ЛЕО И ЛЕЙТЕНАНТ КАСТИЛЬО

ЛЕО И ЛЕЙТЕНАНТ КАСТИЛЬО

Я ужасно расстроился из-за Лео. Он невозмутим и обладает безупречными манерами. Клиентки, молоденькие и совсем взрослые дамы, украдкой поглядывает на Лео и улыбаются ему, оставляя чаевые. Как-то вечером я спустился в бар своего отеля в Буэнос-Айресе. Лео принес мне «Бомбей» со льдом и тоником и ненадолго задержался за моим столом. С тех пор мы приятели. Я дарю Лео книги, а он не берет с меня плату за последнюю чашку кофе.

— Наверное, я больше не смогу приносить вам кофе, — сказал мне Лео на днях. — Я решил попробовать что-нибудь новенькое. Найти новую работу, понимаете? Не вечно же быть официантом.

Я заметил, что эта профессия ничем не хуже всех остальных. Лео усмехнулся:

— Я еще слишком молод, чтобы довольствоваться малым. — Я не знал, сколько ему лет, и на этот раз решился спросить. — Двадцать четыре, — ответил Лео. Я пожелал ему удачи, пожал руку и дал на чай в два раза больше, чем обычно.

— Мне будет тебя не хватать, — признался я.

Официанты и бары. Как прочно они связаны в нашем сознании! Уйдет официант, и бар уже никогда не будет прежним. В моей кочевой жизни бары часто превращались в убежища, рабочие кабинеты, временные жилища, а официанты рано или поздно становились для меня близкими людьми. Хотя, возможно, это я становился для них своим. У любого официанта есть свои фавориты. Он внимательно наблюдает за людьми по другую сторону барной стойки и делится своими выводами лишь с избранными. Иному довольно одного слова, сказанного вполголоса с невозмутимостью опытного крупье, чтобы выразить свое отношение в посетителю.

Без них ни бары, ни воспоминания не будут прежними. Без Мустафы «Холидэй-Инн» в Сараеве был бы частью охваченного войной города, не больше. Никто другой не смог бы так стирать пыль с бутылок, после того как в отель попала бомба, а потом обслуживать клиентом с неизменной учтивостью и хладнокровием. Без Сильвии мой любимый бар контрабандистов на Гибралтаре был бы скучнее выступления Абеля Матутеса. Без Пепе Барсены, официанта, подхватившего вирус поэзии, никто не признал бы «Хихон» литературным кафе. Без Клаудио, уложившего на пол самого Панчо Вилью, когда тот, совершенно пьяный, въехал в «Оперу» верхом, эта таверна была всего лишь одним из многочисленным мест мексиканской столицы, где можно выпить текилы. Все бары и кафе, в которых мне довелось побывать, включая давно ушедшие в небытие, вроде «Фьюмы» в Кальяо или «Масти» в Картахене, запомнились мне благодаря своим официантам. Как позабыть черноусого гиганта Антонио, превращавшего обслуживание посетителей с захватывающий спектакль, стоивший любых чаевых. В Бейруте, в Луанде, в Севилье — повсюду мне хотелось прочесть в их глазах одобрение, заслужить их доверие, стать им другом. Я чувствовал, как в их профессиональном спокойствии, вежливом внимании к капризам клиентов сквозит особого рода мудрость, глубокое знание жизни и людей. Таким был лейтенант Кастильо. На самом деле, конечно, его звали по-другому. Я сам придумал это прозвище. Лейтенант Кастильо работал в роскошном средиземноморском яхт-клубе и ненавидел его богатых членов извечной, неистовой, поистине республиканской ненавистью. О своих чувствах он сообщил мне шепотом, перегнувшись через барную стойку. Лейтенант Кастильо предпочел бы видеть яхтовладельцев и разряженных дамочек в свете фар грузовика, под дулами винтовок, на краю собственной могилы. Подавая клиентам коньяк и колу, он смотрит на них с яростью санкюлота, словно определяя, кого стоит поставить к стенке первым. «Развлекайся, гадина, — думает он. — Тебе осталось три месяца!» Впрочем, лейтенанта Кастильо давно не видно. Наверное, уволили. В последнее время он окончательно утратил самообладание. Я часто представляю, как лейтенант точит о камень свое мачете и прикидывает, когда лучше выступить. Надеюсь, когда время придет, он узнает меня.