Повесить кирпич

Повесить кирпич

Люди, всерьез обсуждающие прелести престолонаследия, забывают только об одном: от этого уже отказались.

Тут в одной российской республике сменилась власть. Возглавлявший ее с советских времен и вогнавший в стагнацию 75-летний президент подал в отставку после разговора с президентом России. Вместо него предложили человека помоложе. А спикером парламента в этой республике теперь стал сын бывшего президента. Так сделали потому, что республика очень многонациональная, и для баланса сил — чтобы, значит, президент был одной нации, а спикер другой, — обязательно требуется продвинуть в спикеры родного сына бывшего президента. И всем будет от этого хорошо.

При этом широко обсуждается вопрос о том, хорошо ли, когда соблюдается династический принцип смены власти. Вспоминают даже фразу Александра Введенского: «Монархия хороша тем, что иногда случайно приводит к власти порядочного человека». Прав был обэриут: чтобы сделать политическую карьеру — особенно в условиях демократии — с порядочностью надо распрощаться априори. Говорят, что и в Азербайджане вполне неплохо получилось: Эльхам Алиев, конечно, не Гейдар (что, возможно, и к лучшему), но преемник достойный, народом любим, фамилия знакомая… Создается впечатление, что ничего и не кончилось. Смена власти превращается в чистую формальность.

Люди, всерьез обсуждающие прелести престолонаследия, забывают только об одном: это уже было, и от этого отказались. Человечество ушагало дальше. Монархия осталась в десятке-другом государств, и то символически. У престолонаследия, как и у любой архаики, есть свои преимущества — архаика вообще обаятельна, например, в кино о викингах, рыцарях и драконах; но хватит, это уже было, и клановая структура общества была, и байская власть, и среднеазиатское средневековье — но попробовали, хватит, не надо. Пусть Россия ходит по кругу — человечество выбрало движение по прямой.

Всякий период в человеческой жизни — и в истории — чем-нибудь да хорош: в детстве все очень чисты (если вовремя пеленают и подмывают), в отрочестве могут много раз без передышки, в зрелости хорошо соображают, в старости умеют отделять главное от второстепенного… Все это не повод впадать в детство и сломя голову ломиться в старость: ни жизнь, ни история не терпят повторений. Когда-то человечество уже решило: мысль — свободна, религия — ненасильственна, фанатизм — отвратителен, невежество — постыдно, а выдавать пещерность нравов за оскорбленное религиозное чувство — обычная уловка погромщиков. Мы это помним по своим дворам: «Ты про мою сестру плохо сказал!» — хрясь! А я и знать не знаю, что у него вообще есть сестра. Скорее всего, нету. Просто ему кулаками помахать хочется.

В богатой, долгой и жестокой человеческой истории много чего уже было. И никто не утверждает (я уж точно), что главной целью человечества является достижение свободы каждого индивидуума. Свобода вообще не может быть целью — она чего-нибудь стоит, лишь пока остается средством. Но утверждать, будто человечеству лучше в условиях средневековья, — примерно то же, что после поражения в войне уверять, будто населению лучше жилось под твоей оккупацией. Лучше, не лучше, а история тебя приговорила; ну и будь любезен слушаться, уйди с арены. В истории и в философии, к сожалению или, к счастью, ничто не может быть завоевано раз и навсегда — но уж какие-то ключевые вещи надо запоминать надолго. И повесить внушительный «кирпич» на тех путях, которые оказались тупиковыми. Это в равной степени касается и престолонаследия, и фундаментализма, и оголтелого антигосударственного либерализма.

24 февраля 2006 года

№ 403, 27 февраля 2006 года