К.Д. Бальмонт. Будем как солнце. Только любовь
К.Д. Бальмонт. Будем как солнце. Только любовь
К.Д. Бальмонт. Будем как солнце.
Книга символов. Книгоиздательство «Скорпион»
К.Д. Бальмонт. Только любовь
Семицветник. Книгоиздательство «Гриф»
Эпиграфами к этим книгам служат слова Анаксагора: «Я в этот мир пришел, чтоб видеть солнце», и Достоевского: «Я всему молюсь». То и другое — лозунги поэта. И когда истинному поэту — поэту прежде всего, без всякой чужой «окраски», но в пестрых и радужных одеждах искусства, — предъявляют посторонние «запросы», — чувствуешь себя неловко и неопрятно. Что ответить? Сам поэт отвечает за себя:
Мы унижаемся и спорим
С своею собственной душой.
Я на год надышался морем,
И на год я для всех чужой.
Своих я бросил в чуждых странах,
Ушел туда, где шум волны,
Тонул в серебряных туманах,
И видел царственные сны.
Поняв подвижность легкой пены,
Я создаю дрожащий стих,
И так люблю свои измены,
Как неизменность всех своих.
Может быть, это не всем подходит, но надо помнить, что «нет Бальмонта кроме Бальмонта».
Мы говорим на разных языках, Я — свет весны, а ты — усталый холод, Я — златоцвет, который вечно молод, А ты — песок на мертвых берегах.
В этих строках можно угадать сущность поэзии Бальмонта. Если мы попытаемся определить ее точно, то потеряемся в определениях, исключающих друг друга. Следя стих за стихом, решительно не знаешь: есть ли область, в которую нет сил проникнуть поэту. Поэтому можно, не нарушая цельности, на любой странице цитировать Бальмонта: он весь — многострунная лира. Обратить мир в песню таких изысканно-нежных и вместе — пестрых тонов, как у Бальмонта, — значит полюбить явления, помимо их идей. В своих книгам Бальмонт замкнут в себе. И в них — ключ к сердцу его поэзии — сердцу прежде всего, как источнику любви:
Не кляните, мудрые. Что вам до меня?
Я ведь только облачко, полное огня.
Я ведь только облачко. Видите: плыву.
И зову мечтателей… Вас я не зову!
* * *
Все равно мне, человек плох или хорош,
Все равно мне, говорит правду или ложь.
Если в небе свет погас, значит — поздний час,
Значит — в первый мы с тобой и в последний раз.
Если в небе света нет, значит — умер свет,
Значит — ночь бежит, бежит, заметая след.
Очень характерно, что Бальмонт может показаться на первый взгляд холодным. Часто это служит признаком не общепринятого, тепловатого отношения к окружающему. «Уравновешенные» люди делят любовь и вдохновение. Большего доказательства единого происхождения этих двух рычагов жизни, чем в стихах Бальмонта, — трудно найти. Вдохновение дано немногим, и, когда оно истинно, оно — «только любовь» и тем себя оправдывает и, становясь реальным, само реализует все, «о чем мечтать не смеет наша мудрость»:
Будем солнцем, будем тьмой, бурей и судьбой,
Будем счастливы с тобой в бездне голубой.
Но только тот, кто глубоко знает меру этой мудрости, может просто и без отчаянья видеть другую мудрость:
Если ж в сердце свет погас, значит — поздний час.
Значит — в первый мы с тобой и в последний раз.
* * *
Мы должны бежать от боли.
Мы должны любить ее.
В этом правда высшей Воли,
В этом счастие мое.
Так свыше разрешены для поэта узы певучей дерзости, но ему оставлена чистота кристаллов. Все в его песне предрешено заранее: ни одна капля в бегущем водопаде не смешается с другой — стих, бегущий за стихом, на миг прильнет к другому:
Над болотом позабытым брошен мост,
За болотом позабытым брызги звезд.
И снова отбегает: «Там, за тенью, цепенея, спит лазурь»… Падают в общее русло капли-звуки — смелые, легкие…
Нельзя не упрекнуть Бальмонта за обложку сборника «Будем как солнце». Она идет вразрез с содержанием, не дает и намека на сущность книги: она — не творческая. Изящней другого — лилии, но, к несчастью, художник Фидус обставил их симметрично-неподвижными штамбовыми розами. Обнаженная фигура — очевидно, замысел Фидуса, а не Бальмонта, который поет гимны солнцу, а не грубому символу его растительных сил. Обложка книги «Только Любовь» гораздо лучше, но и она не вступает в мелодию сборника, замысел которого еще нежней и прозрачней, чем «Будем как солнце». Впрочем, содержание обеих книг распределено не совсем равномерно, и кое-что требует перестановки.
Конец 1903