев тоже долго готовился, но осуществить ее не успел. В 1960-м из-за тяжелой болезни он был вынужден выйти в отставку, поставив таким образом своеобразный рекорд политического долголетия: 22 года в кресле главного финансиста страны.

22 года — это целая эпоха; от Чкалова до Гагарина. Эпоха, которая могла сложиться намного тяжелей и голоднее, если бы не Арсений Зверев…