ПОД СЕНЬЮ КАПИТОЛИЯ

ПОД СЕНЬЮ КАПИТОЛИЯ

Результаты выборов 1984 года в конгресс никого не удивили: демократы потеряли пятнадцать мест в палате представителей, а республиканцы — два места в сенате. Одним словом, никаких сенсаций, примерно тот же расклад предсказывали наиболее опытные политические обозреватели.

«Наутро после шумного ажиотажа национальных выборов наступает похмелье, — подвел итоги избирательной кампании старейшина американской журналистики Джеймс Рестон. — Проблемы, которые ранее игнорировались, остались все так же лежать на столе, как и поступающие счета для оплаты».

Свое отношение к выборам в конгресс по–своему выразил водитель грузовика из города Сент–Луиса (штат Миссури) Уолтер Рэй. «Законодатели ничего не сделали для меня, — заметил он. — Почему я должен что–то делать для них?» На сей раз Уолтер Рэй, голосовавший на предшествующих выборах за республиканцев, не стал голосовать вообще. Попытаемся понять почему.

* * *

С наступлением осени каждого четного года активность конгрессменов достигает своего апогея. Именно в эту пору их можно чаще увидеть в избирательных округах и штатах, на телеэкранах и страницах печати, на трибунах, а то и просто на улице, пожимающих руки случайным прохожим. Аппараты законодателей начинают работать на полную катушку, и отнюдь не из–за того, что спал наконец летний зной: в первый вторник ноября их ожидают новые выборы.

Осенью каждого четного года борьба идет за все 435 мест в палате представителей и чуть менее трети мест в сенате. Это не означает, однако, полного обновления состава конгресса, ибо обычно с насиженных мест никто уходить не хочет, и после выборов многие из них остаются за теми, кто уже оккупировал офисы на Капитолийском холме два, четыре, шесть лет назад. Чтобы удержаться, нужно лишь приложить некоторые усилия по дискредитации соперника из другой партии, пожать больше рук, выступить чаще по телевидению, отказаться от сна, но не от «паблисити». Этим и занимались кандидаты в конгресс, разъезжавшие по стране в погоне за голосами избирателей.

И республиканцам, и демократам приходилось довольно туго. Первым хвастаться было нечем — девятимиллионная армия безработных, застой во многих отраслях промышленности, выросший до астрономических цифр дефицит платежного баланса, скачущий заметный уровень инфляции. У демократов положение было менее уязвимо, но далеко не самое выигрышное, а преимущество больше психологическое: их предвыборная стратегия — критика всего, что делало в экономической области правительство республиканцев. Посему демократы в ходе предвыборной кампании выбросили лозунг «Все несправедливое — это республиканское!». Однако своей конкретной экономической программы, которая существенно отличалась бы от республиканской, у них не было.

Прислушиваясь к словесной перепалке между кандидатами двух крупнейших политических партий, можно было подметить и еще одну характерную деталь. Хотя психологическое преимущество было на стороне демократов, республиканцы чаще выступали на телевидении, их рекламно–пропагандистская деятельность явно нейтрализовывала усилия соперника. Секрет успеха прост: за три месяца до выборов в фонды республиканцев поступило 146 миллионов долларов, а демократы в своей партийной казне не насчитали и 20 миллионов. К выборам, как и ожидали, финансовое превосходство правящей партии стало еще заметнее — в основном за счет пожертвований крупного бизнеса, не скрывавшего своих партийных симпатий. Торговая палата США, например, прямо рекомендовала корпорациям поддержать девяносто восемь конкретных кандидатов в конгресс от республиканцев и лишь одного от демократов. Борьба двух крупнейших буржуазных партий, по существу, превратилась в борьбу кошельков.

«Для республиканцев политика — это бизнес. Для демократов — удовольствие», — заметил один из знатоков американской политической кухни. Однако многим законодателям, получившим место в конгрессе, удается совмещать одновременно и бизнес, и удовольствие.

Что общего между конгрессменом и торговцем подержанными автомашинами? Политический сатирик Рассел Бейкер подсказывает: «Оба страшно не хотят, чтобы кто–то заглядывал «под капот» и обнаруживал там дряхлый генератор, уже давно не способный дать ни одной свежей искры». Видимо, следует добавить еще, что оба тщательно скрывают дефекты не только в «системе зажигания».

Применив к конгрессменам «трихирологию», или очень ходовое сейчас в Америке учение о «жизненной кривой», обнаруживаешь и у них свои «биоритмы». Так, например, весьма любопытное явление происходит с кривой количества судебных разбирательств, возбуждаемых против членов палаты представителей и сенаторов. За тридцать лет с 1941 года серьезных скандальных историй зафиксировано пятнадцать, то есть одна в два года. В последующее десятилетие угроза возбуждения судебных дел нависала уже в среднем над тремя конгрессменами в год. Кривая, что называется, резко поползла вверх.

В чем же обвиняли «мистера неподкупного»? Во взяточничестве, в прикарманивании казенных денег из фонда избирательных кампаний, получении завышенного жалованья и других финансовых злоупотреблениях. К злату страсть на Капитолийском холме питают все, но одни стараются это делать «в рамках закона», другим не удается балансировать, и они оказываются вне оных. Сенатора–демократа из штата Нью–Джерси Гаррисона Уильямса, скажем, попутал не просто бес, а «арабский бес»: он заключил крупную закулисную сделку с арабским шейхом, роль которого, как оказалось, исполнял американец, агент ФБР, не знавший ни слова по–арабски. Разоблачение завершилось позорным возвращением сенатора в его родной штат, хотя истинное его место, если вспомнить Марка Твена, «на каторжных работах с цепью и чугунным ядром на ногах».

Вести себя «в рамках» куда безопаснее и, может быть, даже выгоднее. В последнее время конгрессмены только и говорили что о необходимости экономии правительством государственных средств. Между тем сами постоянно увеличивали свои представительские расходы и фонды на заграничные поездки. В одну из таких командировок отправились сразу четырнадцать законодателей, не считая их помощников. Намерения у них, судя по заявлениям, были серьезные — «определить масштабы деятельности советского Военно–Морского Флота». До сих пор никто не знает, что им удалось выяснить, но доподлинно известно об их шикарной жизни в Сингапуре, Бомбее, Каире и Афинах, стоившей налогоплательщикам около трети миллиона долларов. Они еще поскромничали: другие в такие поездки берут свои семьи, предпочитая задерживаться подолгу на гавайских и западноевропейских курортах. Закупками для них «сувениров», их обслуживанием занимаются обычно американские посольства, и, естественно, за казенный счет. Источник доходов хоть и небольшой для конгрессменов, но надежный, а главное — «в рамках закона».

Все рекорды по нарушению «правил игры», бесспорно, побил член палаты представителей от штата Нью–Йорк Джон Мэрфи в период своего пятнадцатилетнего пребывания на Капитолийском холме. Он оказался замешанным вместе с другими конгрессменами, республиканцами и демократами, в крупной финансовой сделке с «арабским шейхом». До этого ему удавалось скрывать аналогичные махинации с никарагуанским диктатором Сомосой, главарем американской мафии Томасом Гамбино, южнокорейской разведкой и другими не менее сомнительными клиентами. Мэрфи настолько входил в раж, что у него не хватало времени появляться на заседаниях палаты, даже когда речь шла о предоставлении федеральной финансовой помощи его родному штату Нью–Йорк.

Финансовые нарушения, допускаемые конгрессменами, сопровождаются «моральными издержками». Буйные попойки в компании с «девочками по вызову» довольно часто заканчиваются для них семейным скандалом. Как стало известно, некоторые законодатели в интимной обстановке общаются и с мальчиками–пажами, обслуживающими заседания обеих палат. Спикеру О’Нилу пришлось начать расследование, вскоре, однако, зашедшее в тупик.

* * *

Можно ли утверждать, что деятельность американских «народных избранников» отражает углубляющийся кризис институтов государственной власти, работающих преимущественно для имитирования усилий по решению социально–экономических проблем? Во всяком случае, конгресс каждого нового созыва по пробуксовке оставляет далеко позади все предыдущие. Летаргия конкретного дела стала повседневной практикой на Капитолийском холме. Количество направленных на подпись президенту законопроектов или объем протоколов заседаний обеих палат отнюдь не показатель результатов их деятельности. К конструктивным решениям таких острых проблем, как более справедливое распределение доходов, инфляция, безработица, бюджетный дефицит, социальное обеспечение, конгрессмены даже близко остерегаются подходить: сложившаяся государственно–монополистическая машина таких решений просто не потерпит и никто не осмелится подбрасывать песок в ее шестеренки, тем более что машина действительно буксует и двигатель перегревается. Стычка законодателей с исполнительной властью всего лишь показная, внешняя демонстрация независимости конгресса.

Известно, какой оживленный диалог ведут законодатели с администрацией по вопросам военно–политическим, однако трения, если и случаются, никогда не выходят за рамки «негативного равновесия». Достаточно вспомнить хотя бы дебаты по ограничению стратегических вооружений, ассигнованиям на ракетные системы MX и «Трайдент», обсуждение планов милитаризации космоса в рамках «стратегической оборонной инициативы». Интересы администрации и конгресса не столько сталкиваются, сколько совпадают по всем главным внешнеполитическим направлениям деятельности Белого дома и его военной стратегии. Расхождения касаются лишь второстепенных аспектов и небольших разногласий относительно размеров ассигнований, не более того.

Формально президентские полномочия по объявлению и ведению войны ограничены разрешением конгресса, которое должно быть получено до начала боевых действий. Ограничение есть и в конституции, предоставляющей конгрессу исключительное право объявления войны, фигурирует оно и в соответствующих резолюциях законодательного органа страны. Есть и принятый конгрессом за подписью президента закон о нейтралитете, согласно которому преступлением квалифицируются любые действия по подготовке, организации и началу враждебных действий против страны, с которой США формально поддерживают мирные отношения. Но кто в конгрессе возвысил свой голос против нарушения администрацией этого закона в отношении Никарагуа, не говоря уже о беззащитной Гренаде?

Много, очень много принято законодателями резолюций, косвенно ограничивающих военную поддержку США тех стран, где не соблюдаются права человека. Но и к ним редко кто апеллирует, когда речь заходит о военной помощи антинародным режимам в Сальвадоре, Чили, Гондурасе, Южной Африке.

Слова, дела и резолюции. Как не согласуются они между собой, если отбросить предвыборную политическую трескотню и посмотреть фактам в лицо. Причины же такой нестыковки — в общности стратегических и классовых интересов Белого дома и конгресса и одновременно в кровной заинтересованности большинства законодателей сохранить за собой теплое местечко под сенью Капитолия. Чутье профессиональных политиков подсказывает им: легче оправдываться, когда всю ответственность за внешнеполитические дела можно скинуть на президента, при случае даже упрекать Белый дом в узурпации власти. Любая же занятая конгрессменом принципиальная позиция чревата риском для его личной карьеры. Постоянная, непреходящая забота добиться переизбрания настолько затмевает все остальное, что становится альфой и омегой его деятельности и даже образа мышления. Конгрессмен понимает, что переизбрание зависит прежде всего от того, насколько успешно ему удается отстаивать интересы «групп давления» бизнеса и состоятельных избирателей, на чью финансовую поддержку он может рассчитывать в предвыборной кампании. И посему он изо всех сил старается добиться конкретных выгод для наиболее крупной финансовой или промышленной группировки, находящейся в его избирательном округе или штате.

С тех пор, когда голоса конгрессменов покупали за мешочки с золотым песком и ночные развлечения с платными красотками, прошло много времени. Методы подкупа стали куда более изощренными, лоббизм, или умение влиять на законодателей, превратился в одно из основных средств давления. Ныне обходительные джентльмены закидывают свои невидимые сети где–нибудь в престижном гольф–клубе, предпочитая оказывать «тонкое воздействие». Сенатор Дуглас, например, так описывал эту хитрую технологию: «Соблазнитель обычно не прямо дает деньги конгрессмену, а путем ряда услуг пытается внушить ему такое чувство личной обязанности, чтобы тот постепенно перестал сознавать свой общественный долг и проникся убеждением, что он прежде всего лично обязан своим благодетелям и покровителям».

По своему воздействию на законодателей толкачи военно–промышленного комплекса затмили даже израильское лобби. Ассигнования на военные нужды признаны в конгрессе «святая святых»: можно и нужно считать каждую тысячу долларов на помощь нуждающимся семьям, но торговаться о миллиардных расходах Пентагона равносильно национальному предательству. Да и кому хочется навлекать на себя гнев поставщиков военного ведомства, которые могут в любой момент закрыть заводы в избирательном округе, отказать конгрессмену в финансировании его предвыборной кампании. Кстати, очень ловко лоббирует сам Пентагон: нужных ему конгрессменов зачисляет в запас и направляет в служебные командировки в такие крупные «военные центры», как Париж, Лондон, Рим и Гонолулу…

Добавьте ко всему этому политический нажим, местнические интересы, алчность военно–промышленных корпораций, личные связи, кумовство, и станет еще очевиднее, почему конгресс не может и не хочет ограничивать гонку вооружений. Отсюда — и главная причина непоследовательности и зигзагов тех конгрессменов, которые публично высказывались, например, за замораживание ядерных арсеналов. Отсюда — и уверенность Белого дома в том, что конгресс, прозванный иронично «беззубым аллигатором», не осмелится помешать проводимой администрацией политике «с позиции силы».

* * *

Итак, выборы прошли. Но из кого же пришлось американцам избирать своих «слуг»? Сенат стабильно остается «клубом миллионеров»: из ста сенаторов около половины прямо заявили о своем более миллионном состоянии. Их подавляющее большинство — представители богатейших семей страны, крупнейших корпораций и юридических фирм и все без исключения — владельцы крупной недвижимой собственности и солидных пакетов акций.

Пользуясь лазейками в принятом ими же законе об этике, члены сената не заявляют о своих инвестициях в акционерных компаниях, а у многих они составляют довольно круглую сумму. Известный как один из самых богатых сенаторов, демократ из штата Массачусетс Эдвард Кеннеди не фигурирует официально среди миллионеров, ибо большинство его активов вложено в акционерные компании. Правнук основателя компании «Стандард ойл» и, наверное, самый богатый из членов конгресса Джон Рокфеллер из штата Западная Виргиния заявил о своих активах на сумму «чуть больше четырех миллионов долларов». В действительности же они оцениваются в сто пятьдесят миллионов долларов или даже больше.

По замыслу основателей американской республики, палате представителей отводится роль «прямой защитницы интересов народа». Завет соблюден весьма относительно — в отличие от сената в нижней палате только двадцать миллионеров. Традиционно туда входят также представители привилегированных слоев населения, две трети из них владеют акциями или получают вознаграждения за услуги, оказываемые корпорациям в том деле, которое им ближе по роду законодательной деятельности. По профессии это преимущественно юристы, многие сохраняют частную адвокатскую практику даже после избрания в конгресс. Формально им запрещено получать вознаграждения, если оказываемые ими услуги могут повлиять на деятельность федеральных властей, и некоторые действительно не получают, попросту откладывая их получение до ухода из конгресса.

Около трети членов палаты представителей — владельцы банков, фирм, директора компаний. Каждый пятый, как правило, лично участвует в финансовых операциях банков своего штата, и девять из десяти имеют акции в банках или в каких–либо кредитных ассоциациях. Среди представителей других профессий есть врачи, журналисты, администраторы. В свое время было объявлено о создании в палате группы законодателей с «рабочим прошлым». В нее вошли бывшие бармен, боксер–тяжеловес, сотрудник типографии, стекольщик, капитан речного катера. Ныне в палате представителей нет даже и таких «рабочих».