Сталинскии вариант ликвидации малых народов

Сталинскии вариант ликвидации малых народов

Иными словами, все разговоры о якобы «временном переселении немцев из Поволжья, с единственной целью отодвинуть их от надвигающейся линии фронта» — откровенная ложь. Их переселяли навсегда и не только с целью освоения необжитых районов Сибири, Севера, Дальнего Востока и Казахстана. Даже в условиях смертельной опасности в Советском Союзе продолжался эксперимент по созданию новой общности людей — советского народа. В качестве материала использовали немцев, калмыков, крымских татар, чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев, корейцев, ингерманланд-цев, турок-месхетинцев, курдов и некоторые другие малые народы. При этом, как пишет доктор исторических наук Виктор Земсков, «сталинский вариант ликвидации малых народов был в основном близок к маоистскому варианту, но в то же время имел ряд черт, свойственных для гитлеровского варианта». Осуществлялся он «за счёт ассимиляции депортированных в более крупных этнических массивах и частично за счёт завуалированного геноцида и ослабления их биологического потенциала, путём многократного повышения смертности над рождаемостью при насильственном переселении и в первые годы жизни на спецпоселении»[192].

30 августа 1941 года руководители советского государства В. Молотов, Г. Маленков, А. Косыгин и А. Жданов обратились к И. Сталину с письмом следующего содержания: «Сообщаем, что нами принято решение о немедленном переселении из пригородов Ленинграда немецкого и финского населения в количестве 96 000 человек. Предлагаем выселение произвести в Казахстан — 1500 человек, в Красноярский край — 2400 человек, в Новосибирскую область — 24 000 человек, Алтайский край — 1200 человек и Омскую область — 21 000 человек. Организацию переселения возложить на НКВД. Просим утвердить это предложение». Предложение было одобрено.

6 сентября 1941 года Государственный Комитет Обороны принимает Постановление «О переселении немцев из г. Москвы, Московской области и Ростовской области». 21 сентября такое же постановление принимается о переселении немцев из Краснодарского, Орджоникидзевского краёв, Тульской области, Кабардино-Балкарской и СевероОсетинской АССР. 22 сентября о переселении немцев из Запорожской, Сталинской и Ворошиловоградской областей. 8 октября о переселении немцев из Воронежской области, Грузинской, Азербайджанской и Армянской ССР. 22 октября о переселении немцев из Дагестанской и Чечено-Ингушской АССР. Все эти постановления снабжены грифом «Совершенно секретно», хотя какая уж тут секретность?

Очень трудно выразить всю глубину нравственного потрясения, охватившего в тот момент нацию. Ни у кого больше не было надежды — только отчаяние, боль и безысходность. По сути, произошла беспрецедентная в истории человечества социальная метаморфоза: в одночасье весь народ объявили поднадзорным. В этой ситуации нужно было либо смириться, продолжая жить, приняв позор и ужас действительности, либо взбунтоваться и подписать себе тем самым смертный приговор. И народ смирился.

Судьба российского немца зависела в эти годы от случайности — либо лагерный долгий срок за мифическую измену родине, либо спецпоселение, обнесённое «колючкой», либо трудовая армия.

Местное население встретило их с молчаливой враждебностью, ибо во всех без исключения газетах был опубликован Указ, изображавший руссланддойче как открытых пособников фашистских захватчиков.

Непривычно холодный климат, бытовая неустроенность, скудное питание и произвол комендантов лагерей — всё это вызвало в первую же зиму высокую смертность, прежде всего среди больных, пожилых и детей. Детей забирали у родителей и отправляли в детские дома, где над ними глумились, избивали, отбирали и без того скудные пайки только потому, что они родились немцами.

И не было, казалось, этому кошмару ни конца, ни разумного объяснения.

10 января 1942 года ГКО СССР принял Постановление «О порядке использования немцев-переселенцев призывного возраста от 17 до 50 лет», который фактически подчинил НКВД созданные в 1941 году так называемые «рабочие колонны».

14 февраля того же года ГКО СССР принимает Постановление «О мобилизации немцев-мужчин призывного возраста от 17 до 50 лет, постоянно проживающих в областях, краях, автономных и союзных республиках» 7 октября 1942 года в связи с высокой смертностью спецпереселенцев ГКО принимает Постановление «О дополнительной мобилизации немцев для народного хозяйства СССР», в результате которого трудармия поглотила буквально всех немецких мужчин в возрасте от 15 до 55 лет и женщин от 16 до 45 лет.

Как мы знаем, советские руководители, словно черти от ладана, шарахались от всего, что так или иначе было связано с троцкизмом. Но в то же время очень многое ими было перенято и заимствовано именно у пресловутого Льва Давидовича, в том числе и «трудовые армии». Именно Троцкий в марте 1921 года на Х съезде РКП(б) заявил: «С бродячей Русью мы должны покончить. Мы будем создавать трудовые армии, легко мобилизуемые, легко перебрасываемые с места на место. Труд будет поощряться куском хлеба, неподчинение и недисциплинированность караться тюрьмой и смертью». На эти задачи Лев Давидович перенацелил свои реввоентрибуналы, в инструкции им указывалось, что «трудовое дезертирство при данной обстановке является таким же актом контрреволюции, как и вооружённое восстание против рабочих и крестьян»[193].

Прокатившаяся новая волна принудительных миграций нанесла новый жестокий удар по этносу российских немцев. Вопрос выживания, как пишет уже цитируемый здесь историк Виктор Бердинских, встал перед ним с небывалой доселе, предельной и неотвратимой остротой. В учётноотчётной статистике и в приказах НКВД и ГУЛАГа с января 1942 года появилась отдельная категория: «мобилизованные немцы», или «трудармейцы». Последние размещались на «местах работы» в специальных зонах, как правило, за колючей проволокой, а то и просто — в «стационарных лагерях» с вооружённой охраной, жили в бараках, выводились на «производственные объекты» строем и в сопровождении конвоя — как «спецконтингент», подопечный НКВД. Другими словами, формально не относясь юридически к числу заключённых, фактически — по образу жизни, по снабжению (вещами и продовольствием), по режиму содержания — «трудармейцы» мало в чём отличались от остальных узников ГУЛАГа. Добавим, что они не считались также и военнослужащими: военные билеты у них изымались и на всех заводились лагерные личные дела[194].

Но была ещё одна категория трудармейцев, о которой советская пропаганда и официальная историография хранили в прямом смысле гробовое молчание. Это немцы, являвшиеся гражданами восточноевропейских стран.

16 декабря 1944 года ГКО СССР под грифом «Совершенно секретно» принял Постановление «О мобилизации и интернировании немцев, находящихся на освобождённых Красной Армией территориях». В нём, в частности, говорилось: «Мобилизовать и интернировать с направлением для работы в СССР всех трудоспособных немцев в возрасте от 17 до 45 лет, женщин — от 18 до 30 лет, находящихся на освобождённых территориях Румынии, Югославии, Венгрии, Болгарии и Чехословакии. Установить, что мобилизации подлежат немцы как немецкого и венгерского подданства, так и немцы — подданные Румынии, Югославии, Болгарии и Чехословакии. Руководство мобилизацией возложить на НКВД СССР (т. Берия)».

Всего по данному постановлению только в 1945 году было интернировано и вывезено в СССР более 130 тысяч человек, из которых сформировали 183 «рабочих батальона», размещённых в 33 регионах страны[195].

Отлов и принудительная депортация немцев из Восточной Европы в СССР продолжались вплоть до начала 50-х годов. Тех же, кого не отправили, оставив в Польше и Чехословакии, разместили в концлагеря. В чём заключалась их вина? В национальности. И всё.

Живя в Германии, я познакомился с выжившими румынскими, силезскими, венгерскими немцами, «мотавшими срок» на советских ударных стройках, на польских угольных шахтах, в рудниках Чехословакии. Им было что вспомнить и рассказать, но удивительная вещь — никто (!), с кем откровенно беседовал, не таил злобы ни к России, ни к её народу.

О прошлом они вспоминали пусть с грустной, но улыбкой и по-доброму. Кстати, на эту черту немецкого характера обратила внимание даже такая несгибаемая русская патриотка, как доктор исторических наук, заместитель председателя Комитета ГД РФ по международным делам, президент Фонда исторической перспективы Наталья Нарочницкая, отметившая: «Не только Венгрия — союзник Гитлера, но и Польша, Чехословакия, спасённые русскими от истребления фашизмом или от уготовленной им участи слуг для хозяев предполагаемого рейха, оказались куда менее надёжными членами советского блока, чем даже побеждённые и раздавленные немцы»[196].

Впрочем, возвратимся к российским немцам и их «рациональному использованию» на промышленных предприятиях Урала, шахтах Воркуты и Кузбасса, стройках Сибири, леспромхозах Севера и Дальнего Востока, урановых рудниках Киргизии и Таджикистана, угольных шахтах Казахстана. Чтобы не простаивали, советскими органами был принят ряд указов и постановлений, в частности «О дополнительной мобилизации немцев в угольную промышленность» (18 июля 1945 года), «О закреплении мобилизованных немцев за предприятиями Наркомнефти» (7 декабря 1945 года), «О закреплении за предприятиями министерства чёрной металлургии спецконтингентов, подлежащих переселению в северные районы страны» (29 марта 1946 года).

Напомню, что термин «спецпереселенцы» появился в СССР в конце 20-х годов и применялся к «кулакам», затем к депортированным в 30-х годах нацменьшинствам и к жителям Прибалтики, изгнанным из родных мест после присоединения к СССР в 1940 году.

С 1936 года «переселенческое дело» было передано из ведения Наркомзема в Переселенческий отдел НКВД и приняло открытый репрессивно-принудительный характер.

Не принесло облегчения и окончание войны. Возвращать российским немцам свободу, человеческое достоинство и даже право на жизнь власти не собирались. Воинственный клич лауреата Ленинских, Сталинских и прочих премий Ильи Эренбурга: «Убей немца!» продолжал эхом перекатываться из конца в конец огромной страны. И ни в чём не повинных людей убивали тысячами. Дело дошло даже до того, что самому Сталину пришлось поправить «гуманиста», напомнив, что «гитлеры уходят, а Германия и немецкий народ остаются». Но то Германия и немецкий народ, другое дело — свои немцы. С ними можно было «не чикаться». И «не чикались». К слову, по указанию Ильи Эренбурга, избранного в 1950 году депутатом Верховного Совета СССР от города Энгельса, немецкие книги, в том числе и уникальные, хранящиеся в библиотеках этого города, были сожжены. И только незначительную их часть удалось спасти, перевезя в Саратовский университет и в Москву.

Так что кострища из книг пылали не только в фашистской Германии, о чём в своих, ставших в период хрущёвской оттепели культовыми, воспоминаниях «Люди, годы, жизнь»[197] писал Илья Григорьевич. Он и сам был причастен к этому неблаговидному занятию.

8 января 1945 года СНК СССР принял постановление «О правовом положении спецпереселенцев», которым без разрешения коменданта категорически запрещалось отлучаться из мест поселения. Самовольная отлучка приравнивалась к побегу из мест лишения свободы и строго наказывалась, вплоть до расстрела.

26 ноября 1948 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдалённые районы Советского Союза в период Отечественной войны». За самовольную отлучку из мест поселения люди приговаривались к 20 годам каторжных работ. Уточню, что каторга была специально введена в 1943 году с целью наказания «фашистских убийц и их пособников».

Так проходил год за годом — в удушливой атмосфере слежки, запретов, унижений и доносов. Подрастало уже новое поколение немцев с атрофированным национальным сознанием и гипертрофированным комплексом национальной вины — поколение, лишённое родного языка и культуры своих родителей.

После окончания войны, по мере постепенного расформирования трудармии вместо долгожданной свободы статус спецпереселенцев получили буквально все немцы, в том числе никогда не подвергавшиеся выселению взрослые и даже младенцы. Я, например, прекрасно помню колючую проволоку, опоясывавшую наш лагерь в Актюбинской области Казахстана, и как позже в узбекском городе Алмалыке (тогда — посёлке) мы с отцом ходили на ежемесячную отметку в комендатуру. Было мне тогда шесть лет.

Режим спецучёта и спецпоселений был призван обеспечивать дешёвой и послушной рабочей силой промышленность и сельское хозяйство СССР. Кроме того, содержание депортированных народов и социальных групп (неблагонадёжных для советской власти) на спецпоселении облегчало контроль за ними. Однако дешевизна рабочей силы, состоявшей из спецпоселенцев, имела и обратную сторону медали — в условиях отсутствия материальных стимулов многие просто отбывали время на работе. Также нужно принять во внимание, что содержание на спецпоселении миллионов людей создавало многочисленные проблемы хозяйственного, политического и бытового характера.

Существование режима спецпоселения ложилось тяжёлым бременем на послевоенную экономику страны, усугубляло её финансовое положение. В охране и обслуживании спецпоселенцев были задействованы десятки тысяч здоровых мужчин, которых также нужно было содержать.

В политическом плане страдал авторитет СССР в глазах мирового сообщества, которому было непонятно, почему в условиях мирного времени миллионы людей определённых национальностей и социальных групп лишены элементарных прав и находятся в неволе. Попутно уточню, что немцы на тот период составляли ровно половину всех спецпоселенцев.

С началом 50-х годов ХХ века многим ответственным лицам в регионах и в Москве становилась всё более очевидной абсурдность сохранения режима спецпоселения. В конце 1951 года секретарь ЦК ВЛКСМ Г. Михайлов обратился в ЦК ВКП(б) с письмом, в котором сообщал о недостатках и ошибках в работе со спецпереселенческой молодёжью. Из письма следовало, что режим спецпоселения являлся для молодых людей серьёзным препятствием в получении образования, профессионального становления, службы в армии, при вступлении в комсомол и т. д.

Руководящие работники МВД направляли в Москву рапорты, в которых обосновывали целесообразность отмены режима спецкомендатур в отношении депортированных народов. Сами депортированные всё чаще стали обращаться во властные структуры с просьбами освободить их от режима спецпоселения.

Примечательный документ удалось отыскать в Госар-хиве Российской Федерации живущему в Гёттингене историку доктору Виктору Брулю. Согласно этому документу, в начале ноября 1951 года начальник 9-го Управления МГБ СССР В. Шиян подготовил для Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР справку «О необходимости оставления навечно на поселении и освобождения из мест поселений некоторой части спецпоселенцев-нем-цев». Этот документ интересен тем, что в нём по-разному оценивались различные категории немцев, отношение к ним и предлагаемые меры.

К первой категории В. Шиян отнёс 281 961 немца, выселенных по постановлениям ГКО, а также 12 970 немцев, выселенных по решению СНК СССР. Ко второй категории — 27 445 немцев, эвакуированных во время Отечественной войны по постановлениям военных советов фронтов и Указа ПВС СССР от 22.6. 1941 г. «О военном положении» из Ленинграда, Ленинградской области, Калининской, Горьковской и ряда других областей. В третью категорию он включил 195 191 немца — граждан СССР, репатриированных из Германии. Направлены они были на поселение согласно директиве НКВД СССР № 181 от 11.10.1945 года без соответствующего решения правительства и надлежащего на них оформления фильтрационных материалов. «В связи с тем, что часть ре-патриантов-немцев сотрудничала с оккупантами, а в период отступления немецкой армии добровольно выехала в Германию, где оказалась в американской и английской зонах оккупации», предлагалось, «в интересах государственной безопасности» всех их оставить в местах поселения навечно.

К четвёртой категории были отнесены 2838 человек, граждан СССР, принявших в период немецкой оккупации германское подданство, так называемые «фольксдойче». А также 2092 члена семей немецких «пособников», высланных из Ставропольского края на основании распоряжения НКВД СССР № 20/5 от 7.1. 1944 года и приказа НКВД СССР № 001036 от 24.8. 1944 года. Этим спецпоселенцам решением Особого Совещания при НКВД СССР были установлены чёткие сроки нахождения на поселении, однако они истекали в ближайшее время. С учётом «социальной опасности этих спецпоселенцев» Шиян считал целесообразным оставить их в местах поселения навечно.

Предлагалось также распространить на немцев, выселенных по постановлениям ГОКО, военных советов фронтов, распоряжений СНК СССР, на репатриантов, на лиц, принимавших германское подданство, и членов семей немецких «пособников» действие Указа ПВС СССР от 26.11.1948 года (вечное нахождение на спецпоселении, за побег — 20 лет каторжных работ).

В пятую категорию были включены немцы, ещё с довоенных времён жившие на Дальнем Востоке, Урале, в Сибири, Средней Азии и Казахстане и поставленные там на спецучёт комендатур.

К шестой категории отнесли 40 443 немца, которые согласно решениям ГОКО на всё время войны были мобилизованы для работы в промышленности и не подвергались выселению. После окончания войны зоны, где они содержались, были ликвидированы, военизированная охрана снята, а их, согласно совместным директивам НКВД, а также Нар-комугля СССР, Наркомата целлюлозно-бумажной промышленности СССР, Наркомстроя СССР и Наркомчермета СССР, перевели на положение спецпоселенцев.

В связи с тем, что указания НКВД-МВД в отношении немцев, постоянно живших в местах, откуда выселение не производилось, и немцев, мобилизованных в промышленность, были даны без соответствующих решений правительства, В. Шиян предлагал с учёта их всех снять и освободить из мест спецпоселения. Правда, при этом в соответствии со ст. 39 «Положения о паспортах» им запрещалось проживать в Москве, Ленинграде, Киеве, в пограничной полосе, других режимных местностях, а также в Литовской, Латвийской, Эстонской, Молдавской ССР, в западных областях Украины и Белоруссии, на территории республик, краёв и областей, откуда было произведено выселение, за исключением местностей, где они проживали в 1951 году.

Необходимость освобождения местных и мобилизованных немцев В. Шиян объяснял ещё и тем, что в республиках, краях и областях проживало 103 764 немца — местных жителей, которые не подвергались выселению и под надзором органов МГБ не состояли.

В ноябре 1951 года Президиум Верховного Совета СССР с грифом «Без публикации» издал Указ «О спецпоселенцах немцах и членах их семей, выселенных по постановлениям ГОКО, Военных Советов фронтов, распоряжениями СНК СССР, репатриированных, принявших германское подданство и членов семей немецких пособников», согласно пункту 1 которого на спецпоселении навечно оставлялись:

• А. Немцы, граждане СССР и члены их семей, выселенные по постановлениям ГОКО и распоряжениям СНК СССР

• Б. Немцы, граждане СССР и члены их семей, эвакуированные по постановлениям военных советов фронтов.

• В. Немцы, граждане СССР и члены их семей, репатриированные в СССР.

• Г. Лица, принявшие в период немецкой оккупации германское подданство, так называемые «фольксдойче», независимо от их национальности, а также члены семей бывших немецких пособников.

На все эти четыре категории спецпоселенцев распространялось действие Указа ПВС СССР от 26.11.1948 года «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдалённые районы Советского Союза в период Отечественной войны».

В постановлении Совета Министров СССР «Об оставлении на поселении и освобождении из мест поселений некоторой части спецпоселенцев», принятом также в ноябре 1951 года, продублировано решение Президиума Верховного Совета СССР относительно четырёх вышеназванных категорий. Снятию с учёта спецпоселений подлежали лишь немцы и члены их семей, в отношении которых не было решений правительства о их выселении (местные жители Дальнего Востока, Сибири, Урала, Средней Азии, Казахстана и т. д.) и мобилизованные в период Отечественной войны на работу в промышленность.

Министерствам было также разрешено выдавать немцам, освобождаемым от спецпоселения, ссуды на строительство домов, приобретение скота и хозинвентаря в размере 5000 рублей со сроком погашения — 7 лет, начиная со второго года получения ссуды. Освобождаемым лицам министерства должны были оказывать и содействие в перевозке членов семей.

В середине ноября и 3 декабря 1951 года Политбюро ЦК партии рассматривало вопрос о немцах-спецпоселенцах, мобилизованных для работы в промышленности. МГБ СССР выступило с предложением «не считать этих немцев спец-поселенцами». Однако предложение не нашло поддержки у членов Политбюро.

Несмотря на предложения отменить или смягчить режим спецпоселения, при жизни Сталина этого сделано не было.

11 марта 1952 года Президиум Верховного Совета СССР принял указ «О направлении на спецпоселение отбывших наказание осуждённых, члены семей которых находятся на спецпоселении», который, правда, хотя и не отменили, но вскоре «забыли» в связи, наверное, с кончиной товарища Сталина.