18/8/2003 Курс жизни
18/8/2003
Курс жизни
А кто во всем виноват? Паталогоанатом. А знает ли паталогоанатом, где зимуют раки?
Цензура называлась - Горлит. Помещалась в Доме книги, занимая пол-этажа. Вроде бы - третьего, но точно не помню, побывал там единожды в жизни: вместо заболевшего курьера доставил из журнала "Нева" пакет. Рядовых, тем более беспартийных смертных внутрь не пускали, я только бросил взгляд: как есть жилконтора, такая же враждебная обстановка.
Но где-то в середине семидесятых человечек оттуда стал появляться в редакции. Видно, им спустили такой почин (к счастью, вскоре отменили): собирать сотрудников и проводить инструктаж, типа противопожарной безопасности.
В жизни не забуду, как этот человечек (невзрачный такой; конечно, без фамилии; а должность именовалась: редактор) важно отчеканил (для чего и явился): запишите, дескать, - с сегодняшнего дня устанавливается новая цифра погибших в блокаду, а именно шестьсот тысяч столько-то. Исключительно подробную цифру назвал. Примерно на миллион меньше прежней официальной.
А среди нас были журналисты, съевшие на этой теме собаку не одну, потратившие Бог знает сколько восклицательных знаков на цифру прежнюю. Вот один из них и осмелился спросить - почтительно, а все-таки не без ехидства: откуда, мол, эти новые данные, на какой источник ссылаться?
- Повторяю, - скучным голосом продиктовал незваный гость. - С этого числа писать цифру...
Опять сказал - какую. И тут ему задали еще один вопрос - вполне бессмысленный, конечно: а что сказал бы этот списанный отныне миллион, случись ему подняться из братских могил?
Плюгавец поднял голову, весь подобрался и произнес дословно следующее:
- Это было бы крайне нежелательно.
Интересно, каково-то он поживает теперь, что рассказывает внукам.
В те годы я думал, что государство пускается на такие фокусы из цинизма, из скверного озорства. Воюет с правдой (само не зная, какая она) просто назло народу: вот тебе, любознательный! получай нарисованный шиш! а много будешь знать - скоро состаришься. Недаром специальность, которой обучали в университетах журналистов и филологов, именовалась так жизнерадостно: дезинформатор широкого профиля. И с каким азартом ею многие овладевали!
Теперь смотрю, как и полагается в мои лета, добрей и безнадежней. Даже нахожу в этой неистребимой привычке к так называемому вранью нечто трогательное. Какую-то, что ли, галантность, деликатную бережность. Герои Тургенева так обращались с кисейными барышнями: в их присутствии - ни слова о свинцовых мерзостях жизни. Тем паче - о привидениях или, Боже упаси, о мертвецах: чего доброго, завизжит, институтка невинная, не то и в обморок грянется, колотя пятками по паркету; возись потом с ее шнуровкой, растирай одеколоном виски... Такое романтическое отношение начальства к народу заслуживает скорее похвалы.
Вот только - стоит ли так беспокоиться? По-моему, с нами можно бы и попроще. Барышня все-таки видывала виды, знает, в чем штука. И уж во всяком случае ни от какой цифры - уверяю вас, - не сбледнеет.
Ну, проговорился военный паталогоанатом журналисту, что через его морг-лабораторию (известную, 124-ю, в Ростове) прошло за три последних года две с половиной тысячи неопознаваемых солдатских тел. Ну и что такого чрезвычайного случилось? Медицинского этого полковника тоже можно понять, если хоть краешком ума вообразить ежедневную его работу - нескончаемую возню с фрагментами, разговоры с матерями убитых... Приустал, очень возможно, полковник. Пожалеть его надо. Наградить - ведь несомненный герой: вон скольких отвел от безымянной могилы. Отпуск ему дать и путевку в самый лучший санаторий. Потому что необходим, как бесценного опыта профессионал.
А ему вместо всего этого - волчий билет, непочетная отставка под неумным предлогом. Заодно и лабораторию распыляют.
С какой, спрашивается, стати? А с такой, оказывается, что население, дескать, может сообразить: если одних неузнаваемых столько - сколько же всего-то уже погибло солдат на этой войне, которой якобы нет? А кто-то, глядишь, и дальше зайдет: возьмет и прикинет общее число жертв. А потом и вообще - сравнит с официальной статистикой Главного штаба. И тут обнаружит - вот неожиданность-то! - что безбожно врет официальная, буквально как сивый мерин. И расстроится. И разочаруется. И кому-нибудь из генералов теперь будет неловко смотреть в телекамеру. А кто во всем виноват? Патологоанатом. А знает ли патологоанатом, где зимуют раки? Не знает - покажем. Чтобы другим неповадно было.
Пустые хлопоты, уверяю вас. Месть ненужная, непрактичная. Генералы, вот увидите, перетопчутся и широкую, ясную грудью дорогу проложат себе. И за психику населения тревожиться тоже ни к чему.
Во-первых, все понимают, что арифметика в наших условиях - типичная лженаука.
Во-вторых, курс человеческой жизни на здешней бирже - такой низкий, что прыжки цифр практически не сказываются на самочувствии.
На Великой, скажем, Отечественной сколько погибло? Двадцать миллионов, тридцать? А в тюрьмах и лагерях? Два миллиона, двадцать, шестьдесят? А в блокадном Ленинграде? Полмиллиона или все-таки полтора? Миллион - туда, миллион - сюда... А тут всего лишь тысячи; ну, допустим, десятки тысяч. Ни с нас, ни с вас никто за такую погрешность не спросит, не бойтесь.
Поскольку это было бы крайне нежелательно.