6. ЛУРД ПОД СЕНЬЮ НЕБОСКРЕБОВ

6. ЛУРД ПОД СЕНЬЮ НЕБОСКРЕБОВ

Когда в заголовках одной из газет впервые появилось имя Джо Витоло, маленького мальчика из Бронкса, я не придал этому никакого значения. Но Джо Витоло не канул в Лету после первого сообщения, как это обычно случается с героями быстротечных американских сенсаций. На другой день его имя фигурировало уже во многих газетах. Затем появились большие статьи, подкрепленные иллюстрациями, и наконец Джо Витоло проник на первые страницы газет, в том числе и тех, которые почитались серьезными и солидными.

Было ясно, что мальчик Джо стал объектом грандиозного «паблисити», что какие-то неведомые силы стремятся сосредоточить на нем общественное внимание, сделать его видной фигурой.

Вот что газеты писали о Джо Витоло.

Семья итальянского иммигранта Витоло, отца Джо, давно проживала в Бронксе. Глава семьи работал шофером на грузовой машине и на свою скудную заработную плату не мог прокормить большую семью. Жена Витоло вынуждена была прирабатывать, изготовляя на дому искусственные цветы. Но и при этом семья Витоло едва-едва сводила концы с концами.

Девятилетний Джо ходил в школу, а вечерами играл со сверстниками на соседнем пустыре. По воскресеньям, после посещения церкви, ему иногда удавалось пойти в кино. Незадолго до того, как Джо превратился в знаменитость, он видел новый кинобоевик – «Песнь Бернадетты». Этот фильм, насквозь проникнутый идеями католицизма и религиозными суевериями, произвел на мальчика громадное впечатление. Содержание фильма составляла новая версия так называемого лурдского «чуда». Как известно, в свое время вблизи затерянного в Пиренеях французского местечка был открыт «священный источник», якобы обладавший чудодейственной целительной силой. Источник был найден благодаря богородице, которая указала благочестивой крестьянской девушке Бернадетте, где он находится.

Через несколько дней после киносеанса богородица «явилась» потрясенному мистическим фильмом мальчику Джо. Даже авторы католического боевика, среди которых не последнюю роль играли представители Ватикана, вряд ли могли рассчитывать на столь поразительный эффект.

Туманным осенним вечером Джо, как всегда, отправился на свой пустырь. Разложив костер из сухих листьев, он сидел возле него и задумчиво глядел в огонь. В эту-то минуту ему и «явилась» дева Мария. Джо запомнил, что небожительница была в том же самом облачении, в котором он видел ее на экране. Больше он ничего не смог рассказать – его фантазия не шла дальше голливудских стандартов.

В тот момент миф был еще в процессе становления, он еще только переходил – если для такого случая можно воспользоваться гегельянской терминологией – из стадии Ничто в стадию Нечто. Но уже на другой день, после разговора Джо с родителями и патером из местного католического прихода, миф приобрел более отчетливые очертания.

Оказалось, что богородица, как послушный дух на спиритическом сеансе, снова предстала перед мальчиком. На этот раз небожительница была весьма словоохотливой. Она сказала, что если Джо будет каждый вечер приходить на пустырь и усердно молиться, то в конце концов произойдет чудо – на пустыре откроется священный источник. Богородица точно определила, что это случится на семнадцатый день. Прощаясь с мальчиком, она обещала регулярно посещать его во время молитв.

После этого миф о чудесных видениях Джо стал твориться буквально на наших глазах, причем такими темпами которые даже и не снились древним мифотворцам. В процесс современного мифотворчества были включены такие могучие средства, как пресса и радио, телефон и телеграф. Неудивительно поэтому, что уже через несколько дней вся Америка говорила о «чудесном мальчике», или «Джозефе-чудотворце», как его теперь называли.

По совету патера, Джо перестал ходить в школу: у него возникли новые, более возвышенные обязанности. Захудалый домишко в Бронксе, Вилла-авеню, 3194, превратился в место массового паломничества. Заброшенный и грязный пустырь осаждался толпами людей, особенно в вечерние часы, когда Джо выходил молиться. К «чудесному» мальчику приносили больных детей, калек, инвалидов. От него требовали, чтобы он помолился за них или прикоснулся к ним.

В толпе молившихся и жаждавших чудесного исцеления постоянно сновали католические священники и монахи. Все это «предприятие» – для истории с Джо трудно подобрать другое название – с самого начала было монополизировано католической церковью и интенсивнейшим образом сю эксплоатировалось.

Несмотря на сырую ноябрьскую погоду, скопление паломников приняло такие размеры, что для соблюдения порядка (а может быть, и должного благочестия) управлению нью-йоркской полиции пришлось ежедневно выделять наряд в несколько десятков полисменов. Среди паломников были не только нью-йоркские жители. Слава о «Джозефе-чудотворце» распространилась далеко за пределами Нью-Йорка. Вблизи пустыря можно было видеть специально зафрахтованные автобусы с пилигримами из Нью-Джерси, Филадельфии и даже отдаленного Кливленда.

Бедный Джо не был в восторге от внезапно свалившейся на него славы «чудотворца». В газетах проскальзывали намеки на то, что мальчик устал от непомерного бремени, которое возложили на него ловкие эксплоататоры религиозных чувств и суеверий. Сообщалось вскользь, что ему надоели чудеса, паломники, фотографирование «паблисити». Но американская пресса, кроме левых газет, даже и не подумала выступить с разоблачением этой неслыханной мистификации, этого бесстыдного надувательства, совершавшегося в крупнейшем городе Соединенных Штатов.

Чтобы дать некоторое представление о том, что происходило в эти дни в квартире Витоло, приведу краткую, но весьма характерную выдержку из пространного, занимающего целую газетную полосу очерка о Джо. Корреспондент большой нью-йоркской газеты так описывает одну из сценок, ежедневно разыгрывавшихся в квартире, где жил «Джозеф-чудотворец»:

«Джозеф лежал на широкой кровати. Это был рябоватый, с оливковой кожей, маленький, хрупкий мальчик. Он смотрел хмуро и беспокойно. «Чудесный мальчик» выглядел, как любой другой девятилетний мальчуган в плохом настроении.

В комнату вошла монахиня в сопровождении молодой женщины с трехлетним ребенком на руках.

– Являлась ли вчера пречистая дева Мария? – спросила монахиня старшую сестру мальчика Ирэн.

– Да. Она разговаривала с ним. – О чем?

– О многом. Она сказала Джозефу, чтобы репортеры больше не фотографировали его.

Монахиня склонилась над Джозефом.

– Джозеф, прикоснись, пожалуйста, к ребенку. Он калека.

Джозеф насупился и ничего не ответил.

– Прошу тебя, Джозеф. – Глаза молодой матери наполнились слезами. – Прошу тебя, Джозеф, – повторила она, как эхо. – Только разочек.

Присутствовавшие в комнате родные также стали уговаривать Джозефа. Молодая мать протянула своего ребенка к мальчику, попрежнему лежавшему на кровати. Джозеф прислонился к спинке кровати, хмурый и молчаливый. Внезапно он вскочил, равнодушно прикоснулся рукой к ноге ребенка и выбежал в соседнюю комнату. На лице молодой матери появилась счастливая улыбка».

Как видно из этого проникнутого умопомрачительной серьезностью отрывка, чудеса так опротивели бедному Джо, что было не легко заставить его в тысячный раз прикоснуться к чужому искалеченному телу.

Возникновение Лурда со всеми его аксессуарами, да не в XIX веке, а в наши дни, и не в каком-то французском горном захолустье, а в Нью-Йорке, под сенью небоскребов, заинтересовало меня. Я решил хотя бы бегло посмотреть, что это такое.

Невзрачный поезд невзрачного метро с лязгом и грохотом мчит меня из Манхэттэна в Бронкс. Выйдя из метро я нанимаю такси. Когда я называю шоферу Вилла-авеню, он понимающе смотрит на меня и восклицает:

– А, вам к святыне! Вы у меня не первый сегодня. Машина идет по кварталам, населенным нью-йоркской беднотой. По обеим сторонам улиц тянутся деревянные и каменные дома, по преимуществу небольшие, старые, давно не ремонтировавшиеся. То тут, то там встречаются еще не застроенные участки, заросшие сорняками, а иногда заваленные потемневшими от времени бревнами и кирпичами. На улицах или во дворах протянуты веревки для сушки белья – свидетельство того, что обитатели этого района не пользуются хвалеными благами американского механизированного сервиса.

Несмотря на ненастный вечер, на Вилла-авеню вокруг пустыря стоит толпа в несколько сот человек. В толпе снуют полицейские. Мужчины стоят с обнаженными головами, хотя холодный осенний дождь не прекращается ни на минуту.

Я стараюсь продвинуться ближе к объекту всеобщего внимания. Медленно и с большим трудом мне удается занять позицию, с которой виден небольшой, метра в два-три высотой, бугор возле дома Витоло. Бугор окружен изгородью, наспех сколоченной из ящичных досок. Между изгородью и бугром оставлено нечто вроде загона. Там тоже толпятся люди. Это уже не просто богомольцы, а люди, жаждущие исцеления. Среди них видны калеки на костылях и слепые.

На бугре возятся какие-то юноши с лопатами. Оказывается, они копают землю, мокрые комья которой тут же старательно собираются набожными богомольцами в носовые платки или в ладанки. За каждый комок грязи со священного бугра необходимо заплатить одному из юношей, очевидно кассиру этого своеобразного золотого прииска. «Святыня» существует уже двенадцатый день, реклама у нее поистине сногсшибательная. Поэтому импровизированное предприятие торгует довольно бойко. Никакой определенной таксы на отпускаемый «товар», видимо, не установлено. Но ведь и «товар» таков, что при его продаже любое доброхотное даяние, даже самое незначительное, является рентабельным.

Кроме юношей, торгующих грязью, вокруг бугра стоит стража из нескольких подростков, охраняющая «святыню» от возможных хищнических покушений.

Это проявление мелкой «частной инициативы» – лишь нарост на теле более обширного и хорошо организованного предприятия, которое покушается не только на кошельки, но и на души своих клиентов.

Вершины бугра почти не видно. Вся она уставлена статуэтками богородицы, распятиями, завалена букетами цветов. Из земли всюду торчат свечи. Как только дождь прекращается, коленопреклоненные богомольцы зажигают их одну за другой.

«Чудесного мальчика» пока еще нет. Он появится несколько позже, около семи часов вечера, в обычный час моления.

Неподалеку от меня стоят две пожилые женщины. Указывая на группу пилигримов, толпящихся за изгородью, одна из них говорит соседке:

– Посмотри, Бэтти, вон на ту седую даму. Я говорила с ней вчера, она из Буффало. Рядом с ней в передвижном кресле – ее дочка, она уже несколько лет больна детским параличом. Мать перепробовала все средства лечения, но ни одно не помогло. Теперь она привезла дочку сюда, в надежде на помощь Джозефа.

– Ну и что же?

Ей не везет. Вот уже третий раз она приходит сюда – и хоть бы раз Джозеф обратил на нее внимание. Все проходит мимо. Сегодня она сговорилась с папашей Витоло, который обещал помочь ей.

Бэтти сочувственно кивает своей собеседнице. Их разговор прерывается выходом Джо. «Чудесный мальчик» появляется очень странным способом. В доме Витоло неожиданно распахивается окно первого этажа, и на подоконник вскарабкивается Джо. Это не по годам маленький и тщедушный мальчик, без шапки и в слишком широком, видимо с чужого плеча, пиджаке. С минуту он стоит на подоконнике, глядя поверх толпы, затем спрыгивает на землю и попрежнему ни на кого не глядя, шагает прямо к бугру. Мальчишеская выходка «Джозефа-чудотворца» свидетельствует о том, что ему до смерти надоело благолепие, подобающее его новому положению. Но это нисколько не смущает экзальтированных богомольцев. Кто-то возбужденно вскрикивает:

– Вот он! Идет к святыне…

Все напряженно следят за тем, как Джо взбирается на бугор и останавливается перед статуэтками. Стоящий поблизости репортер пытается сфотографировать мальчика, по тот закрывает лицо руками. Я вспоминаю газетное сообщение о том, что богородица недавно запретила мальчику фотографироваться. На репортера шипят и шикают со всех сторон. Он поспешно ретируется.

Из стоящей за изгородью толпы богомольцев несутся возгласы:

– Прикоснись ко мне, Джозеф!

– Дотронься до моего ребенка, Джозеф!

– Помолись за меня, святой человек!

– Да благословит тебя бог, Джозеф!

Не обращая никакого внимания на эти возгласы, Джо становится на колени, молитвенно склоняет голову и пребывает в такой позе примерно полчаса. Все это время публика смотрит на него с необычайным благоговением. Многие молятся вслух или про себя. По окончании молитвы Джо поднимается, выхватывает из земли несколько свечей и бросает их в толпу. Богомольцы бросаются к свечам. При этом происходит свалка, чуть не переходящая в потасовку. Джо с явным интересом наблюдает эту сцену. Желая повторить удовольствие, он выдергивает еще несколько свечей и снова бросает их в толпу. Возникает новая свалка, с трудом прекращаемая полисменами. Я вижу, как здоровенный «коп» – так здесь иронически называют полисменов – сам поднимает свечу и с довольной улыбкой прячет ее во внутренний карман мундира. Другие счастливцы, завладевшие священными реликвиями, прижимают их к груди или набожно целуют.

С детской непосредственностью позабавившись над толпой взрослых фанатиков, Джо быстро возвращается в дом. На этот раз он проходит мимо паломников, стоящих в привилегированном загоне, небрежно касаясь протянутых к нему рук. Дома ему предстоит «исцелить» группу больных, допущенных туда по особой протекции и уж, конечно, за особую мзду…

Публика провожает Джо горящими глазами. Отовсюду несутся приветственные крики. Несмотря на то, что Джо скрылся и уже начинает смеркаться, толпа не трогается с места. Предполагается, что Джо появится еще раз. Тем временем юные коммерсанты возобновляют свою торговлю землей.

Все это выглядит как убийственный гротеск, как злейшая пародия на цивилизацию…

Мне не пришлось присутствовать при развязке этого фарса, которая состоялась через несколько дней.

Срок установленный богородицей для совершения чуда, истек. Наступил день, когда на пустыре должен был открыться чудотворный источник.

Задолго до наступления знаменательного часа тысячи легковых машин и автобусов запрудили шоссейную дорогу № 22 проходившую вблизи «священного» пустыря. Образовалась такая пробка, что полиция прекратила движение. Все близлежащие кварталы тоже были забиты машинами. К вечеру на улицах, примыкавших к пустырю, собралось по меньшей мере тридцать тысяч человек. В толпе находилось множество католических священников и монахов.

В семь часов вечера Джо вышел из дому, сопровождаемый родителями, братьями и сестрами. Семью Витоло окружали полицейские. В припадке религиозного экстаза толпа фанатиков могла нечаянно растерзать маленького «чудотворца» вместе с его присными. Кроме «личной гвардии» Джо, на пустыре было еще около сотни полисменов, с трудом сдерживавших напор толпы.

Джо преклонил колена перед статуей богородицы. Пока он молился, богомольцы, не обращая внимания на дождь и пронизывающий ветер, пели «Ave Maria» и в свою очередь читали молитвы.

Через полчаса Джо прекратил молитву, но недра земли не разверзлись, чтобы источить чудодейственную влагу. Произошел постыдный конфуз. Старший брат на руках унес домой растерявшегося мальчика. Сотни почитателей ринулись вслед за ним. Когда мальчик попытался ответить на сыпавшиеся со всех сторон вопросы, его сестра 1ереза зло прикрикнула на него:

– Замолчи, Джо!

Затем она громко заявила:

– Дева Мария сказала Джо, что больше не придет, ибо она завершила свой труд. Дева Мария запретила ему отвечать на вопросы…

Между тем толпа не расходилась. Люди стремились протолкаться к дому Витоло. Возникла неимоверная давка, Несколько человек были сбиты с ног и смяты, шесть женщин и двое мужчин потеряли сознание. У нескольких богомольцев начались сердечные припадки. Одна женщина впала в истерику. Патер, успокаивавший ее, сообщил потом, что она «увидела пречистую матерь, которая сказала ей что она матерь божия». Так в момент катастрофического провала одного «чуда» стали пробиваться ростки другого.

Толпа начала расходиться лишь после того, как полиция, опасаясь новых эксцессов, передала через рупоры своих машин короткое сообщение: «Джо Витоло не покажется больше ни сегодня, ни в другие дни. Предлагается всем разойтись по домам». Но сотни людей еще много часов спустя продолжали стоять перед «святыней».

Больше того, несмотря на позорный провал всей этой авантюры и бесследное исчезновение Джо, которого образумившиеся родители поспешили увезти в другой город, паломничество к пустырю прекратилось далеко не сразу. Еще долгое время сотни людей продолжали собираться вокруг злополучного бугра, становились на колени и слезно молили небо о ниспослании чуда…

Скандальный крах затеи с «Джозефом-чудотворцем» принес немало неприятностей тем, кто собирался нажить на этом большой религиозный капитал. Черные вороны католической реакции почувствовали облегчение лишь полгода спустя, когда новая сенсация затмила неумело проведенную затею с чудотворным источником на пустыре.

Для того чтобы рассказать об этой сенсации, нужно начать издалека.

В жаркий летний день 1850 года в селении Сент-Анджело, вблизи итальянского города Лоди, в северной Италии, жена крестьянина Агостино Кабрини родила дочку. Девочку назвали Франческой. Казалось, что в этом событии не было ничего необыкновенного. Однако проницательный наблюдатель уже и тогда заметил бы по меньшей мере два обстоятельства, предвещавшие, что это событие имеет основания стать не вполне обычным. Во-первых, роды произошли на два месяца раньше срока, а во-вторых, в тот момент, когда маленькая Франческа появлялась на свет, над домом Агостино кружилась стайка белых голубей…

И, оказывается, этот проницательный наблюдатель был бы прав. Почти через сто лет выяснилось, что болезненная девочка Франческа Кабрини предназначалась всевышним на роль «святой» и не где-нибудь в захолустной Европе, и без того изобилующей всевозможными «святыми», а в Соединенных Штатах. Правда, Франческа Кабрини, ставшая монахиней и переселившаяся в Америку для совершения религиозных подвигов, при жизни не пользовалась никаким почетом. «Отцы» и «матери» католической церкви нещадно помыкали ею. Но после смерти ее дела внезапно пошли в гору.

Дело в том, что католическая церковь в Соединенных Штатах до последнего времени недопустимо отставала от европейской. В ее активе не было ни одного, даже самого захудалого «святого», ни одного «чуда», если не считать скандального провала с Джо Витоло. Такое положение было нетерпимо. Америке давно следовало внести свой собственный – и не только денежный – вклад в общее дело процветания католической церкви. Надо было во что бы то ни стало найти кандидата в «святые», мало-мальски пригодного для канонизирования. Тут-то и пригодилась незадачливая «мать Кабрини».

По канонам католической церкви, причисление к «лику святых» является делом сугубо официальным. Подобный акт, согласно этим канонам, может состояться только через пятьдесят лет после смерти кандидата в «святые». Но в случае с «матерью Кабрини» все происходило ускоренным темпом. Ватикан, за последнее время столь тесно связавший себя с американской реакцией, разумеется, пошел навстречу своим друзьям с Уолл-стрита и пренебрег некоторыми условностями. В результате католическая иерархия на скорую руку приписала покойной Франческе Кабрини два чуда: заочное исцеление слепоты у ребенка и излечение рака желудка у монахини.

Седьмого июня 1946 года, задолго до истечения необходимого в таких случаях стажа, «ввиду потребности в мощном духовном движении» (так говорилось в официальной мотивировке Ватикана), «мать Кабрини» была торжественно провозглашена «первой американской святой», а ее «мощи», хранившиеся в часовне на Манхэттэне, отныне стали «чудотворными». Так было положено начало новым святцам с фабричной маркой «Made in USA».

Католическая реакция взяла реванш: провалилась святыня в Бронксе, зато есть «святыня» в Манхэттэне.

История с «матерью Кабрини» служит лишь одним из проявлений «плодотворного» сотрудничества Уолл-стрита и Ватикана. Это сотрудничество с каждым днем становится все более тесным. Многие мероприятия Ватикана в Европе и Америке осуществляются за счет американских монополий. Майрон Тэйдор, считающийся личным представителем президента Трумэна в Ватикане, в действительности представляет там прежде всего Уолл-стрит, ибо является председателем финансового комитета моргановской монополии «Стальной трест Соединенных Штатов». В Ватикан часто приезжают и другие представители американских монополий, в том числе такие, как Аверелл Гарриман и Герберт Гувер. Благодаря этому сотрудничеству католическая церковь систематически укрепляет свои позиции в Америке. Ватиканская коллегия кардиналов, расширенная в декабре 1945 года до семидесяти членов, включает сейчас четырех американцев. Двое из них – Спелман и Стрич – снискали скандальную известность своей антисоветской деятельностью и выступлениями в защиту фашизма. Католическая церковь все более ориентируется на Соединенные Штаты, где она получает сильную политическую и финансовую поддержку со стороны правящих кругов. Влияние католической церкви в Америке очень велико. Оно осуществляется самыми различными путями. Назначаемая непосредственно римским папой, иерархия католической церкви состоит в США, помимо кардиналов, примерно из тысячи архиепископов и епископов и свыше тридцати тысяч патеров. Почти одна четверть общего их числа, то-есть 6 300 человек, являются членами зловещего ордена иезуитов. Эта черная армия мракобесов воздействует на население через школы, прессу, радио, различные благотворительные и общественные организации. Американская католическая печать насчитывает сейчас 350 газет и журналов с тиражом в девять миллионов экземпляров. В США имеется 22 католических университета, около 200 мужских колледжей, в которых обучается более 50 тысяч молодых людей, 102 духовные семинарии с семью тысячами учащихся. Кроме того, существуют специальные женские высшие учебные заведения: 39 колледжей, около 700 «академий», в которых учатся свыше 100 тысяч «сестер». Под покровительством католической церкви находится разветвленная сеть начальных школ (около 8 тысяч с 2 миллионами учащихся) и средних учебных заведений (2 тысячи с 300 тысячами учащихся). Кроме того, большое распространение имеют воскресные приходские школы, обслуживающие полтора миллиона учеников. Эти цифры не только показывают многообразие тех путей, которые католическая церковь использует для «обработки» американского населения, но и разоблачает лживость  ходячих утверждений, будто школа в Америке является светской и не зависимой от церкви.

Католическая церковь действует также через всевозможные религиозные ордена и общества, насчитывающие до пяти миллионов членов («Общество святого духа», «Общество воздержания» и т.д.). В Америке есть, наконец, и реакционные политические организации, замаскированные религиозной вывеской. К ним относится, в первую очередь, полуфашистский «Орден рыцарей Колумба» с шестьюстами тысячами членов. Деятельность всех католических организаций направлена против общественного и научного прогресса, против демократического движения трудящихся, в защиту господства эксплоататоров.

В этой своей деятельности католическая церковь, разумеется, далеко не одинока. Пожалуй, ни в одной стране мира нет такого изобилия религиозных сект, верований и культов, как в Соединенных Штатах. Большие города переполнены храмами и молельнями самых распространенных вероисповеданий и церквей: католической, епископальной, пресвитерианской, методической, баптистской и многих других. В провинции же существует и множество других, менее распространенных религиозных культов.

Официальная точка зрения, усиленно пропагандируемая в печати и по радио, лицемерно представляет этот небывалый расцвет всех видов религиозного мракобесия как «развитие высших форм духовной культуры на основе широкой демократии». На самом же деле это не что иное, как злонамеренная эксплоатация духовной отсталости населения. Но смельчаку, отважившемуся выступить с подобной точкой зрения, угрожало бы обвинение в разрушительных тенденциях. У него было бы много шансов сесть на скамью подсудимых в одном из современных «процессов ведьм», организуемых пресловутым «Комитетом по расследованию антиамериканской деятельности».