Получение наследства и подарочные переводы

Получателями наследства или подарочных переводов из-за рубежа могли быть советские граждане, имевшие родственников среди эмигрантов. Во-первых, присылать валюту могли люди, бежавшие из России во время революции, а в 1960-е годы восстановившие связь с оставшимися в СССР. Во-вторых, лица, насильственно перемещенные за границу во время Второй мировой войны или ушедшие с немецкой армией. Также родственников за границей часто имели люди, жившие на территориях, присоединенных к СССР во время войны: в Прибалтике, Западной Украине, Западной Белоруссии и Молдавии. У многих из них близкие остались в тех странах, которым принадлежали эти земли до 1940 года: в Польше, Чехословакии и Румынии, а в случае Прибалтики многие родственники эмигрировали, например, в США. Председатель Инюрколлегии (организации, отвечавшей за выплату советским гражданам наследства из-за границы) в 1969 году докладывал об открытии представительств этой организации в тех республиках, где проживало больше всего ее «клиентов»: ими оказались Украина, Литва, Эстония, Латвия, а также Армения, куда в 1960-е репатриировались армяне из Ирана[335].

Валютные переводы получали не только жители крупных городов, но даже и колхозники: в 1968 году крупные переводы из США получили, например, житель деревни Микашевичи Брестской области Белоруссии и житель села Великий Обзыр Волынской области Украины; оба они отоваривали свою валюту в магазине «Березка» города Бреста[336].

Родственники тех, кто решил не возвращаться на родину после войны, жили по всему СССР. Например, у советского гражданина, оставшегося после 1945 года жить на территории Западной Германии, в городе Карпинске в 400 км от Свердловска осталась дочь. В Германии он разбогател, а затем, когда это стало возможно, возобновил связь с дочерью и стал помогать ей материально. Сначала он присылал подарки (пианино, стиральную машину, велосипед, одежду), а после его смерти его управляющий делами стал делать семье денежные переводы. Дочь немецкого гражданина получала их в виде чеков и, продолжая жить в маленьком городе Свердловской области, смогла среди прочего купить через «Внешпосылторг» каждому из трех своих детей по автомобилю на совершеннолетие[337]. Для сравнения: по данным на 1980 год, лишь у каждой десятой советской семьи был собственный автомобиль[338].

Случались и более необычные истории: например, в 1941 году в США умер богатый литовский гражданин, бежавший туда при присоединении Литвы к СССР и завещавший свое состояние костелу в своем родном городе. Сначала дело тормозилось из-за войны, затем американский адвокат стал выяснять, существует ли все еще костел и есть ли лицо, которому можно было бы передать деньги. Оказалось, что костел действует, а его настоятель готов распорядиться деньгами. Советская сторона настаивала на том, что раз деньги завещаны организации, то получение сертификатов «Внешпосылторга» невозможно, однако американцы требовали выплаты наследства настоятелю костела именно в сертификатах. Уполномоченный по делам религиозных культов при Совете министров Литовской ССР, которому Минфин послал запрос по этому делу, также считал, что лучше выдать сумму сертификатами, объясняя: «отказ в выплате сертификатами вызовет отрицательную реакцию литовской эмиграции за границей и закроет путь получению наследственных сумм по аналогичным делам»[339][340]. Тем самым дело о костеле было не исключительным случаем: из-за границы постоянно шли переводы в Литву, и советское государство было заинтересовано в их получении.

Использовались подарочные переводы (как и гонорары) и для помощи притесняемым в СССР гражданам. В 1974 году А. Солженицын, будучи выслан из СССР, основал на гонорары за книгу «Архипелаг ГУЛАГ» Русский общественный фонд помощи политзаключенным и их семьям. С. Ходорович, распорядитель фонда в 1980–1983 годах, рассказывает, что деньги из швейцарского банка поступали в виде подарочных переводов на имя А. Гинзбурга, первого распорядителя фонда в СССР[341]. Вдова Гинзбурга пишет: «Вся помощь [политзаключенным] осуществлялась в рублях или в специальных денежных знаках — сертификатах, имевших хождение в стране. ‹…› Можно было посылать из-за границы деньги в долларах, марках, франках и т. д. на “Внешпосылторг” СССР на имя конкретного человека, а тот взамен получал внутри Советского Союза так называемые сертификаты, на которые можно было покупать вещи и продукты в специальных магазинах в Москве “Березка”. Как правило, это были дефицитные западные товары. Этим мы часто пользовались»[342].

Для помощи политзаключенным могли использоваться и такие необычные переводы, как алименты. Журналист М. Слоним в интервью вспоминает, что в начале 1970-х ее бывший муж, эмигрировавший в США, оформил ей через Инюрколлегию алименты, благодаря чему она могла покупать в «Березке» дефицитные продукты и также передавать их в лагеря[343].

Тот факт, что валютные переводы можно было обменять на сертификаты, а на них приобрести дефицитные товары, использовался и израильскими и американскими организациями, желавшими материально помочь евреям в СССР. Историк М. Бейзер пишет: «В некоторых случаях стало выгодно посылать денежные переводы (их в начале 1970-х отправлялось 700–800 в год, часто из Швейцарии во франках), которые хоть и облагались высоким налогом, но обменивались не на обычные рубли, а на сертификатные рубли “Внешпосылторга”, на которые в специальных магазинах можно было приобретать дефицитные товары по низким ценам»[344].

В 1972–1973 годах государство удерживало с эмигрирующих в Израиль советских граждан крупную сумму денег (в десятки раз превышавшую среднюю зарплату) в качестве компенсации за полученное в СССР высшее образование. И. Голомшток вспоминает, что тогда именно возможность получить из-за границы сертификаты «Внешпосылторга» и обменять их на черном рынке по выгодному курсу на рубли позволяла выезжавшим расплатиться с государством[345]. Под международным давлением эта норма, однако, довольно быстро была отменена.

Когда дело шло о выплате подарочных переводов, КГБ еще больше, чем в случае с гонорарами, пытался воспрепятствовать получению денег. В уже упоминавшемся открытом письме А. Сахаров пишет, что во время процесса над диссидентом В. Буковским на того неожиданно были наложены судебные издержки в размере 100 рублей: именно этой сумме по официальному курсу Госбанка соответствовала сумма долларового перевода, пришедшего в это время из-за границы на имя его матери в качестве материальной помощи[346]. Когда был осужден диссидент П. Якир, судебные издержки были взысканы именно с его валютного счета, куда приходили переводы, а счет после этого судом было решено закрыть[347].

Когда из заграничных связей советских граждан нельзя было извлечь никакой материальной выгоды, власти всячески препятствовали им в получении помощи из-за рубежа. Например, когда иностранцы, видимо, не зная о существовании «Внешпосылторга», хотели послать в СССР своим родственникам крупные подарки, такие как автомобиль, напрямую из-за границы, таможенное управление отказывалось разрешать ввоз таких подарков. Поскольку в центральные органы поступало множество жалоб по этому поводу, Министерство финансов предложило таможне решать вопрос о разрешении ввоза в СССР подарочных автомашин «с учетом мнения местных партийных и советских органов в каждом конкретном случае и в случае положительного решения взимать с получателей пошлину в размере 200 % от цены автомобиля»[348]. Пользуясь дефицитом автомобилей в СССР, государство вынуждало советских граждан, получающих автомобиль в подарок из-за границы, заплатить за него в советскую казну в два раза больше, чем он стоил их родственникам.

Случалось, что двум родственникам, каждый из которых получил из-за границы наследство или перевод, не хватало валюты для крупной покупки через «Внешпосылторг». Они спрашивали, могут ли они объединить свои валютные суммы для покупки, например, общего автомобиля, однако им отвечали отказом[349]. Иногда людям просто не хватало валютного перевода для какой-то покупки, и они спрашивали, нельзя ли доплатить недостающую сумму рублями (то есть поменять рубли на валюту и присовокупить эти деньги к полученной из-за границы сумме). Ответ Минфина был отрицательным[350]. Советские граждане могли доплатить недостающую сумму для покупки автомобиля, только если у них была собственная наличная валюта. Конечно, она должна была быть получена легальным путем, к тому же в случае таких доплат цена автомобиля повышалась[351]. Эта практика еще раз свидетельствует о том, что регулируя торговлю за иностранную валюту в СССР, финансовые органы руководствовались прежде всего уже сформулированным выше принципом: аккумулировать в казне все возможные источники валюты.

Как было показано выше, стратегии стимулирования валютных переводов препятствовала деятельность Комитета государственной безопасности. И последнему удалось одержать на этом поле победу: с 1976 года право на обмен денежных переводов на сертификаты предоставлялось только тем советским гражданам, которые получали валюту через официальные советские организации. Те же, кто получал ее в качестве подарков, могли теперь получить переводы только в рублях и еще должны были уплатить пошлину. С. Ходорович, бывший председатель фонда Солженицына, считает, что эта мера должна была воспрепятствовать именно помощи политзаключенным: «В уголовном кодексе никакой статьи, подходящей к этому случаю, не было и, только через год с лишним [деятельности фонда] они догадались просто сделать невозможным для нас получение денег через “Внешпосылторг”. В результате за доллар стало перепадать сколько-то копеек, то есть ничего. С этого времени деятельность фонда очень осложнилась, деньги мы стали получать нелегально. Нужно было обменять деньги на рубли там, на Западе, и переправить их в СССР. Будучи распорядителем фонда, я получал деньги в рублях от советских граждан, то есть был огражден от валюты и от получения денег от иностранцев»[352].

Газета The New York Times, сообщая о введении запрета на выдачу сертификатов получателям переводов, писала, что в первую очередь это ударит по тем советским гражданам, которые собирались эмигрировать в Израиль. Готовясь к выезду, они увольнялись с работы и часто существовали только за счет переводов от американских и европейских благотворительных фондов — отоваривались в «Березке», а также продавали свои сертификаты на черном рынке по курсу, как сообщала газета, в шесть раз превышающему официальный[353]. Также, писала газета, от введенной меры должен был пострадать А. Сахаров: Нобелевскую премию, присужденную ему в 1975 году, он теперь мог получить только в переводе на рубли.

Итак, с 1976 года фонд помощи политзаключенным уже не имел доступа к дефицитным товарам за валюту, однако все равно, видимо, не давал властям покоя. В ноябре 1977-го ЦК КПСС постановлением под грифом «совершенно секретно» обязал Минфин, Минюст, МВД, КГБ и Прокуратуру СССР «в месячный срок подготовить и внести в ЦК КПСС предложения по пресечению возможностей для использования денежных переводов, поступающих из-за границы в адрес отдельных лиц в целях, направленных против интересов советского государства»[354].

Несмотря на запрет обмена валютных переводов на чеки, иностранцы по-прежнему имели право заказывать через «Внешпосылторг» для своих друзей или родственников в СССР продуктовые посылки. Однако и эту практику КГБ пытался ограничить: правозащитный бюллетень «Вести из СССР», издававшийся за рубежом, сообщал, что в 1981–1982 годах «Внешпосылторг» официально уведомил западногерманскую фирму Lindex и швейцарскую фирму Mela, занимавшиеся отправкой посылок в СССР, что у них есть список лиц, «которым посылки из-за рубежа не должны вручаться». В основном в него вошли родственники арестованных диссидентов[355].

* * *

Магазины «Березка», продававшие за заменители валюты дефицитные товары определенным категориям советских граждан, напоминали закрытые номенклатурные распределители. Для высокопоставленных партийных и государственных чиновников, а также для представителей верхушки науки и культуры в СССР тоже существовала специальная сеть магазинов ограниченного доступа, продававших им дефицитные товары[356].

Большую долю посетителей «Березок» также составляли государственные начальники — дипломаты, избранные журналисты, работники внешней торговли, то есть люди, приближенные к власти и выполнявшие важные государственные функции. Однако существенным и парадоксальным отличием магазинов «Внешпосылторга» от распределителей было то, что критерием принадлежности к привилегированной группе была не лояльность режиму, а обладание валютой иностранных государств. Тем самым доступ к дефициту получали и обычные рабочие, отправленные для «технической помощи» в страны Азии и Африки и имевшие зарплату в валюте, и люди, имевшие родственников за границей, и даже советские диссиденты, получавшие валютные переводы из-за рубежа.

Сделав ставку на интенсивное общение с окружающим миром и на закупки из-за рубежа, государство оказалось в положении, когда имеющие иностранную валюту советские граждане становились новым привилегированным классом. «Березки», таким образом, вводили новый парадоксальный критерий социального расслоения в обществе провозглашаемого равенства. Это создавало двоякую ситуацию, при которой иностранная валюта становилась залогом доступа к дефицитным благам, но одновременно оставалась символом «вражеского» мира, основанием для подозрений. В результате возникали ситуации, при которых КГБ, отвечавший за государственную безопасность, вмешивался в чисто экономические вопросы, связанные с получением гражданами валютных переводов и покупками в «Березках». Статус государственных валютных магазинов, таким образом, оставался неясным: созданная государством институция порождала идеологически опасные практики.